На этой стадии мне следовало бы рассказать об одной из моих ошибок. То, что эти неудачи были сравнительно редки за всю войну, объясняется не столько моими способностями, сколько защищенностью моего положения. Но однажды утром к своему удивлению я нашел в почте, адресованной лично полковнику Николаи, письмо от одного из наших агентов в Англии, в котором лежал полный комплект ”синек” основных агрегатов танка! Я был поражен! Лишь по счастливой случайности полковник Николаи отправился на несколько дней в отпуск, потому письмо попало мне в руки, в противном случае секрет обязательно стал бы известен немцам, и они смогли бы строить танки, сколько им было бы угодно.
Мне нужно было воспользоваться случаем. Я не был уверен, видел ли кто-нибудь другой это письмо, довольно толстое и поступившее в штаб из Голландии, но я не задумывался над этим. Если бы мне задали какие-то вопросы, то я придумал бы объяснения — может быть, письмо потерялось или что-то еще, но я, мол, никогда его не видел. Несколько дней я очень волновался из-за этого дела — наверняка агент попробует написать снова, возможно, требуя платы за свой невероятный “улов”. Нужно было быть очень неловким, чтобы не придумать подходящую “сказку”.
Но мне не стоило беспокоиться. Через неделю я получил записку от Мэйсона, который после тяжелого ранения прошлой зимой был переведен на штабную должность в Военном министерстве, где работал под руководством генерала Джорджа Кокерилла в отделе специальной разведки. Он разработал способ связи со мной через одного бельгийского торговца в Льеже. Было договорено, что эта линия используется очень редко. Хотя риск разоблачения казался минимальным, я не хотел рисковать своим положением ради мелочей. Письмо Мэйсона было, на первый взгляд, именно такой чепухой. Вряд ли с его стороны было мудро отсылать его, но чувство юмора Мэйсона было таким сильным, что он не смог устоять от соблазна. Единственным недостатком было то, что такая почтовая связь занимала много времени, и письмо пришло на неделю позже, чем чертежи, посланные немецким агентом.
— Прекрасная шутка! — писал Мэйсон. — Мы вычислили одного из ваших агентов, который самым детским способом хотел получить чертежи наших новых танков. Ну, хорошо, мы дали ему эту возможность! Мы сами позаботились об этом! Они наверняка вскоре прибудут к вам. Я рассчитываю лишь на то, что немцы угрохают миллионы фунтов на постройку танков согласно чертежам, которые переслал вам ваш агент, а потом мне так хотелось бы взглянуть на их лица, когда они увидят, что танки не работают!
Да, это было великолепной шуткой! Мне тоже хотелось бы посмотреть на лица ответственных за этот вопрос немцев в такой ситуации. К сожалению, я уничтожил все ”синьки” неделю назад! Я полагаю, что мне следовало бы больше доверять нашим властям дома — хотя множество моих земляков, знакомых с нашей бюрократией во время войны, простят мне мою ошибку в оценках.
Тем не менее, я был собой очень не доволен. Мне подвернулась возможность полностью дезинформировать немцев, а я из-за своей спешки сам ее утратил. Почему я не сохранил чертежи где-то в укромном месте, вместо того, чтобы порвать их и сжечь? Я сердито шагал по комнате, напрасно пытаясь стукнуть самого себя. Впоследствии, через две недели мне подвернулась новая возможность, чтобы восстановить свою репутацию, и я схватился за нее обеими руками.
Предложение исходило от самого Людендорфа. Однажды утром он вызвал меня и спросил, смог ли я узнать все подробности о танках, которые ему требовались. Мне пришлось признаться в неудаче — я был зол на самого себя все это время. Мне не нужно было объяснять ему все мои трудности. Он знал их лучше меня, но в конце разговора он дал мне тонкий намек. Необходимость узнать больше об этих машинах становилась остро актуальной и, пусть он не сказал больше, но я не ожидая, пока он закончит фразу (если он хотел ее закончить), тут же предложил, что я могу сам попробовать поехать в Англию и предпринять самые решительные действия в этом направлении.
Таким образом, я снова направился в Англию. И одним из самых досадных событий моей жизни стал мой разговор с Мэйсоном, когда я признался ему, что разрушил его прекрасный маленький план.
— Теперь, — сказал я, — мы должны придумать что-то не хуже, или даже более эффективное. Так что с этими танками? — спросил я. — На что они хоть похожи? Я вспомнил, что никогда не видел ни одного, хотя по приказу полковника Николаи выехал однажды на Сомму, чтобы проверить, возможно ли организовать атаку, чтобы отбить Флер вместе с брошенными танками, лежавшими там в долине. Но местный командир обоснованно заявил мне, что шансы на успех такой контратаки равны нулю. Правда, однажды я мельком все-таки видел танк, но это было с самолета, летевшего на высоте много сотен ярдов, что значило, что я фактически не видел ничего. Потому я забросал Мэйсона вопросами, и он предоставил мне всю информацию, которой располагал.
— Но не похоже, чтобы они были настолько хороши, — сказал он. — По крайней мере, Генштаб просто яростно высказывался против них.
— Что! — воскликнул я. — Но это же абсурд! Я понимаю, что 15 сентября в бою участвовали всего несколько машин, но даже они нанесли немцам огромный урон.
— Ну, — продолжал он, — такова их позиция. Форбс рассказывал мне, что из Генштаба поступил длинный доклад, в котором доказывалось, что танки — ненужное и плохое изобретение. Почему?! Я знаю, что мы передали Министерству боеприпасов заказ на изготовление тысячи машин, а этот доклад рекомендует отмену заказа, который, как мне кажется, уже почти выполнен. Впрочем, давай пригласим Форбса и поговорим с ним.
Вместо этого, по моему предложению, мы сами пошли в кабинет Форбса. Если можно, мне хотелось бы самому взглянуть на доклад. Мне дали его почитать. В докладе танки были раскритикованы в пух и в прах. Они неэффективны и бесполезны, говорилось там, если резюмировать все несколько тысяч слов. Доклад заканчивался предложением полной отмены всей программы танкостроения. Военное министерство действительно согласилось с этим докладом и обратилось в Министерство боеприпасов с требованием отмены заказа на производство танков. Англии очень повезло, объяснял Форбс, что департаментом танкостроения в Министерстве боеприпасов руководил “временный офицер” — майор Альберт Стерн, хорошо известный финансист, не испытывавший ”дисциплинарного ужаса”, который парализовал бы волю кадрового военного. Получив приказ об отмене выпуска танков, он через голову своего шефа обратился прямо к Дэвиду Ллойд Джорджу, который в то время был военным министром, и, убедив Ллойд Джорджа в ошибочности отмены заказа, Стерн холодно сообщил Военному министерству, что не готов принять к выполнению приказ о прекращении программы.
(Не стоит и говорить, что майор Стерн получил награду за свои бесценные действия. При самой первой возможности майора сняли с должности — и контроль над департаментом танкостроения оказался в руках адмирала, который никогда в жизни не видел танк! Именно таким путем Англия кое-как “выкарабкивалась” в этой войне.) [19]
История Форбса была интригующей, но еще до того, как он ее закончил, в моем мозгу уже родилась идея. Мне нужна была только копия этого самого доклада. А еще лучше — оригинал, подписанный очень высокопоставленным офицером Генерального штаба. Если бы я мог взять этот документ и привезти его в Германию, тогда я точно исправил бы свою предыдущую ошибку. Ведь располагая таким докладом, Людендорф наверняка бы сбросил танк со счетов как полностью неудачную машину — и тем больший сюрприз ожидал бы его, когда после выполнения программы постройки тысяч танков, эти сухопутные дредноуты снова появились бы на полях сражений.
