Яркие фонари «Бродвея» остались за спиной, темнота поселковой улицы распахнулась навстречу. Под ногами противно зачавкало. Вадька плюхнул ногой в здоровенную лужу, сдавленно ругнулся и включил фонарик.

– Вроде здесь, – неуверенно предположила Мурка. – Или на соседней улице?

– Так здесь или на соседней? – раздраженно поинтересовался Вадька. В ботинке было полно воды, и теперь нога леденела в мокром носке.

– Я же специально не присматривалась! – возмутилась Мурка. – Кто знал, что ты решишь провода перерезать!

– Для собственного удовольствия я это делаю, что ли? Нам надо время выиграть!

– Ну ночь мы выиграем, ну, день. В самом лучшем случае – до конца выходных. Потом все разъедутся, и как станем искать?

Вадька хмыкнул:

– Я тебя сразу успокою – если до конца выходных не найдем, можно уже и не искать. Безнадега.

– Но мы ведь найдем, Вадечка? – испуганно, так непохоже на обычно бесстрашную Мурку, прошептала девчонка.

– Не знаю, – тяжко вздохнул Вадька. – Похититель вон какой супермен, а мы кто? Детвора.

– Но другие дела мы распутывали! Те преступники тоже думали, что они и взрослые, и хитрые, и сильные, а мы их – раз!

– Те все местные были, а тут целый международный заговор: и американцы, и японцы, и негры. И еще скелет бегает – думаешь, просто так?

– Мы тоже международное агентство, – не сдавалась Мурка. – У нас Большой Босс есть, заграничный компаньон.

– О котором мы, кроме его ник-нейм, ничегошеньки не знаем. И от которого сейчас сами себя отключим намертво. Вот он, щит.

Из темноты выплыл угол здания, а на нем – короб, запертый на тяжелый висячий замок. Вадька вытащил из сумки неизменную связку отмычек и принялся шуровать в замочной скважине.

– Заржавел, зараза. Мурка, ты по сторонам смотри, увидят нас поселковые, точно шею намылят.

– Мы ничего плохого не делаем, – поджала губы Мурка, но все-таки повернулась к Вадьке спиной и принялась внимательно поглядывать в глубину улицы.

– Как же, не делаем. Замок раскурочили. – Послышался тихий щелчок, и пыхтящий от натуги Вадька с трудом выдернул дужку замка. Дверь короба открылась, и свет Вадькиного фонаря заметался по разноцветным проводкам телефонного щита. – Сейчас весь поселок без связи оставим.

– Зачем весь? – встревожилась Мурка. – Ты только нашу улицу отключи, и все!

– Да здесь проводков – сотня! – возмутился Вадька. – Откуда я знаю, которые ваши, а которые нет.

– Нехорошо как-то… даже и не знаю… – смущенно протянула Мурка.

– А не знаешь, так и помалкивай, – решительно ответил Вадька, зажал фонарик в зубах и быстро принялся перерезать разноцветные проводки один за другим. Мурка только жалостливо вздохнула и промолчала.

Последний, ярко-желтый, провод лопнул под ножом. Вадька захлопнул дверь и аккуратно защелкнул замок.

– Чем позже разберутся, тем лучше. – Вадька перебросил свет фонаря на дорогу. – Сматываемся, пока не застукали.

– Считай, застукали, – донеслось из мрака.

Тьма ожила, наполнилась шагами, приглушенным дыханием, тихим и зловещим присутствием, невидимым, неслышимым, но четко ощутимым. Зыбкие, размытые силуэты мелькали, перемещались у самого края светового пятна.

– Кто? Кто здесь? – испуганно, почти срываясь на визг, вскрикнул Вадька. Сумка упала на асфальт, разбрызгивая осеннюю грязь. Фонарик в его руке беспорядочно заметался, выхватывая из темноты лужу на асфальте, магазинную вывеску, забор, старый почтовый ящик, насмешливо улыбающееся мальчишеское лицо…

– Чего орешь, как недорезанное порося? – протянул уже знакомый высокий мальчишка, тот самый, что повстречался им утром.

Задыхаясь от облегчения, Вадька привалился к стене дома. От счастья хотелось орать и прыгать, вот только ноги не держали. Поселковый! Живой, настоящий, не скелет какой-нибудь. Не набросится из мрака и не сожрет. Разве что морду набьет за перерезанный провод телефона. А морду набить может, он тут не один, за спиной с пяток дружков. Вадька почувствовал, что счастье в душе быстро убывает.

– Какого лешего по нашей территории шляетесь? – лениво поинтересовался мальчишка. – Своей улицы мало?

Мурка и Вадька облегченно переглянулись – не знают! Вадькиных манипуляций с телефоном не засекли, может, еще и удастся выкрутиться.

– Да мы… э-э… как-то так… – принялся мямлить Вадька.

– Всю ночь по улицам шатаетесь? – глядя исподлобья на окружившую их компанию, поинтересовалась Мурка.

– Мы у себя дома: хотим – шатаемся, хотим – спим, – отрезал мальчишка.

– А они к нам за советом пришли, – хмыкнула девчонка в выцветшей куртке, выглядывая из-за плеча высокого, – чем своего гуся кормить.

– Правильно, – неожиданно обрадовалась Мурка. – Не спали, ворочались, потом не выдержали – пошли совета спросить, а то до утра не доживем. Только не насчет гуся, а насчет коровы. Вот тебя чем дома кормят?

Девчонка на мгновение задумалась, потом заключенное в Муркиных словах оскорбление дошло до сознания.

– Ах ты! – Задохнувшись от гнева, девчонка прыгнула на Мурку, растопырив пальцы, словно когти хищной птицы.

Быстрое гибкое движение, и Мурка шагнула в сторону. Разъяренная девчонка пронеслась мимо, споткнулась о брошенную Вадькой сумку и, будто подрубленное дерево, начала валиться носом в ближайшую лужу. Она отчаянно вскрикнула, выбросила вперед руки, стараясь смягчить неизбежное падение, и… зависла в воздухе, почти касаясь грязной воды вытянутыми пальцами.

– На ноги встанешь или так и будешь висеть? Тяжело ведь! – пропыхтела Мурка, изо всех сил упираясь ногами в асфальт и продолжая удерживать девчонку за воротник куртки.

Одним широким шагом высокий мальчишка подскочил к ним, тоже вцепился в ворот и поставил свою ошалевшую подружку на ноги. Полузадушенная впившимся в шею воротом девчонка судорожно закашлялась.

– Ты как увернулась? Быстро так! И поймать успела. Зачем? – с любопытством глядя на Мурку, спросил парень.

– Нет, он еще спрашивает «зачем», – возмутилась Мурка. – Если это у вас местный обычай – по лужам мордами, то не стесняйтесь, начинайте. Не будем вам мешать.

И, быстро проскочив мимо столпившейся вокруг кашляющей девчонки компании, Мурка нырнула в темноту.

– Ходу, пока не очухались, – на бегу бросила она Вадьке. Тот, подхватив сумку, ринулся за ней.

– Эй, стойте, – донеслось вслед. – Стойте, вам говорю!

Но ребята, не оглядываясь, неслись по темной улице, разбрызгивая грязь.

Задыхаясь, они влетели в калитку Муркиного дома и устало привалились к забору.

– На джинсах две тонны грязи, я теперь век не отчищусь, – все еще хрипло после недавнего бега сказал Вадька и заковылял ко входу. Навстречу немедленно вынырнули четыре тени – две побольше, одна поменьше и одна совсем маленькая, но с крыльями.

– Как прошло? – с тревогой спросила Кисонька.

– Под конец на местных напоролись, но обошлось. А здесь?

Прежде чем кто-либо успел ответить, Вадька вдруг предостерегающе вскинул руку:

– Слышите? Что это?

Из глубины дома неслись странные звуки: какой-то подвывающий стон прерывался резким шипением, будто воздух выходил из плохо закрученного крана. Потом раздавался задушенный всхлип, который снова сменялся стоном.

– Он здесь, – прошептала Катька, судорожно прижимая к себе гуся, словно пытаясь спрятаться в его перьях. – Скелет забрался!

Компаньоны вновь невольно подались друг к другу, сбились в плотную кучку.

– Страшно как воет! – голос Кисоньки дрожал.

– Воет, – кивнул Вадька. Потом сказал: – Э, погодите, скелет выть не может!

– Как это не может, а это что?

– Что угодно, только не скелет! Чтобы выть, надо легкие иметь и горло, а у скелета ничего такого нет. Нечем ему выть – анатомии не хватает.

– Анатомию мы еще не проходили, – буркнула Катька. – Раз не скелет, пошли смотреть, кто там воет.