Один случай заставил меня усомниться в законах природы. Как-то разразилась жуткая гроза, лил ливень, гремел гром, сверкали молнии. Мы сидели в избе, робко выглядывая в окна. Впрочем, после перенесённой мною первой бомбардировки я перестала бояться гроз. Метрах в пятидесяти от избы, у плетня нашего сада, на развилке дорог росла груша, огромное высокое старое дерево, а по ту сторону дороги в десяти метрах от груши стояла копна хлеба. И на наших глазах молния ударила не в грушу, а в копну, которая сразу же загорелась. А ведь каждый дурак знает, что молния обязательно ударит в высокое дерево. Гасить копну не было необходимости, ливень тут же загасил огонь, но меня поразило само явление. Чтобы не было недоразумений, замечу, что из копны не торчала никакая жердь, которая могла бы сыграть роль громоотвода, ничего такого, просто копенка сжатого хлеба.
Опять же, чтобы избежать недоразумений, добавлю, что вкапывала не я одна, мы все работали как проклятые. Съезжались родные, каждый вносил свой вклад в сельскохозяйственные работы в нашем «поместье». Дедушка проводил отпуска с косой в руках, отец собственноручно посадил сад, а потом обирал вредителей с молодых деревьев. Возможно, он использовал потом этих вредителей как наживку для рыбной ловли, но тем не менее факт остаётся фактом. Люцина в основном использовалась на огородных работах, мать вкалывала и в саду, и в огороде.
Впрочем, в нашей деревне я не только работала, играла тоже, чтобы не думали, что я только и надрывалась на работе, как рабыня. К нам приезжали гости, ко мне тоже. Раз приехала моя подружка.
Это была одна из двух основных подружек моего раннего детства, Боженка, мы с ней вместе учились в первом классе. Она была годом старше меня. Боженка страстно мечтала о том, чтобы у неё были чёрные волосы и синие глаза. Глаза и так были у неё синие, с волосами хуже, они были русыми, почти такие же, как у меня, только мои были с пепельным оттенком. Я из-за этого не огорчалась, согласна была навсегда остаться блондинкой. Судьба удивительным образом исполнила наши желания. У Боженки с возрастом волосы потемнели, и будучи взрослой женщиной, она познала счастье иметь чёрные волосы и синие глаза и вообще была очень красива. Что же касается её умственного развития, то я, пожалуй, не стану высказываться, так как она жива и, главное, живы её дети, скажу лишь, что в возрасте десяти лет я считала её полной кретинкой, ибо она с грустью уверяла меня, что не хочет быть старой и, достигнув двадцати пяти лет, покончит с собой. Очень меня это встревожило, я умоляла подружку пожить хотя бы до тридцати, но она была неумолима. Нет и нет, не желает доживать до такого преклонного возраста. Так что, надеюсь, я делаю, правильный вывод, что в десять лет у меня случались проблески здравого смысла.
Кроме того, эта Боженка, дочь директора гимназии (поэтому мать считала, что она подходящее для меня общество), была, на мой взгляд, слишком хорошо воспитана. Приходила к нам в гости, начинали её угощать, а она в ответ на все — «благодарю» и не угощалась. И какое бы ни было торжество, именины или детский бал, все силы приходилось бросать на то, чтобы уговорить Боженку взять что-нибудь в рот. Спятить можно! А если человек не выдерживал и переставал её уговаривать, она смертельно обижалась. Так я с ней намучилась в поте лица, что у меня выработался на всю жизнь рефлекс — не уговаривать гостей, и из-за этого, боюсь, мои гости страдали, потому что я совсем перестала угощать, действуя по принципу: на стол поставлено, а там поступайте как знаете.
Ну так вот, Боженка приехала ко мне в деревню в гости. Не знаю, может, она никогда до сих пор не была в настоящей деревне, только отколола чудовищный номер. А именно: заявила, что желает идти на прогулку. Жара дикая, воздух неподвижен, ни малейшего ветерка, хлеб стоит стеной, не шелохнётся, солнце льёт вниз расплавленный огонь, а этой приспичило прогуляться! Езус-Мария! Я и так не засиживалась в доме, не знала куда деваться от избытка свежего воздуха и постоянной беготни по хозяйству, такой редкий случай посидеть в тени, в холодке, поплескаться у колодца, в крайнем случае в овин забраться.
Ну ладно, в конце концов, она гостья, приехала из города, пошли мы с ней на эту холерную прогулку. Прогуливаться решили вдоль сада. Участок наш был шириной метров сто, а в длину тянулся вдоль дороги метров на семьсот. Там, где он кончался, росла у дороги огромная старая берёза. К ней я и повела прогуливаться свою гостью.
Сначала я то и дело намекала, что неплохо бы вернуться, но Боженка твёрдо стояла на своём — прогулка! Вообще-то её можно было понять: васильки во ржи, у дороги маки и прочие цветочки, у меня же после лебеды и крапивы цветочки энтузиазма не вызывали. Очень хотелось посидеть в тенёчке, а не бродить на солнцепёке, и мне пришла в голову дьявольская мысль.
— Я дальше не иду! — заявила я, когда мы прошли берёзу. — И тебе не советую. Надо скорее вернуться, чтобы успеть до двенадцати.
— А что? — заинтересовалась гостья.
— Да тут, с этой берёзой такая история… Знаешь, там живёт кикимора и ровно в поддень она вылезает.
Рассказывала я дрожащим от страха голосом и при этом боязливо оглядывалась по сторонам. Наверное, получилось убедительно, во всяком случае, Боженка поверила. Здраво рассуждая, в моей выдумке не было никакой логики. Если допустить, что кикимора и в самом деле вылезает из-под берёзы ровно в полдень, не станет же она сидеть там до вечера, посидит и спрячется, можно немного подождать или вообще возвращаться по другой дороге, не обязательно проходить рядом с берёзой. Да, видно, в нашем возрасте девчонки мыслят не очень логично.
— Успеем? — только и спросила Боженка, немедленно поворачивая к дому.
— Лучше бегом, — посоветовала я.
И в эту жуткую жару мы помчались во всю прыть, так что за нами только пыль поднялась столбом. Пробегая мимо берёзы, я взглянула на часы. У меня уже были новые, после тех, серебряных, которые искупались в Буге.
— Двенадцать! — жутким голосом завопила я, потому что и меня заразил страх подружки.
Пробежав сколько хватило сил, мы, тяжело дыша, остановились и оглянулись. Под берёзой все было спокойно, никто там не шевелился. Я собралась сообщить Боженке, что, когда нет поблизости человека, на которого можно напасть, кикимора сидит под корнями дерева и не вылезает, как вдруг краем глаза увидела кровь на растущем поблизости жёлтеньком цветочке. В ту же секунду поняла — вовсе не кровь, просто коричневое пятнышко, но тут раздался кошмарный вопль моей подружки, и она бросилась бежать к дому без оглядки. Не спрашивая, что с ней, я кинулась следом, дрожа от неимоверного ужаса. Остановились мы только у нашей избы, судорожно вцепившись в плетень и задыхаясь от быстрого бега.
— Что… что случилось? — стуча зубами с трудом выговорила я.
Боженка не могла ответить сразу, голос ей не повиновался. Лишь немного придя в себя, она поинтересовалась:
— Что?.. Что ты там увидела?
Немало прошло времени, пока до нас дошло, что же все-таки произошло. Оказалось, я с таким ужасом взглянула на оставленную сзади берёзу, что Боженка решила не рисковать, выясняя, что там, а молча кинулась наутёк. Я же кинулась бежать потому, что она заорала и побежала. Объяснение о пятнышке крови на цветочке подействовало на неё не успокаивающе, а совсем наоборот, и больше мне прогулки не грозили. Впрочем, больше она к нам в гости не приезжала.
А дьявольская выдумка с кикиморой обернулась против меня же. Я прекрасно отдавала себе отчёт, что всю историю с ней сама придумала, а вот поди ж ты! С тех пор берёза вызывала во мне какую-то совершенно иррациональную тревогу, и я стала с подозрением посматривать на ни в чем не повинное дерево. К берёзе вела самая удобная тропинка для езды на велосипеде — вдоль ограды нашего сада, параллельно песчаной просёлочной дороге. И мне стало страшно ездить по этой тропинке. Я заставляла себя преодолеть страх, убеждая, что ничего ужасного в берёзе нет, но страх был сильней меня, и я поворачивала назад, не доезжая до берёзы. Как-то раз все-таки заставила себя доехать. Приближаясь к страшной берёзе, глянула и увидела под деревом белочку. Снизив скорость, я проехала ещё немного и опять посмотрела. Нет, это была не белочка, а маленькая собачка. Я ещё больше сбросила скорость и была совсем близко от берёзы, когда собачка вдруг с громким шумом взвилась в воздух. Я слетела с велосипеда.