Штыки от СВТ или АБС были лучше – по образцу немецких. Плоские, с ножнами, но для разведчика слишком длинны. Они для штыкового боя хороши, когда к винтовке примкнуты. Но сбалансированы по руке плохо, рукоять неудобная, в ножевом поединке неповоротлив из-за длины. Эти штыки тоже не подходили, как и немецкие – они страдали теми же недостатками. Только с сорок второго года небольшими партиями стали производить ножи по образцу финских, кои в немалых количествах были у финских солдат в войну 1939 года. Кстати, у финнов наши переняли дисковый магазин на 71 патрон для ППД и ППШ. Изначально он был сделан для финского пистолета-пулемета «Суоми». Но финский магазин работал без задержек и нареканий, подходил к любому автомату. Наши же магазины страдали задержками, изготавливались они по две штуки к конкретному автомату и к другим, сошедшим с конвейера этого же завода, зачастую не подходили по присоединительным размерам, что стало причиной перехода на тридцатипатронные «рожки».

Двое из новобранцев, пошустрее и поразворотливее, ножи себе раздобыли. Политруки и прочее начальство на ножи косились, но молчали – в воюющей армии разведчики были особой кастой.

Пополнению дали неделю для натаскивания, но людей катастрофически не хватало, и по получении приказа пришлось задействовать их тоже. В группу к трем уже опытным разведчикам добавили трех новобранцев. Старшим группы назначили сержанта Махонина.

Мокрецов построил всю группу в избе:

– Есть сведения, правда, пока не проверенные, что немцы сменили на передовой стоящую перед нами дивизию. Так бывает, когда дивизия потрепана и ее отводят на отдых или готовятся к наступлению, усиливая позиции новыми частями. В связи с этим командование поставило задачу – взять «языка». Причем желательно – офицера, тот больше знает.

– Задача ясна?

– Так точно!

– Командир группы сержант Махонин, выход к нашим траншеям по готовности.

– Есть!

Началась суета. Вроде все было готово, а оказалось – патронов не хватает, портянка прохудилась, нож слегка заржавел и выходит из ножен с каким-то скрипом. Мгновенно нашлись неоконченные дела, и все занялись работой. Тем не менее к концу дня группа была готова, и после проверки, в сумерках, разведчики вышли из избы.

До передовой было около полутора километров. Шли молча, гуськом, как шли бы в тылу врага. Каждый настраивался на предстоящий рейд, каждый старался погасить разрастающийся в душе страх, волнение. Конечно, боялись – смерти не боятся только дураки. А в разведке вдвойне сложнее: враги и слева, и справа, в плен попасть можно запросто. И это было хуже смерти.

Да и офицера взять – задача не из простых. Разведчики – те, кто уже ходил на ту сторону, прекрасно понимали сложность задания. Попробуй в темноте, в черной траншее определить, где находится офицер? У немцев к сорок второму году зачастую взводами командовали фельдфебели – офицеров в пехоте, как и в РККА, не хватало. Жизнь лейтенанта на передовой – от месяца до трех, редко дольше – их в первую очередь выбивали пулеметчики и снайперы. Офицеры – как наши, так и немецкие, старались не выделяться среди солдат. Вместо фуражек носили пилотки и такие же ватники. Издалека, через прицел и не определишь, рядовой перед тобой или командир.

Немецкие офицеры всегда держали дистанцию между собой и солдатами. Отдельное питание, личный блиндаж – только как найти искомый блиндаж и офицера по-тихому «спеленать»? Та еще задача.

За успех операции отвечал сержант Махонин, но головы ломали все разведчики. Не выполнишь задание – группа пойдет к немцам на вторую ночь, на третью – пока немца не притащат. Но лезть к быку на рога лишний раз не хотелось. Единственное, что смог придумать Алексей, – перейти траншею, углубиться в лес и взять офицера там. В своем тылу военнослужащие любой армии чувствуют себя в бо€льшей безопасности, чем на передовой. Бдительность притупляется, меры охраны проще. Да и офицеров в тылу больше, чем на передовой. Если пехотная рота занимает по фронту двести метров и в роте один-единственный офицер, то в тылу службы разные. И боевые – вроде танкистов или артиллеристов, и тыловые – вроде связистов или медиков. А у каждого подразделения свой командир, офицер. Логика простая.

На передовой, в траншее Махонин спросил:

– Ну, что надумали, славяне?

– В тыл к немцам идти надо, на передовой офицера не возьмем, – ответил ефрейтор Отясов – он служил в разведке с самого начала войны и был опытнее всех. С его мнением согласились.

– Тогда переходим линию фронта – и в тыл. А там видно будет.

Далеко за полночь они вышли на «нейтралку» и благополучно перебрались через немецкую траншею в тыл. Ползти пришлось долго и медленно – слишком много подразделений оказалось у немцев в ближнем тылу. Едва ли не под каждым деревом то пушка, то танк, то самоходка, то миномет. И везде часовые.

До рассвета удалось углубиться в немецкий тыл километров на пять-семь. И пойди угадай, сколько осталось позади, если вперед продвигаешься ползком? Здесь уж каждый метр за два кажется.

На отдых залегли в чистом поле, недалеко от деревни. А когда рассвело, оказалось, что деревня занята немцами. На единственной улице стояли машины и ходили солдаты.

Молодое пополнение, взволнованное первым переходом, сразу отрубилось. Разведчики с опытом стали наблюдать за деревней. Даже издалека можно было определить, где находится командир – в эту избу чаще всего ходили. Вот подъехал мотоцикл, из коляски выскочил солдат и забежал в избу.

Разведчики утвердились в своей догадке – во время войны штаб небольшого подразделения был одновременно жильем для офицеров. Учитывая, что деревня небольшая, всего десяток домов, офицер должен был ночевать там.

Оставался вопрос об охране. Если на ночь будет выставляться часовой, это осложнит захват. Подразделение явно тыловое.

Из подъехавшего огромного грузовика перегрузили ящики в грузовики поменьше, которые тут же уехали. В строевых частях в ящиках только патроны, но они тяжелые, и вид довольно характерный. Только у советских ящиков ручки деревянные, а у немецких веревочные.

Ближе к вечеру, в ранних сумерках они поели хлеба с салом. Хлеб был армейский, а вот где старшина взял сало – большая тайна. Сало в разведподразделения не поставлялось, но в рейдах было едой незаменимой. Оно было сытным и долго не портилось. Алексей, как и другие разведчики, подозревал, что старшина выменивал сало на водку, положенную по табелю снабжения. На каждого бойца во фронтовых условиях полагалось по сто грамм в сутки. Ушло в немецкий тыл десять человек, а вернулось трое – вот уже семьсот грамм в сутки излишков. А если рейд длился долго? Водка всегда была жидкой валютой, за которую можно было выменять все. Вороватые интенданты на ней наживались, порядочные – приносили пользу своим подразделениям.

Решено было брать офицера в избе. Но сколько ни смотрел Михаил в бинокль, пока было еще видно и не опустилась темнота, часового он не увидел.

Определились, кто за что отвечает. Пополнение – около дома на страховке, в избу входят «старики» – офицера вырубить по-тихому, «спеленать» и нести.

Они подползли к деревне. Немцы после одиннадцати вечера угомонились, спать легли – все по Уставу. Отбой, значит – отбой.

Залегли у забора, выжидая, не появится ли часовой, не проявит ли себя. По знаку Михаила поднялись и подошли к крыльцу. Ни одна ступенька на лестнице не скрипнула, когда поднимались. Мысленно Алексей поблагодарил хозяина: молодец, мужик, добротно сделал.

Отворив дверь, они проникли в избу. Расположение комнат было обычное: просторные сени, из которых дверь вела в жилые комнаты. Вот только комнат может быть две или три, и в какой из них немец – неизвестно.

Разведчики зашли в первую комнату – там было тепло. В первой комнате всегда печь стояла, чтобы поленья через другие комнаты не носить.

Глаза привыкли к темноте. Стол в комнате, лавки. Затаив дыхание и неслышно ступая, они стали продвигаться к другой комнате. Как во всех деревнях, двери не было, ее заменяла занавеска. Михаил сдвинул ее в сторону, всмотрелся, кивнул. Ага, значит, немец там спит.