— Присвоенные, — сказал Джим.

Он был совершенно серьезен, и это ей понравилось.

— Еще один вопрос. Не знаете ли вы, не находится ли он в связи с фирмой Рата?

Когда она сказала, что никогда не слышала о такой фирме, серьезности его наступил конец.

Джим откинулся назад, чтобы дородный лакей смог поставить блюдо на стол.

— Эта рыба очень хороша для усталых конторских девиц. Угодно вам вина, или лимонада, или, может быть, просто Божьей водицы?

И он стал прежним весельчаком. О дяде он и не вспоминал, зато много говорил о себе, о том, что Скотленд-Ярд интересная лавочка, может быть, вторая в мире в этом отношении. Во время войны он служил в разведывательном отделе и был одним из трех скотлендских полицейских офицеров, не пострадавших на войне. Он жил в своем клубе.

— Я вам дам на всякий случай мой номер телефона, — и Джим написал несколько цифр на оборотной стороне меню.

— Разве он мне понадобится?

— Не знаю, мне кажется, что понадобится. Предчувствие, телепатия — мое шестое чувство, но, может быть, я ошибаюсь.

Он раза два посмотрел на часы, но, казалось, что готов нарушить все свои планы, и продолжал сидеть над своим кофе, пока девушка не положила конец приятному вечеру, начав надевать перчатки.

Когда они ехали к ее квартире, Джим сказал:

— Я мало спрашивал о вас самой. На такую дерзость даже я не способен, — улыбнулся он, — но думаю, что вы не замужем и даже не невеста? — значительно прибавил он.

— У меня нет ухажеров, — сказала Эйлин без всякого стеснения. — Надеюсь, что это признание не послужит поощрением для полицейского волокиты!

Джим на минуту задумался.

— Хорошо, — наконец сказал он. — Полицейский волокита — это нам пригодится. Впервые встречаю женщину…

— Остановитесь, — предупредила Эйлин.

— Одаренную настоящим чувством юмора, — закончил он. — Жалею, что разочаровал вас.

— Я нисколько не разочарована, я и ждала чего-нибудь банального! Мой дом третий слева — благодарю вас.

Она без его помощи вышла из автомобиля и проткнула ему руку, а он в это время смотрел на дверь.

— Номер шестьдесят три, — сказала Эйлин. — Но не пишите, если только не случится чего-нибудь «полицейского», спокойной ночи.

Джим Карлтон улыбался все время по пути в Уайт-холл, и чувство удовлетворения не покидало его, даже когда он шел за лакеем в кабинет сэра Джозефа Лейтона.

Имя Джозефа Лейтона было знакомо всем, получавшим паспорта, так как он был министром иностранных дел; был он худ, с аскетическим лицом, и, может быть, ни над кем так не издевались карикатуристы, как над ним.

Когда Джим вошел и поклонился, сэр Джозеф посмотрел на него поверх очков в роговой оправе и сказал:

— Садитесь, Карлтон.

Он приложил пресс-папье к письму, аккуратно вложил его в конверт и надписал адрес.

— Я только что из парламента. Вы уже заходили?

— Нет, сэр.

— Гм!

Он поудобнее уселся в кресло, сложил кончики пальцев и опять посмотрел на сыщика поверх очков.

— Ну, как идет дело? — спросил он и прибавил: — Я прочел присланные вами каблограммы. Любопытно, очень любопытно. Вы перехватываете их?

— Лишь некоторые, сэр, — сказал Джим. — Большая часть корреспонденции Рата-синдиката идет другими путями. Но и из этих видно, что Рата готовится к генеральному сражению. Я полагаю, что кредитные учреждения всего мира получили подобные инструкции.

Сэр Джозеф открыл ящик стола, вынул пачку бумаг, скрепленных медной пряжкой, и стал медленно переворачивать.

— Вот это, кажется, довольно типично.

Это было сообщение, адресованное Рата-синдикату на Уолл-стрит.

«Продавайте по 15 процентов, отмените нижеуказанные гарантии».

Дальше шли два исписанных листа, и против каждого сорта бумаги стояло число, сколько должно быть продано.

— Да, — сказал сэр Джозеф, задумчиво поглаживая свои белые усы. — Необыкновенно! Замечательно! В письме своем вы говорите, что все эти бумаги тотчас же упадут, как только появится угроза войны. Но с кем же мы будем воевать? Положение на континенте устойчивее, чем когда-либо, марокканский вопрос улажен. Читали вы мою вчерашнюю речь в парламенте?

Джим кивнул.

— Честное слово, — сказал сэр Джозеф, — я очень далек от неоправданного оптимизма, но от Китая до Перу не вижу на горизонте ни облачка.

— Может быть, что-нибудь с Америкой? Я припоминаю, что читал что-то о мандатах в Южных морях…

Сэр Джозеф улыбнулся.

— Америку ни в коем случае нельзя считать источником осложнений, — сказал он. — Истинное различие между американским духом и британским то же самое, что и между консервативным и либеральным образом мыслей, или между республиканским и демократическим. Мы никогда не будем пламенными друзьями с американцами, как и республиканцы Соединенных Штатов с демократами. В одном пункте мы расходимся.

— Относительно России, — подсказал Джим.

Сэр Джозеф покачал головой.

— Нельзя ссориться с больным ребенком, — сказал он, — какой бы он ни был скверный. И я должен сказать, наши с ней отношения улучшаются.

Джим взял бумаги и внимательно прочел их.

— Я думаю, — сказал министр, и глаза его блеснули, — вы провидите какой-то дьявольский заговор, чтобы втянуть весь мир в войну. Прав я? Тайные агенты, покупка секретных планов, совещания маскированных высокопоставленных дипломатов в погребах?..

— Ничего такого романтического, — улыбнулся Джим. — Нет, я воспитан не в такой школе. Я знаю, как делаются войны. Они появляются, как грозовые тучи — из тумана над лугами и полями. Назовите их «облаками национальных предрассудков» — и вы будете иметь грубую, но верную иллюстрацию.

— А кто же ваш идеальный заговорщик, мистер Карлтон? Я знаю, за Рата-синдикатом вы чувствуете Гарло, строящего дьявольские планы возмущения наций?

— Я думаю, что Гарло стоит за многими крупными происшествиями, — медленно произнес Джим, — у него слишком много денег, но можете ли вы отнять у него хоть часть?

— Мы стараемся, — сухо сказал министр, — но он из тех немногих англичан, которые без жалоб переносят повышение налогов.

Джим вернулся в Скотленд-Ярд, надеясь найти там Элка, но тот уехал в Девоншир, чтобы встретить Ингла при выходе из тюрьмы и довезти его до Лондона. Конечно, миссия инспектора не имела отношения к Эйлин, а тем более не являлась гуманным желанием подготовить Ингла к известию о грабеже.

Первой мыслью Карлтона было, что это преступление имело особые причины и смысл. Было украдено что-то ценное, что оправдывало риск. Появление Гарло тотчас же после обнаружения преступления убедило Карл-тона, что визит этот был связан с ограблением сейфа. Гарло должен был присутствовать на банкете в Сити. В газетах его имя было названо в числе гостей, а через час после инцидента на набережной он явился в Фозеринг-Меншен и даже не потрудился дать какое-нибудь объяснение, хотя знал, что за ним следят.

Раннее утро встретило инспектора Элка дрожащим от холода на маленькой принстоунской платформе. На ней почти не было народа; оставалась минута до отхода поезда, когда он увидел двух людей, направляющихся к станции. Один был надзиратель, другой худой человек в плохо сидящем синем костюме. Надзиратель скрылся в кассе и вернулся с билетом, который передал худому человеку.

— До свидания, Ингл, — сказал служитель и протянул руку, которую бывший арестант неохотно пожал.

Он вошел в вагон и повернулся, чтобы запереть дверь; в эту минуту появился Элк, и они сразу узнали друг друга. В острых глазах Артура Ингла мелькнуло подозрение.

— Хелло! Что вам нужно? — резко спросил он.

— Ах, это вы, Ингл, — запыхавшись сказал Элк. — Пять лет назад…

— Что вам нужно? — повторил Ингл.

— Мне? Ничего! Я был в тюрьме, допрашивал относительно приятеля одного из этих пересмешников, но вы знаете, что это за народ, — сказал Элк, зажигая сигару и предлагая другую своему спутнику.