– Не прошло и года, – облегченно вздохнул Бочкин. – Будь спокоен, старик, тебе никто не помешает. Но если ты и в этот раз струсишь – я тебе!..

И он приставил к моему носу кулак, мягкий и пухлый, как пончик. Но вид у Бочкина при этом был не сахарный. Я понял, что могу получить от друга впервые в жизни. И главное – по заслугам!

– Пожелай удачи, – лишь сказал я.

Тогда Никита ударил меня легонько кулаком в плечо. И сразу полегчало: Бочкин всегда будет на моей стороне, что ни случись.

После уроков я дождался Ингу у школы. Погода выдалась ясная, безветренная. Как там у Пушкина: «Мороз и солнце: день чудесный». Желтогрудые синицы облепили кусты, от чего ветки стали похожи на крупную мимозу. В такие моменты я любил зиму. Несмотря на то что нос слипался при дыхании, а кожа на лице, казалось, покрывалась тонким панцирем. Еще очень мерзли ноги под штанами. Я всегда отказывался поддевать треники под брюки, как советовала мне мама. Девчонкам куда проще – натянули модные гетры или шерстяные лосины. А нам что – штаны с начесом носить? До минус пяти-десяти в школьных брюках еще куда ни шло, но сегодня вдарило минус пятнадцать, если не все двадцать. Хотя как можно думать о таких вещах, если рядом идет любимая девушка? Вот я и позабыл обо всем, как только мы с Ингой вышли в сквер, до последнего подбирал слова, чтобы признаться в любви.

– Какой-то ты сегодня странный. Молчишь, не шутишь, – начала о чем-то догадываться Инга. – У тебя что-то случилось?

– Да.

– Рассказывай!

Инга приготовилась слушать. Она привыкла, что ей вечно жалуются на школьные проблемы. Наверное, решила, будто хочу посоветоваться с ней по поводу конфликта с кем-то из ребят, потому и попросил прогуляться вдвоем, без лишних свидетелей. В упор не видела, как я сохну от любви. Тогда я вдохнул поглубже и выпалил:

– Я давно хотел тебе сказать, что… аа-уу-их…

В этот момент отмерзшие конечности, о которых я успел забыть, сыграли со мной злую шутку. Я начал скользить и заваливаться ровно в том самом месте, где всегда мечтал уберечь от падения Ингу. Вместо признания я выкрикивал какие-то звуки, хватал руками воздух и неминуемо валился на лед. Инга обхватила меня, пытаясь удержать, но было поздно. Я шмякнулся. Да еще как! Подмяв под себя хрупкую и легенькую Ингу, точно каток, укладывающий асфальт: просто-напросто распластал ее по дороге. Я лежал на своей возлюбленной и не мог отдышаться, ноги еще плохо слушались, никак не получалось отползти в сторону. А Инга подо мной была такая близкая и румяная, что я выдохнул ей прямо в лицо:

– Я люблю тебя! Уже очень давно, больше месяца. Боялся признаться. И хочу защищать тебя от всего плохого. Всегда.

– Отвали… – шептала Инга.

– Я отвалю. Но любить тебя не перестану, слышишь! – Во мне откуда-то взялась смелость, будто росла-росла и вот наконец выросла.

– Отвались, говорю, – процедила Инга с хрипотцой. – Некого сейчас защищать будет. Раздавишь.

Только тут я сообразил, что в пылу страсти все еще возлежу на своей возлюбленной. Клянусь защищать, а сам того гляди прикончу! Тут же откатился в сторону, плюхнулся в сугроб. Лег на спину, и передо мной распахнулось небо. Рядом Инга пыталась отдышаться и переварить все услышанное. Я ждал, боялся даже пошевелиться. Инга тоже не торопилась вставать. Так мы и валялись на обочине, хорошо еще сквер пустовал.

– Что ты сказал? – переспросила Инга. – Любишь?

– Люблю.

Инга опять замолчала.

– А чуть не убил, – сказала она, а потом засмеялась.

Я повернул голову. Инга валялась на снегу и хохотала. Меня тоже разбирал смех, но я чувствовал себя настоящим дураком. В прямом смысле – завалил признание в любви. Вы можете себе такое представить? И небо, огромное, прозрачно-голубое, дрожало надо мной. Видимо, оно тоже сотрясалось от хохота. И синицы на ветках – зимняя мимоза, и хрустящие сугробы. Все вертелось, все смеялось. Голова у меня пошла кругом. Я признался Инге в любви! Я сделал это!

– Ха-ха-ха!..

Друзья! Если вы все еще со мной, то я уже могу вас так называть. Мы пережили вместе самые отчаянные моменты моей жизни. Я рассказывал все откровенно, кажется, ничего не скрыл. И вот настает момент истины. Сегодня Инга согласилась пойти со мной на первое свидание. Не прошло и двух месяцев, как я решился пригласить ее. И она согласилась! Все случится сегодня вечером. Осталось как-то пережить утро в школе: тихо, без конфликтов и провинностей, чтобы меня не оставили после уроков, не вызвали родителей к директору или не приключилась еще какая-то подлянка. В общем, от этого школьного дня я ждал лишь одного – пусть все пройдет спокойно, чтобы я мог целым и невредимым явиться на свидание. А то, как оно обычно случается в фильмах, над которыми мама рыдает: свидание назначено, а герой обязательно попадает в какую-то нелепую ситуацию. Все это будто обо мне. Порой сам чувствую себя героем какой-то комической истории. Я даже хотел не пойти в школу, отсидеться дома, но побоялся, что мама решит, будто я болен, и тогда уложит в постель – неделю нос на улицу не высунуть. С Бочкиным мне было бы спокойнее, но он на целую неделю улетел с родителями на Мальдивы. Я, конечно, был рад за друга – с уроков его отпросили, будет греться на солнышке, пока у нас здесь мороз под двадцать градусов. К тому же знал, как для Никитоса важно провести время с предками. Но мне сейчас его дико не хватало. Пришлось топать в школу одному: наше место на углу никогда не казалось мне таким пустынным и печальным. Но волновался я зря. В школе со мной не приключилось ничего плохого. Пару двоек в дневнике за невнятное бормотание у доски я не считаю. Главное, к концу учебного дня я был здоров и невредим. И вот когда уже навострил лыжи к дому, чтобы по возможности не отравиться за обедом, сзади раздался визгливый окрик. От испуга я врос в землю.

– Стой! – вопил кто-то фальцетом.

Ко мне бежал первоклашка-вымогатель. Я не мог понять, что ему еще от меня нужно? За узкими плечиками подпрыгивал огромный квадратный рюкзак: странно, что парень не заваливался на спину, надевая его. Я подумал было драпануть от вездесущего мальчишки, но не заставлять же ребенка играть в догонялки с такой тяжестью за спиной, хоть он того и достоин.

– Что нужно? – спросил сурово.

– Тебя Борис зовут? – парень пытался отдышаться.

– Борис, и что с того?

Мальчишка удовлетворенно кивнул, а затем начал хихикать: он пытался сдержать смех, но у него не получалось. А потом вдруг пропищал:

– Борис, прямо как Борис-животное! Жесть!

Первоклашка жаждал собственной смерти, не иначе. Я, конечно, понимаю, что просмотр фильма «Люди в черном» произвел на него неизгладимое впечатление, но дразнить старшеклассников – это неоправданный риск. Я уже занес ладонь над детским затылком в шерстяной шапочке, но тут парень перестал хохотать и даже присел от страха.

– Погоди! Не бей! Я же тебе послание должен передать! Я как этот… голубь с письмом, – щебетал он, шаря рукой по карманам.

– Лети, голубок! – я придал мальчишке ускорения, подтолкнув в спину.

Выслушивать дальше издевательства этого недомерка желания не было. Ведомый моим напутствием и тяготением рюкзака, первоклашка посеменил куда-то вдаль, не в силах остановиться. Ему еще повезло, что я был сосредоточен на предстоящем свидании с Ингой, а то задал бы ему по заслугам. Пока первоклашка, потерявший ориентир, крутил по школьному двору, я поскорее вышел за ограду. Но тут меня настиг Сопыгин. Час от часу не легче!

– Погуляем? – предложил он.

– Прости, дела.

Растрепать ему о предстоящем свидании с Ингой не хотелось, зачем расстраивать хорошего человека. Еще подумает, что я хвастаюсь.

– Хорошо, тогда до дома провожу, – не отставал Сопыгин.

Он начал рассказывать какую-то из последних баек про директора, но я не слушал. Все мысли были об Инге, пока не раздался знакомый крик. Этот голосок я уже прекрасно отличал – первоклашка не унимался.