– Просто не понимаю…

Но тут Холл воскликнул:

– Ребенок. Ну, конечно же!..

– Что ребенок?

– И тот проклятый самолет. Все сходится… – О чем вы?

– Ребенок совершенно здоров. Когда он плачет, он нарушает кислотно-щелочное равновесие организма. Допустим. Алкалоз не дает возможности штамму проникнуть в кровь, размножиться там и убить свою жертву…

– Ну да, – отозвался Стоун. – Вы это уже говорили…

– Но что происходит, когда ребенок умолкает?..

Стоун уставился на Холла, не находя слов.

– Ведь рано или поздно, – продолжал Холл, – ребенок должен был замолчать! Не мог же он кричать вечно…. Рано или поздно он перестал орать, кислотно-щелочное равновесие пришло в норму, и он стал вновь уязвим для «Андромеды»…

– Верно.

– Но он не умер.

– Быть может, какая-нибудь быстрая форма иммунитета…

– Нет, это невероятно. Есть только два объяснения. Когда ребенок перестал кричать, то либо штамма уже не было поблизости – подул ветер, воздух очистился, – либо же этот штамм…

– Изменился, – подхватил Стоун. – Произошла мутация.

– Вот именно. Мутация с превращением в неинфекционную форму. Возможно, она продолжается и сейчас. Штамм уже не опасен для человека, зато пожирает резину и пластик…

– Самолет!..

Холл кивнул.

Национальным гвардейцам на земле «Андромеда» не причинила никакого вреда. А самолет погиб – потому что пластик стал расползаться у пилота на глазах…

– Стало быть, штамм теперь практически безвреден. Вот почему жива крыса…

– Вот почему жив Бертон, – добавил Холл. – Учащенное дыхание не нужно. Бертон жив только потому, что изменилась сама «Андромеда».

– Она может измениться еще раз, – возразил Стоун. – И если большинство мутаций происходит во время деления…

Взревели сирены, и пульт оповестил красными буквами:

Герметизация нарушена полностью. Пятый уровень заражен и отсечен – Бегом отсюда, – бросил Стоун Холлу. – Быстро! В этой лаборатории нет подстанции. Вам надо перейти в следующий сектор…

Холл не сразу понял, чего от него хотят. Он продолжал сидеть, будто прирос к креслу, но вдруг понял, сорвался с места, бросился к двери. И не успел – послышалось шипение, из стены выскользнула массивная стальная плита и, лязгнув, перекрыла выход. Стоун выругался:

– Ну вот, попались. Если бомба взорвется, «Андромеду» разнесет на десятки миль вокруг. Будут тысячи мутаций, и каждая станет убивать на свой манер. Нам теперь никогда от нее не избавиться…

Бесстрастный механический голос повторил несколько раз по радио:

– Уровень отсечен. Тревога. Уровень отсечен. Тревога. Уровень отсечен…

На мгновение наступила тишина, потом донесся легкий скрип – включилась новая запись, и тихий голос мисс Глэдис Стивенс из штата Омаха произнес:

– До ядерного взрыва осталось три минуты…

Опять тревожно взвыла сирена, и стрелки всех часов одновременно прыгнули на 12.00, а секундные стрелки начали отсчитывать время. Циферблаты автоматических таймеров загорелись красным светом, зеленая полоска на них точно указывала момент ядерного финала.

А голос невозмутимо повторял:

– До ядерного взрыва осталось три минуты.

– Автоматика, – сказал Стоун с тихим бешенством. – Уровень поражен, и система сработала. Надо что-то делать…

Холл держал в руке ключ и тупо смотрел на него.

– И никак нельзя добраться до подстанции?

– На этом уровне – нет. Каждый сектор изолировал от других.

– А на других уровнях, там же есть подстанции?

– Есть.

– Как добраться до них?

– Никак. Все пути отрезаны.

– А центральный ствол?

Центральный ствол пронизывал насквозь все уровни.

Стоун передернул плечами:

– Предохранительные системы…

Холл припомнил, что Бертон как-то рассказывал ему о предохранительных системах центрального ствола. Теоретически, попав в центральный ствол, можно было подняться до самой поверхности. Но практически по окружности ствола были размещены лигаминовые датчики, в основном на случай, если какое-нибудь лабораторное животное вырвется на волю. По сигналу датчика в ствол подавался в виде газа лигамин – растворимое производное яда кураре. Кроме того, автоматические пистолеты стреляли дротиками, отравленными лигамином. Механический голос сказал:

– До взрыва осталось две минуты сорок пять секунд…

Холл уже отошел в глубину лаборатории и глядел сквозь стекло на внутреннее рабочее пространство; где-то там, еще глубже, находился центральный ствол.

– Какие у меня шансы?

– Их попросту нет, – ответил Стоун.

Холл пригнулся и вполз в туннель-шланг, ведущий к пластиковому комбинезону, Подождал, когда шланг за ним загерметизируется, потом взял нож и обрезал этот шланг, как бесполезный хвост. Вдохнул всей грудью лабораторный воздух, прохладный и свежий – и насыщенный «Андромедой».

И ничего не случилось.

Стоун наблюдал за ним через стекло. Холл видел, что губы Стоуна шевелятся, но слов не слышал. Потом включились динамики:

– …лучшая, какую мы только могли придумать.

– Что?

– Предохранительная система.

– Премного благодарен, – ответил Холл и направился к круглому резиновому затвору, ведущему в центральный ствол. Отверстие затвора было круглое и относительно небольшое.

– Есть единственный шанс, – сказал Стоун. – Дозы низкие, рассчитаны на десятикилограммовое животное, вроде большой обезьяны, а в вас килограммов семьдесят или вроде того. Вы выдержите довольно значительную дозу, прежде чем…

– Прежде чем перестану дышать, – закончил за Стоуна Холл.

Жертвы кураре погибают от удушья, вызванного параличом мышц груди и диафрагмы. Холл был убежден, что это не самый приятный способ умереть.

– Пожелайте мне удачи, – сказал он.

– До взрыва осталось две минуты тридцать секунд, – молвила Глэдис Стивенс.

Холл с размаху ударил кулаком по затвору – тот рассыпался на куски – и пролез в центральный ствол.

Здесь было тихо. Ни воющих сирен, ни мигающих ламп, одна холодная, металлическая, гулкая пустота. Центральный ствол, метров десяти в диаметре, был выкрашен в практичный серый цвет; это была просто цилиндрическая шахта с кабелями и механизмами, и по стене наверх, на четвертый уровень, шли ступеньки-скобки.

– Я наблюдаю за вами по телемонитору, – донесся до Холла голос Стоуна. – Поднимайтесь быстрее. Вот-вот будет выпущен газ.

Еще один магнитофонный голос:

– Поражен центральный ствол. Всему обслуживающему персоналу немедленно покинуть опасную зону…

– Скорее! – крикнул Стоун.

Холл полез по скобкам вверх. Глянул под ноги – пола уже не было видно, его застлали клубы белого дыма.

– Пошел газ, – предупредил Стоун. – Торопитесь!..

Холл и без того торопился, перебирая руками по скобкам и тяжело дыша – от усталости и от волнения.

– Датчики засекли вас, – глухо сказал Стоун.

Сидя в лаборатории у экрана, он видел, как электрические глаза обнаружили Холла в шахте и очертили контуры его тела. Холл казался таким беззащитным, таким уязвимым… А на соседнем экране было видно, как лигаминовые пистолеты поворачиваются на своих кронштейнах, наводя на цель тонкие дула.

– Скорее!..

Тело Холла на экране было обведено красной линией на ярко-зеленом фоне. Потом на этот контур, на область шеи, наложилось прицельное перекрестье. Управляемые ЭВМ автоматы, следуя программе, выбирали область наиболее сильного тока крови – у большинства животных шея в этом смысле предпочтительнее спины.

А Холл все лез и лез. Для него сейчас существовали лишь расстояние и еще усталость, усталость. Он ощущал такое изнеможение, будто карабкался уже много часов, и вдруг понял, что это началось воздействие газа…

– Датчики засекли вас, – повторил Стоун, – зато вам осталось всего метров десять…

И тут Холл увидел совсем близко от себя один из датчиков. Дуло пистолета смотрело прямо на него – вот пистолет выстрелил, выплюнув облачко голубого дыма. Что-то свистнуло мимо уха, шлепнулось в стенку и отскочило вниз.