Дон Хуан подошел ко мне и развязал узел, освободив мою шею от обрывка веревки.

Я дрожал от страха, напряжения и гнева. Срывающимся голосом я спросил дона Хуана, зачем ему понадобилось мучить меня подобным образом. Все трое засмеялись, и смех этот ни в коем случае не был угрожающим.

– Мы хотели испытать тебя и выяснить, человеком какого типа ты являешься, – сказал дон Хуан.

Он подвел меня к кушетке и вежливо предложил сесть. Висенте и Сильвио Мануэль сидели в креслах, дон Хуан сел напротив меня на другую кушетку.

Я нервно посмеивался, но меня больше не тревожили ни мое положение, ни друзья дона Хуана. Все трое с искренним любопытством рассматривали меня. Висенте никак не мог перестать улыбаться, хотя изо всех сил старался казаться серьезным. Сильвио Мануэль смотрел на меня и ритмично покачивал головой. Его глаза были несфокусированы, но направлены в мою сторону.

– Мы привязали тебя, – продолжал дон Хуан, – потому что хотели узнать, являешься ли ты мягким, безжалостным, терпеливым или ловким. Выяснилось, что ты не обладаешь ни одним из этих качеств. Скорее всего, ты чудовищно потакаешь себе, как я и говорил. Если бы ты не индулыировал в своем гневе, ты бы, конечно, заметил, что устрашающий с виду узел, на который была завязана веревка, на самом деле был довольно безобидным. Развязать его было очень просто. Висенте придумал этот узел, чтобы дурачить своих друзей.

– Ты дергал веревку яростно. Ты в самом деле не мягкий, – сказал Сильвио Мануэль.

На мгновение наступила пауза, а потом они рассмеялись.

– Ты не был ни безжалостным, ни ловким, – продолжал дон Хуан. – А если бы был, ты мог бы легко развязать узел и убежать, прихватив с собой дорогую кожаную веревку. Не проявил ты и терпения. В противном случае ты бы хныкал и вопил до тех пор, пока бы не увидел, что в двух шагах от тебя на земле лежат ножницы, с помощью которых ты в два счета перерезал бы веревку, избавив себя от истерики и ненужных усилий.

Тебя не нужно учить, как быть необузданным и бестолковым. Ты уже такой. Но ты можешь научиться быть безжалостным, терпеливым, ловким и мягким.

Дон Хуан объяснил мне, что безжалостность, ловкость, терпение и мягкость составляют суть сталкинга. Они являются основой, которая со всеми своими ответвлениями должна быть изучена шаг за шагом во всех тонкостях.

Все это явно предназначалось для меня, но, говоря, он смотрел на Висенте и Сильвио Мануэля, которые слушали с большим вниманием и время от времени кивали головами в знак согласия.

Он еще раз подчеркнул, что обучение сталкингу является одной из самых сложных ступеней ученичества магов. И он настаивал, что, независимо от их конкретных действий по обучению меня сталкингу и от того, что я понимал их превратно, их действия были продиктованы безупречностью.

– Будь уверен, мы знаем, что делаем. Наш бенефактор,

Нагваль Хулиан, позаботился об этом, – сказал дон Хуан, и все трое так раскатисто захохотали, что я почувствовал себя крайне неуютно. Я не знал, что и подумать.

Дон Хуан повторил: очень важно помнить, что хотя со стороны поведение магов и может показаться враждебным, но на самом деле оно всего лишь всегда безупречно.

– Какое значение имеет эта разница, если ты являешься объектом издевательства? – спросил я.

– Злонамеренные действия совершаются людьми ради личной выгоды, – сказал он. – Другое дело – маги. Хотя их действия и преследуют скрытую цель, но она не имеет ничего общего с личной выгодой. То, что они получают удовольствие от своих действий, не может рассматриваться как выгода. Скорее это свойство их характера. Обычный человек действует только тогда, когда есть возможность извлечь для себя какую-то пользу. Воины говорят, что они действуют не ради выгоды, но ради духа.

Я задумался над этим. Действовать не ради выгоды было для меня чем-то совершенно непонятным. Я был воспитан так, чтобы чувствовать себя вправе ожидать какую-либо награду за все, что я делаю.

Дон Хуан, очевидно, истолковал мое молчание и замешательство как скептицизм. Он засмеялся и посмотрел на своих компаньонов.

– Возьми, к примеру, нас, – продолжал он. – Ты считаешь, что вносишь что-то в эту ситуацию, и в конечном счете хочешь извлечь из нее пользу. Если ты рассердишься на нас или если мы тебя разочаруем, ты вполне можешь прибегнуть к злонамеренным действиям, чтобы свести с нами счеты. В противоположность тебе у нас и в мыслях не было действовать ради личной выгоды. Наши действия продиктованы безупречностью – мы не можем разозлиться или разочароваться в тебе.

Дон Хуан улыбнулся и сказал мне, что с момента нашей встречи на автобусной станции все, что он сделал для меня, было продиктовано безупречностью. Он объявил, что ему нужно было убрать мою защиту, чтобы помочь мне войти в состояние повышенного осознания. Именно поэтому он и сказал мне, что мои брюки расстегнуты.

– Это был способ выбить тебя из колеи, – сказал он с усмешкой. – Мы – грубые индейцы, и потому все наши шутки несколько примитивны. Чем изощреннее воин, тем сложнее и тоньше его шутки. Но я считаю, что мы получили огромное удовольствие от нашей грубой шутки, когда привязали тебя за шею, как собаку.

Все трое усмехнулись, а потом тихонько рассмеялись, как если бы в доме был еще кто-то, кого они не хотели беспокоить.

Очень тихим голосом дон Хуан сказал, что, поскольку я нахожусь в состоянии повышенного осознания, я могу лучше понять то, что он намеревается рассказать мне о двух искусствах – сталкинге и намерении. Он назвал их вершиной достижения магов, как старых, так и новых, – именно тем, с чем они, как и тысячи лет назад, имеют дело сегодня. Он заявил, что сталкинг является началом и что прежде, чем воины могут что-нибудь предпринять на своем пути, им необходимо научиться выслеживать, затем они должны овладеть намерением, и только после этого они смогут сдвигать точку сборки по своей воле.

Я точно знал, о чем он говорит. Откуда-то я знал, что движение точки сборки может быть выполнено. Но слов, чтобы сказать им о моем знании, у меня не было. Несколько раз я пытался найти слова для такого объяснения. Они смеялись над моими неудачами и советовали мне пытаться снова.

– Как бы ты посмотрел на то, если бы за тебя все это произнес я? – спросил дон Хуан. – Пожалуй, я мог бы найти точные слова, которые ты никак не можешь вспомнить.

По его вопросительному взгляду я решил, что он серьезно спрашивает моего позволения. Ситуация показалась мне настолько нелепой, что я рассмеялся. Дон Хуан, проявляя завидное терпение, повторил свой вопрос, и я снова рассмеялся. Их удивление и озабоченность показали мне, что моя реакция была им непонятна. Дон Хуан поднялся и заметил, что я слишком устал и что мне пора возвращаться в мир повседневных дел.

– Ну пожалуйста, подожди, – взмолился я. – Со мной все в порядке. Просто мне показалось забавным, что тебе понадобилось спрашивать у меня разрешения.

– Я должен спросить твоего разрешения, – сказал дон Хуан, – потому что ты единственный, кто может позволить словам, заключенным внутри тебя, выйти наружу. Думаю, я все же переоценил твою способность к пониманию. Слова есть нечто исключительно могущественное и важное, и они являются магическим достоянием того, кому они принадлежат. У магов есть правило большого пальца: они говорят, что чем глубже сдвигается точка сборки, тем сильнее ощущение, что обладаешь знанием и не имеешь слов для его

объяснения. Иногда точка сборки у обычных людей может по неизвестной причине прийти в движение, чего они и сами не осознают, разве что вдруг становятся косноязычными, смущенными и рассеянными.

Тут вмешался Висенте и предложил, чтобы я остался с ними еще на некоторое время. Дон Хуан согласился и повернулся лицом ко мне.

– Самым первым принципом сталкинга является то, что воин выслеживает самого себя, – сказал он. – Он выслеживает самого себя безжалостно, хитро, терпеливо и мягко.