Неожиданно раздался один, второй, третий взрыв – это наши попытались артиллерийским огнем нащупать немецкую батарею. Но наш артиллерийский разведчик был, видимо, далеко и корректировал почти вслепую. Однако немцы перестали вести огонь и попрятались в окопы и щели.

– Эх, сейчас бы рацию, скорректировать огонь – было бы славно, – заметил Михаил. Он все время держался поблизости к Алексею. То ли выполнял указание Фирсова опекать минера, то ли просто Алексей нравился ему – характерами сошлись.

Больше стрельбы не было.

Часа через два на передовой, на удалении от них, вспыхнула ожесточенная пулеметная перестрелка, громыхнуло несколько приглушенных расстоянием взрывов.

– Пулеметы слышны, до передовой пара километров, – шепнул Михаил. – Наши рядом, а мы тут мерзнем.

Однако впереди были самые опасные километры. Войск полно, есть инженерные заграждения – вроде колючей проволоки или противотанковых рвов. Немцы всегда старались оборудовать свои позиции по максимуму, у них даже траншеи обкладывались жердями.

Из-за состояния вынужденной неподвижности разведчики стали замерзать и с нетерпением ждали наступления темноты.

Стемнело через два часа. Луны не было, и наступившая темнота была полной. Разведчикам же это было на руку. Они поползли вперед, прямо на батарею.

Минометы у немцев стояли в капонирах.

Перед батареей задержались, определяя местонахождение часового. Он выдал себя через несколько минут – кашлянул, прошелся, над траншеей показалась его каска.

Фирсов рукой показал влево. Туда они и поползли, перемахнув траншею. Отползли еще на сто метров и встали.

Из первой линии траншеи стали пускать осветительные ракеты, и разведчики увидели, где передовая. Метров за пятьсот до нее они легли на землю и дальше уже ползли.

Траншея стала ближе, уже доносились голоса немцев.

Хлопок вверх, и в сторону позиций Красной Армии взвивается ракета. Когда она повисает на парашюте, заливая «нейтралку» мертвенным слепящим светом, дает очередь немецкий пулемет. Он бьет в темноту, по нейтральной полосе, по площадям, не давая работать на поле нашим саперам и разведчикам. На языке артиллеристов это называется «вести беспокоящий огонь».

Группа разведчиков лежала, Фирсов раздумывал. Наилучшим выходом сейчас было снять пулеметчика – тогда можно было выиграть несколько минут. Но, не услышав стрельбы, немцы проверят, почему замолк пулемет. Обнаружив труп, они поймут, в чем дело, и откроют по «нейтралке» огонь из всех стволов. Если же перебраться через траншею, не трогая пулеметчика, он их может засечь при свете ракеты. Вот и решал Фирсов дилемму.

И все-таки он решил не трогать пулеметчика.

Между выстрелами ракетчика проходило около минуты. При продвижении вперед урывками могло повезти.

Едва погасла ракета, Фирсов махнул рукой, указывая вперед.

Невидимыми призраками разведчики перемахнули траншею и упали в десятке метров от бруствера.

Снова хлопнула ракетница, потом прозвучал пулемет.

Ракета погасла, и разведчики без команды поднялись и побежали. Каждый про себя вел счет. Когда время приблизилось к минуте, все снова залегли. Немцы педанты, ели, спали, стреляли – все по распорядку.

В небо снова взмыла ракета. При ее свете разведчики увидели впереди заграждения из колючей проволоки. Фирсов передал по цепочке:

– Сапера вперед.

Алексей пополз.

Вот и вбитые в землю колья, между которыми натянута колючая проволока. Можно перерезать, но на проволоке могут висеть пустые консервные банки. Звякнут, поднимут тревогу, а до немцев всего метров шестьдесят-семьдесят.

Стволом автомата Алексей подцепил нижний ряд и медленно приподнял проволоку. Теперь под ней вполне можно было проползти. А разведчики были уже рядом.

Алексей махнул рукой. Один за другим мимо него проползла вся группа – все восемь человек. Последним был он сам, держа проволоку рукой. К нашим траншеям он полз впереди, ощупывая пространство перед собой – немцы вполне могли поставить мины. В перчатках тонкую проволоку не нащупать, и Алексей ощупывал путь перед собой голой рукой. Хорошо – проход узкий требовался, в полметра, на одного человека.

Остальные ползли по его следу.

Кисть руки быстро замерзла, и Алексей останавливался, дышал на нее, согревая пальцы, а потом снова полз вперед. Кончики пальцев начало покалывать. Он снова остановился и сунул руку за пазуху, отогревая ее.

– Чего разлегся? – дернул его за ногу Фирсов.

– Рука закоченела, не чувствую ничего.

Они уже отползли от немцев метров на двести – двести пятьдесят, а наших даже еще и не было слышно. Не тянуло дымком табачным, не слышно было разговоров, бряцания оружием.

Алексея разобрала злость – да где же эта передовая? Он шарил рукой и полз. Да, видимо, поторопился. Кисть замерзла, он в очередной раз стал на нее дышать и увидел прямо перед лицом, в десяти сантиметрах, взрыватель немецкой прыгающей мины. А ведь его рука уже прошла над ней… Двинься он вперед – и вся группа погибнет.

Алексей отполз на метр назад, зацепив сапогом голову старшего сержанта.

– Ты чего?

– Мина.

Мины рядом никогда не ставились, между противопехотными всегда была дистанция метров десять-пятнадцать.

Алексей прополз стороной. Теперь он задействовал и левую руку. Работать ею было непривычно и неудобно – он правша. Но пока он работал левой, правая успевала немного отогреться, восстановить чувствительность.

Дело пошло быстрее. Алексей уже потерял счет пройденным десяткам и сотням метров, как впереди раздался щелчок затвора.

– Стой, кто идет? – окликнул его часовой из окопа.

– Свои, разведка.

– Ползи сюда, только руки подними.

– Ты что, дурак?? – взъярился Фирсов. – Как же мы ползти будем с поднятыми руками? – И витиевато выматерился.

Мат успокоил часового.

Группа доползла до него.

Часовым оказался молодой парень, совершенно озябший в короткой шинели.

– Ротный твой где?

– За траншеей, в землянке греется, – завистливо ответил часовой.

– Веди.

– Не могу пост оставить, старшина взгреет. Вы уж сами…

Перед часовым возникла вся разведгруппа. Только что перед его глазами было чистое, заснеженное поле, и вдруг – целое отделение в двух шагах. Парень только глазами хлопал.

Уже не скрываясь, в полный рост они подошли к траншее и спрыгнули в нее.

В траншее было пусто, в углублении за бруствером стоял «максим».

– Эй, есть кто-нибудь? Славяне!

– Чего орешь, людям отдыхать мешаешь?

Из-за поворота траншеи вышел пожилой боец. На его телогрейке не было погон, и звание его бойцам было неизвестно.

– Кто такие?

– Разведгруппа сто тридцать второй дивизии. Командир – старший сержант Фирсов. К командиру веди.

Боец вздохнул:

– Идите за мной.

Они прошли немного по тропинке и, повернув по ответвлению ее, уперлись в тупик. Боец остановился перед куском танкового брезента, загораживающего вход в землянку.

– Товарищ лейтенант, к вам разведчики.

Брезент откинули, и показался лейтенант – тоже в телогрейке, на голове шапка-ушанка, лицо заспанное.

Фирсов вытянулся перед ним, доложил.

– Чего ко мне, разведка? Пусть вас старшина в штаб полка ведет, там разберутся.

Боец, стоящий рядом, ответил: «Есть», – однако не козырнул.

– Пошли, разведка.

Пока они выбрались в тыл, рассвело. Начальник штаба полка созвонился с их дивизией и получил подтверждение. Разведчиков покормили и грузовиком отправили в дивизию.

В кузове было холодно, задувал ветер, но настроение было приподнятым. Группа выполнила задание и вернулась без потерь. Так бывает далеко не всегда.

По прибытии в дивизию Фирсов отправился в разведотдел для доклада, а разведчики – в свою избу.

Алексей потоптался на месте: идти с разведчиками или в свой взвод? Заметив его колебания, Михаил сказал:

– Иди с нами. Фирсов придет – скажет, что дальше делать. Поешь пока, обогреешься.

Они поели на полевой кухне и завалились спать. Пока командир вернется, что время попусту терять?