Англия, 1813 год

Разгар лета…

Зазвучал свадебный марш. Джеймс Каннингтон занял свое место рядом с невестой и почувствовал, как дрожат ее пальцы, судорожно вцепившиеся в его руку. Торжественные звуки взметнулись к высоким сводам часовни, которая уже не одну сотню лет служила семейству Каннингтон.

Стоило лишь закрыть глаза, чтобы представить себе все союзы, заключенные в этом священном месте.

Неожиданно Джеймс почувствовал приступ тошноты.

Перед глазами у него все поплыло, от звуков музыки в висках застучало. Где-то в глубине здания музыка отдавалась приглушенным эхом, и казалось, эти низкие звуки больно бьют по натянутым до-предела нервам. Можно было бы все свалить на похмелье, однако Джеймс прекрасно понимал, что дело совсем в другом.

Только часть проблемы объяснялась прошедшим накануне бурным застольем, когда все собравшиеся без устали произносили в честь жениха полные энтузиазма тосты. Однако плохо ему было оттого, что на сердце лежала тяжесть.

Для всех эта свадьба была замечательным событием. Джеймс посмотрел на сияющее лицо стоящей рядом с ним девушки. Она ответила ему любящим взглядом. Наверное, сегодня ему положено чувствовать себя счастливым. Думать о любви, верности и вечном нерушимом союзе. Вместо этого, идя по неширокому проходу, он мог думать лишь о предательстве, ощущая стыд и неотступное чувство вины.

Его собственной вины.

Нет никакой необходимости вступать в брак, нашептывала ему поднимавшаяся из темных глубин души паника. Ведь он может просто выбрать наследника, может даже усыновить мальчишку-трубочиста, который все время болтается возле клуба. Нет никакой необходимости проходить через подобную свадебную пытку.

Он остановился перед приходским священником, с чувством обреченности взял руку невесты и вложил ее в руку жениха.

Какое счастье, что это свадьба его сестры Агаты, а не его собственная.

Месяц спустя…

Слабое сияние ближайшего уличного фонаря играло на шелковой коже великолепного обнаженного бедра. Длинное и стройное, цвета слоновой кости, оно было обрамлено рябью задранного нижнего белья и темными дразнящими чулками с подвязкой чуть выше колена. Только слабая вспышка, один эротический момент, но произведенный эффект был словно удар под дых.

Во рту у Джеймса Каннингтона стало сухо, и он резко остановился, прервав свой стремительный шаг. Его мозг словно застыл, а сердце от внезапного возбуждения, от самой неожиданности этого случайно открывшегося вида сливочной женской плоти застучало с совершенно сумасшедшей скоростью. Как давно он в последний раз видел обнаженную женскую ножку? Три месяца назад? Четыре?

Ничего не было с тех самых пор, как его любовница организовала его похищение. В ту ночь он возвращался домой, удовлетворенный и расслабленный очередным вечером потрясающего порочного удовольствия, которое доставили ему умелые руки самой дурманящей женщины на свете. На него напало больше разбойников, чем он мог бы одолеть в одиночку, и очнулся он уже пленником прелестной и лживой леди Лавинии Уинчелл, французской шпионки и убийцы-дилетантки. В конце концов ему удалось не только сбежать, но и сорвать план убийства премьер-министра. При этом воспоминании не до конца залеченное после пулевого ранения плечо заныло. Сейчас Лавиния, уповая на милость Короны, коротала время в застенке, но, если бы мнение Джеймса имело хоть какое-то значение, ее наверняка повесили бы за совершенные убийства.

В то время как его мысли блуждали по тропинкам неутоленных желаний, женщина, подняв свою стройную ножку, вид которой буквально ошеломил Джеймса, занесла ее над парковой, скамейкой. Похоже, она хотела заглянуть за высокую изгородь, которая служила границей парка, расположенного в центре площади, Джеймс с грустью увидел, как ярды нижних юбок и ткань длинной темной накидки, скрыли от его глаз самое сексуальное за все последние месяцы видение, которое стояло перед его глазами еще долю секунды, назад.

Какая жалость.

И тут он замер в полном недоумении. С трудом, отбросив, фривольные мысли, Джеймс заметил, что время уже довольно позднее. Сумерки давно сгустились настолько, что лишь фонари, горевшие на площади, рассеивали темноту.

Странно. Женщина, одна, в темном парке в центре Лондона. Конечно, это Мейфэр, островок богатства и элитарности, во даже здесь ночь таит в себе множество опасностей. Ведь в ту роковую ночь на него напали, в этом же парке.

Джеймс осторожно двинулся вперед и теперь полностью видел фигуру в темном плаще, чей силуэт вырисовывался на фоне теней изгороди. Женщина явно не видела его и не слышала его шагов. Очевидно, ее гораздо больше интересовало то, что находилось по другую сторону самшитовой изгороди.

Насколько. Джеймсу известно, единственным объектом за изгородью является дом. Его дом.

Двигаясь совершенно бесшумно, Джеймс подошел к женщине, которая в своей решимости увидеть, что именно скрывается за изгородью, поднялась на цыпочки.

– И что же мы высматриваем?

Когда за ее спиной раздался спокойный глубокий голос, у Филиппы Этуотер чуть не остановилось сердце. От испуга она отшатнулась. Поношенная туфля соскользнула с влажного камня, и девушка почувствовала, что падает. Но крепкие руки, уверенно подхватив Филиппу, тут же прижали ее к широкой мускулистой груди. Ее первой и, безусловно, естественной реакцией на столь неожиданные объятия было желание оказать немедленное сопротивление незнакомцу. Мужчина усмехнулся:

– И таким способом вы пытаетесь отблагодарить своего героя?

Хватка таинственного незнакомца не была грубой, однако высвободиться женщина не могла и затихла в его объятиях.

Он вновь засмеялся, и она ощутила тепло его дыхания. Черт побери! Во время борьбы капюшон ее накидки свалился, но растрепавшиеся волосы, к счастью, прикрыли ее лицо.

– Кто вы такая? – Мужчина произнес это тихо, но с явным подозрением в голосе. – Что делаете здесь в столь поздний час?

Филиппа продолжала хранить молчание. Как только мужчина ослабит хватку, ей хватит одного мгновения, чтобы освободиться. Этому Филиппа научилась за последние несколько месяцев, когда поняла, что ни один мужчина не пройдет мимо одинокой женщины.

Правда, Филиппе пришлось признать, что этот человек не выказывал намерения урвать недозволенную ласку. Прикосновения его крупных рук, как бы крепка ни была их хватка, оставались корректными – одной рукой мужчина держал ее за плечо, другой довольно вежливо, хотя и жестко, придерживал под локоть.

Филиппа почувствовала, как ее легко подняли, словно мужчина прикидывал ее вес. Сила незнакомца была бы пугающей, если бы не совершенно безболезненная хватка его мускулистых рук. На мгновение у нее возникло желание укрыться в этих надежных объятиях и в будущем, хотя бы изредка, иметь такую возможность. Рядом с ней так давно не было сильного человека.

– Вы не слишком разговорчивы, не так ли? Но это меня не беспокоит. Я могу простоять здесь хоть всю ночь.

Несмотря на то что это заявление должно было прозвучать как мягкая угроза, Джеймс осознал, что оно в некоторой степени соответствует действительности. Она была легкой как перышко. А возможно, все дело было в ощущении им женского тела. Ее благоухающие волосы разметались по груди и плечам Джеймса окутывая чувственной вуалью, которая даже бледным лондонским фонарям придавала агрессивно красноватый оттенок. Джеймсу безудержно захотелось зарыться лицом в эти волосы, почувствовать их на своей обнаженной груди…

Он хмыкнул и слегка сдвинулся, в результате бедро женщины прижалось к самой изголодавшейся части его тела. Судорожно сглотнув, Джеймс решил, что разумнее всего предоставить женщине возможность стоять на собственных ногах. Опустив руки, он мягко поставил ее на ноги, так и не отпустив ее плеч.

Вот так гораздо лучше.