— Ты что ли Потапов будешь? — строго спросил он у меня, вытирая пот со лба.

— Я, — ответил я, не ожидая ничего хорошего.

— Пойдёшь со мной, — продолжил тот, беря меня за предплечье.

— А куда и зачем? — попытался выиграть время я.

— Там всё узнаешь, — буркнул он, выводя меня с территории мельницы.

Напоследок я успел сказать апостолам, чтоб помогли Лёшке с дровами, а я, мол, скоро вернусь. Не факт, конечно, что скоро, и не факт, что вообще вернусь, но пусть думают позитивно. Шли мы недолго и ушли недалеко, в местное отделение полиции, она было на углу Благовещенки и Монастырского переулка, который круто в гору уходил. Полицейский завёл меня внутрь, посадил на стул и сам сел напротив и тут уже счёл нужным представиться:

— Пал Кузьмичом меня зовут, городовой я этого участка. Расследуем дело о двойном убийстве.

— Да вы чё? — сделал я вид, что удивился, — и кого убили?

— Об этом весь город уже знает, неужели не слышал? — ответил он.

— Да когда мне слухи слушать, я ж со вчерашнего дня на службе у Башкирова состою, весь в заботах и в работе.

— У Матвей Емельяныча? — переспросил городовой.

— Точно так, у него, с испытательным сроком правда, но надеюсь, что оправдаю доверие и на постоянку перейду скоро.

— Ладно, слушай мои вопросы и отвечай быстро и без запинок. С убитыми был знаком?

Я внутренне усмехнулся такому непосредственному разводу.

— Если назовёте, кого убили, тогда отвечу, а пока ничего не могу сказать.

— Убиты городовой же участка улицы Рождественской Кавун Иван Данилыч и трактирщик-целовальник с той же улицы Рукомойников Спиридон Михалыч.

— Ну надо же, — сделал я предельно скорбный вид, — на днях обоих видел в здравии…

— Значит знал и того, и этого?

— А я и не отпираюсь, знал конечно. Ну вы сами посудите, как мне не знать Рукомойникова, когда он у нашей семьи дом отжал… а с Кавуном мы недавно беседовали за жизнь, он к нам в коммуну приходил посмотреть, что там и как.

— Он тебя предупреждал насчёт оружия?

— Какого оружия? — решил закосить под дурачка я, — если это про арбалеты, то мы ни одного ещё и не сделали…

— Кончай ваньку-то валять, — повысил голос Пал Кузьмич, — он тебе про наганы говорил, мне пристав всё рассказал.

— Ааа, это… — протянул я, выигрывая время, — это было, но там же недоразумение какое-то получилось. Это Спиридон ему нажаловался, что я у него что-то там вымогаю и наганами угрожаю, а на деле ничего у меня не было, кроме дырки от бублика, Спиридону что-то показалось.

— Вот с этого места давай всё подробно рассказывай — что показалось Рукомойникову, о чём говорил с тобой Кавун и всё остальное тоже.

Я пожал плечами и вывалил городовому всё без утайки — чего мне скрывать-то было, ну кроме того, что позапрошлой ночью конечно произошло. Тот задумчиво смотрел то в окно, то мне в глаза и ни разу меня не перебил, что само по себе было не слишком хорошим признаком.

— Слишком много ниточек на тебе сходится, — наконец открыл он рот, — в том числе и то, что убиты они оба из пистолета системы наган, пули из обоих мы извлекли и проверили.

— А про Сулейку вы слышали? — спросил я у него почему-то шёпотом.

— Да сказки всё это для малолетних детишек, — в сердцах ответил он, — убили Сулейку позапрошлым летом, я сам тело видел, пять дырок в нём было, три в груди, две в голове. После такого не бегают по городу и не стреляют.

— Я вот люди говорят, что там ещё и кошки какие-то были? — спросил я, — а это верный признак Сулейки, он, ну когда живой был, вроде бы таких кошек всегда подбрасывал…

— Бешут люди, — отрезал городовой, — а что кошки там были, так это кто-то решил закосить под Сулейку, вот и вся недолга… вот я и думаю, а не ты ли этот таинственный кто-то?

— Сами посудите, дядя Павел, — жалобно отвечал я, — мне ж шестнадцать лет всего, откуда это всё мне в голову прийти могло?

— Вот и я думаю, как это тебе могло в голову прийти? — задумчиво сказа он. — Дом твой, где эта коммуна была, я обыскал, два раза, ничего не нашёл, но это тебе оправданием послужить не может. И ещё один вопросик, что тебя связывает со старцем Серафимом?

— Каким Серафимом? — испугался я.

— Обычным, который вон там ниже по течению живёт. Тебя видели, как ты к нему ходил.

Ну думай, голова, сказал я сам себе, а то ведь засыпешься…

— Грехов много, — только и смог придумать я, — ходил исповедаться, чтоб отпустил он, значит, мне эти грехи.

— Ой врёшь ты всё, пацан, — покачал головой Кузьмич, — вижу, что врёшь, но складно. В общем мы так с тобой сейчас поступим, сокол ты ясный, посажу я тебя в кутузку до завтрева, а завтра видно будет.

— Да за что, дядя Паша! — попытался пробить я его на слезу, — я ж ничего такого не сделал. Да и потом я теперь у Башкирова работаю, живу в общежитии при мельнице, куда я оттуда денусь — по первому зову приду и расскажу, что вам там ещё понадобится.

— Я сказал, сядешь, значит сядешь, — жестко припечатал городовой ладонь к столу, — пошли, это недалече.

— Ну хоть разреши весточку своей бригаде передать, а то ведь они меня искать начнут, пойдут к Башкирову, зачем вам эта канитель?

— Весточку я сам передам, а ты иди вперёд и не оглядывайся.

Короче говоря, граждане, засунули меня в городскую каталажку, которая была на том берегу реки рядом с ярмаркой. В камере, куда меня определили, сидело, лежало и стояло ещё с десяток оборванцев, а среди них мой старый знакомый Ванька Чижик, вот радость-то какая.

— Ну шо, Потап или как там тебя, — обрадованно сказал Чижик, — вот мы и встренулись на кривой дорожке. Молись теперь богородице, чтоб в живых тебя оставила.

А сам он при этом пригнулся к земле и попытался изобразить боксерскую стойку, в цирке наверно насмотрелся. Мне стало почему-то смешно и я в ответ только и смог выдать:

— Богородице-то наверно всё равно, что со мной будет, а вот Сулейке и старцу Серафиму наверно нет…

Народ в камере, услышав страшное имя разбойника, как-то разом отхлынул к стенкам и посередине образовалось пустое место. А Чижику похоже уже всё равно было, он приготовился меня проучить, и ничего больше он слышать не хотел или не мог. Ну я пожал плечами и тоже встал в стойку, только не боксерскую, а дзюдо, когда-то все побежали этим делом заниматься вслед за президентом, ну и я тоже побежал, целых два года бегал. Итак, ноги на ширине плеч, вес тела перенесён на передние части стоп, колени и плечи расслаблены, спина прямая, мускулы живота и груди расслаблены… как-то так. Чижику, впрочем, и все мои стойки тоже по барабану были, он тяжело дышал, со свистом выпуская воздух изо рта и готовился дать мне по морде.

— Получи, гнида, — наконец выкрикнул он с одновременной прямой мне в челюсть.

Не попал, ясное дело, ушёл я влево с одновременным захватом его правой и толчком в левое плечо. Чижик упал и перекатился пару раз по полу, но быстро вскочил в полной готовности продолжить.

— Ну чё, может хватит? — спросил я на всякий случай, не ожидая положительного ответа, его и не последовало.

Вместо ответа он отчаянно замесил обеими руками поочерёдно, надеясь, что хоть один удар да попадёт куда-нибудь в цель. Но я аккуратно уклонялся в обе стороны и вниз, так что силы он расходовал совершенно напрасно. Один раз он сумел задеть мою скулу скользячком, потом мне всё это надоело и я элементарной передней подножкой швырнул его на пол, который был каменным, хотя и подстеленным немного соломой. Ванька на полминуты выключился из текущей реальности, так что я даже немного испугался, но сломал ли он чего важного при падении, но видимо сломать он ничего не сломал, а просто сильно ударился. Я протянул ему руку, поднял и посадил на нары, их тут много было понаставлено.

— Ну ты как, живой? — спросил я его, — ещё будешь меня учить или хватит?

Он потряс головой, потом лег на нары лицом к стене и в разговоре более участия не принимал, да и не очень-то и хотелось. Но взамен мне пришлось выдержать форменный допрос одного из местных сидельцев, который поманил меня пальцем в дальний угол, его мигом очистили посторонние… эге, видать это местный смотрящий, подумал я и поэтому пошёл за его пальцем без лишних вопросов.