– Потому что он говорит, запинаясь, – ответил он. – Он ужасно заикается.

Официантка сказала, что я говорил совершенно нормаль-но, когда заказывал еду.

– О! Вы так наблюдательны, – сказал дон Хуан. – Он может говорить как все, только когда заказывает еду. Я повторяю ему снова и снова, что, если он хочет научиться разговаривать нормально, он должен быть безжалостен. Я привез его сюда, чтобы дать ему несколько уроков безжалостности.

– Бедняжка, – сказала старая дама.

– Да, но нам пора уходить, если мы хотим еще сегодня найти для него любовь, – вставая, сказал дон Хуан.

– Это вы серьезно насчет брачного дела? – спросила молодая официантка у дона Хуана.

– Будьте уверены, – ответил он. – Я собираюсь помочь ему найти то, в чем он нуждается, чтобы он мог пересечь границу и попасть в место без жалости.

Я подумал, что дон Хуан то ли брак, то ли США называет «местом без жалости». Я засмеялся над его метафорой и вдруг стал так ужасно заикаться, что напугал женщин до полусмерти, а у дона Хуана вызвал совершенно истерический смех.

– Мне тогда было совершенно необходимо сообщить тебе цель моих дальнейших действий, – сказал дон Хуан, продолжая свои объяснения. – Я сделал это, но ты, как это и должно было случиться, полностью пропустил мои слова мимо ушей.

По его словам, с момента, когда дух проявит себя, каждый шаг будет легко доведен до своего логического завершения. Моя точка сборки достигла места без жалости, когда под влиянием превращения дона Хуана была вынуждена покинуть свое привычное положение саморефлексии.

– Находясь в положении саморефлексии, – продолжал дон Хуан, – точка сборки собирает мир ложного сострадания, который на поверку оказывается миром жестокости и эгоцентризма. В этом мире единственно реальными чувствами оказываются лишь те, которые каждому из нас удобно испытывать в данный момент. Для магов безжалостность — это не жестокость. Безжалостность — это противоположность жалости к самому себе и чувству собственной важности. Безжалостность – это трезвость(14).

Мы провели ночь на том месте, где я занимался вспоминанием происходившего со мной в Гуаймасе. Поскольку моя точка сборки была все еще податливой, дон Хуан ночью помогал мне достичь новых ее положений, которые затем уходили в глубь моего сознания и совершенно забывались.

На следующий день я был не в состоянии вспомнить ничего из случившегося и воспринятого. Тем не менее я остро ощущал, что приобрел какой-то странно важный опыт. Дон Хуан подтвердил, что моя точка сборки сместилась глубже, чем он ожидал. Однако он отказался хотя бы намекнуть на то, что же именно я сделал. Он лишь сказал по этому поводу, что рано или поздно я вспомню все.

В полдень мы продолжили подъем в горы. Мы шли молча, не останавливаясь почти до самого вечера. Во время неспешного подъема на пологий скальный уступ дон Хуан неожиданно заговорил. Я не понял ни слова. Он повторял это до тех пор, пока я не сообразил, что мы остановимся на широком плато, видимом с того места, где мы находились сейчас. Еще он сказал, что там за валунами и густым кустарником можно укрыться от ветра.

– Скажи, можешь ли ты определить место на этом плато, которое наилучшим образом подошло бы нам для ночевки? – спросил он.

Еще раньше, во время подъема, я приметил почти незаметный выступ. Он казался темным пятном на склоне горы. Я обнаружил его, быстро скользнув взглядом по этому месту. Теперь, когда дон Хуан спрашивал о моем мнении, мне удалось определить пятно еще более темное, почти черное, на южной стороне утеса. Этот казавшийся мрачным уступ и почти черное пятно на нем не вызывали ни малейшего чувства страха или беспокойства. Мне нравился уступ, а его черное пятно нравилось еще больше.

– То пятно очень темное, но оно мне нравится, – сказал я, когда мы достигли края скалы.

Дон Хуан согласился с тем, что на этом месте будет лучше всего провести ночь. Он сказал, что тут имеется особый уровень энергии и что ему тоже нравится эта приятная темнота.

Мы направились к скальным выступам. Дон Хуан определил нужное место по валунам, и мы сели, прислонившись к ним спиной.

Я сказал, что, с одной стороны, выбрать именно это место было просто моей удачной догадкой, но с другой – я не могу не учитывать тот факт, что воспринял его глазами.

– Я бы не сказал, что ты воспринял его исключительно глазами, – сказал дон Хуан. – Все было немного сложнее.

– Что ты имеешь в виду, дон Хуан? – спросил я.

– Я хотел сказать, что у тебя есть способности, о которых ты до сих пор не догадываешься, – ответил он. – Поскольку ты весьма беспечен, ты можешь думать обо всем, что ты замечаешь, как об обычном чувственном восприятии.

Он сказал, что если я сомневаюсь в этом, то могу вновь спуститься к подножию горы и убедиться в справедливости его слов. Он предупредил, что я не смогу заметить темный выступ, просто глядя на него.

Я всячески заверил его, что ни в коем случае не сомневаюсь, поскольку не собираюсь вновь спускаться с горы.

Однако он настаивал на спуске. Я думал, что он делает это, просто чтобы поддразнить меня. Меня это раздражало, ведь, по моему мнению, сейчас он должен быть серьезным. Он так смеялся, что даже закашлялся.

Он отметил, что все животные могут выделить в местах своего обитания территории с особыми уровнями энергии. Большинство животных боятся этих мест и избегают их. Исключением являются горный лев и койот, которые ложатся там и даже спят, не обращая внимания на последствия. Но только маги намеренно ищут такие места из-за их особой эффективности.

Я спросил его, что это за эффекты. Он сказал, что они проявляются в виде толчков укрепляющей энергии, и заметил, что такие места могут находить и люди, живущие в естественной среде, хотя они и не догадываются об их существовании и оказываемом ими действии.

– Как же они узнают, что нашли такие места? – спросил я.

– Они никогда не узнают, – ответил дон Хуан. – Маги, наблюдая за людьми, идущими по горным тропам, замечают, что, когда те устают, они располагаются на отдых именно в местах, которые имеют положительный уровень энергии. С другой стороны, проходя по территории с вредным потенциалом энергии, они становятся нервными и прибавляют шагу. Если спросить их об этом, они ответят, что хотят быстрее пройти данный участок, потому что чувствуют прилив энергии. Однако все наоборот – единственное место, придающее им энергию, есть то, где они чувствуют усталость.

Он сказал, что маги могут находить такие места, воспринимая всем своим телом небольшие всплески волн энергии там, где они находятся. Возросшая энергия магов, полученная за счет исчезновения чувства собственной важности, позволяет их чувствам расширить свой диапазон восприятия.

– Я постоянно стараюсь показать тебе, что единственно правильными действиями как для магов, так и для обычных людей являются те, что направлены на сопротивление вовлечению нас в наш образ себя, – продолжал дон Хуан. – Цель Нагваля в отношении его учеников – это разбить зеркало их саморефлексии.

Он добавил, что каждый ученик – это особый случай и что Нагваль предоставляет духу позаботиться о деталях.

– Каждый из нас в равной степени подвержен своей саморефлексии, – продолжал он. – Это проявляется в виде потребностей. Например, до того, как я стал на путь знания, моя жизнь была бесконечной чередой потребностей. И даже годы спустя после того, как Нагваль Хулиан взял меня под свое крыло, я все еще испытывал множество потребностей, может быть, даже в большей степени, чем раньше. Однако существуют и маги, и обычные люди, которые не нуждаются ни в чем. Они получают умиротворение, гармонию, смех, знание непосредственно от духа. Такие люди не нуждаются в посредниках. Другое дело – ты и я. Я – твой посредник, моим был Нагваль Хулиан. Посредники, кроме того, что предоставляют минимальный шанс – осознание намерения, – еще и помогают разбить зеркало саморефлексии. Единственной конкретной помощью, которую ты когда-либо получал от меня, является разрушение твоей саморефлексии. Если бы это было не так, ты попросту терял бы время. Это единственная реальная помощь, которую я тебе оказывал.