Апофеоз симуляции – ядерная угроза. Однако "равновесие страха" всегда только зрелищный аспект системы апотропии, которая проникла во все поры повседневной жизни. Напряженное ожидание ядерной катастрофы лишь подкрепляет тривиальную систему апотропии, которая лежит в основе СМИ, безнаказанного насилия, царящего повсюду в мире, в основе алеаторного механизма всех предложенных нам выборов, которые делаются за нас. Даже самые незначительные наши поступки регулируются нейтрализованными, индифферентными, эквивалентными знаками, сумма которых равна нулю, теми же знаками, которые управляют "стратегическими играми" (но истинное уравнение кроется в другом, и неизвестное в нем - это как раз та переменная симуляции, которая превращает сам атомный арсенал в форму гиперреального, в симулякр, господствующий над нами всеми и сводящий все "наземные" события лишь к неким эфемерным сценариям, трансформируя оставленную нам жизнь в выживание, в цель без цели - даже не в полис страхования жизни: в полис, уже давно просроченный).Это не прямая угроза атомного уничтожения парализует наши жизни - это апотропия обескровливает нас. И апотропия эта исходит из того, что даже само реальное атомное столкновение исключается - исключается заведомо, как возможность реального в системе знаков. Все делают вид, будто верят в реальность этой угрозы (особенно военные, ведь речь идет не только обо всей важности их профессии, но и об их "стратегическом" дискурсе), и как раз на этом уровне стратегические цели отсутствуют, и вся оригинальность ситуации заключается в невероятности уничтожения.Апотропия исключает возможность войны - архаического насилия расширяющихся систем. Апотропия же является нейтральным, имплозивным насилием метастабильных систем или систем в состоянии инволюции. Нет больше ни субъекта устрашения, ни противника, ни стратегии, есть лишь планетарная структура уничтожения целей. Атомная война, как и Троянская, не состоится. Риск ядерного уничтожения служит лишь поводом для того, чтобы путем усовершенствования военной техники (но это усовершенствование настолько чрезмерно по сравнению с любой целью, что она сама становится ничтожной) ввести всеобъемлющую систему безопасности, ограничения и контроля, упреждающий эффект которого направлен вовсе не на предотвращение атомного столкновения (которое никогда и не было реальной проблемой, за исключением, конечно, самой начальной стадии "холодной войны", когда ядерную систему еще путали с традиционной войной), а на предупреждение намного более возможных реальных событий, всего того, что могло бы стать событием в общей системе и тем самым нарушить ее равновесие. Равновесие страха – это страх равновесия.Апотропия - не стратегия, она циркулирует и выступает предметом обмена между ядерными протагонистами точно так же, как международный капитал в орбитальной зоне валютных спекуляций, колебаний которой достаточно для того, чтобы контролировать всю мировую торговлю. Так вот валюты уничтожения (не связанной с реальным уничтожением, по крайней мере, не больше, чем краткосрочные спекулятивные капиталы связаны с реальным производством), циркулирующей на ядерной орбите, достаточно для того, чтобы контролировать все насилие и все потенциальные конфликты земного шара.В тени этого арсенала, под предлогом серьезнейшей "объективной" угрозы и благодаря этому ядерному дамоклову мечу, затевается мощнейшая система контроля, которая когда-либо существовала, и постепенная сателлитизация всей планеты с помощью этой гипермодели безопасности.То же самое касается и мирных атомных электростанций. Умиротворение не делает различия между гражданским и военным: везде, где разрабатывают необратимые средства контроля, везде, где понятие безопасности становится всесильным, везде, где норма безопасности заменяет старый арсенал законов и насилия (включая и войну), растет эта система апотропии, а вокруг неё растёт историческая, социальная и политическая пустыня. Гигантская инволюция заставляет сжаться все конфликты, все цели, все противостояния пропорционально этому шантажу, который перерывает, нейтрализует, замораживает их всех. Никакой бунт, никакая история не могут больше разворачиваться согласно своей собственной логике, потому что в этом есть риск уничтожения. Никакая стратегия больше невозможна, и любая эскалация - только детская игра, оставленная для военных. Политическая цель мертва, остаются одни только симулякры конфликтов и тщательно очерченных целей."Космическая гонка" сыграла точно такую же роль, что и ядерная эскалация. Вот почему космонавтика так легко смогла сменить ее в 60-е годы (Кеннеди / Хрущёв) и развиваться параллельно в виде "мирного сосуществования". Ведь в чем, в конечном счете, заключается решающая функция космической гонки, покорения Луны, запуска спутников, если не во внедрении модели всемирного тяготения, сателлитизации, совершенным зародышем которой выступает лунный модуль: программируемый микрокосм, в котором ничто не может быть оставлено на волю случая? Траектория, энергия, расчеты, физиология, психология, окружающая среда - ничто не может быть оставлено на волю случайных обстоятельств, перед нами всеобъемлющий мир нормы - в нем больше не существует Закона, а его сила перешла к операционной имманентности всей совокупности деталей. Мир, очищенный от всякой угрозы смысла, асептический и невесомый – именно это совершенство завораживает. Экзальтацию толп вызвал не факт высадки на Луну или запуск человека в космос (это, скорее, воплощение предыдущей мечты), нет, мы ошеломлены совершенством программирования и технического манипулирования, имманентным чудом запрограммированного развития событий. Завораживание от максимальной нормы и овладения вероятностью. Головокружение от модели, которая соединяется с моделью смерти, но без страха или неизвестности. Ведь если закон, с его аурой нарушения, порядок, с его аурой насилия, еще выявляют искаженное воображаемое, то норма фиксирует, завораживает, впечатляет и делает все воображаемое эвольвентным. Никто больше не замечает деталей программы. Просто ее просмотр вызывает головокружение. Головокружение от мира без изъянов.Та же модель программированной неизбежности, максимальной безопасности и апотропии сегодня регулирует и социальное пространство. В этом и заключаются истинные следствия ядерной угрозы: тщательное управление технологией служит моделью для тщательного управления социальным. И здесь также ничто больше не остается на волю случая. Более того, в этом и есть суть социализации, которая началась сотни лет тому назад, но сейчас вошла в фазу своего ускоренного развития, приблизившись к границе, которую считали эксплозивной (революция), и которая в данный момент выражается через противоположный процесс, имплозивный и необратимый: всеобъемлющая апотропия от любой случайности, от любой неприятности, от любой трансверсальности, от любой окончательности, от любого противоречия, разрыва или социального осложнения, освященное нормой, обреченное на дескриптивную прозрачность механизмов информации. На самом деле космическая и ядерная модели лишены собственных целей: таковыми не являются ни освоение Луны, ни военно-стратегическое превосходство. Их истина - быть моделями симуляции, образцовыми векторами системы планетарного контроля (даже сверхдержавы не свободны от этого сценария - весь мир сателлитизирован).Налицо противоречие: в процессе подчинения тот, кто стал сателлитом, не является тем, кем его считают. Вследствие орбитальной вписанности космического объекта в сателлит превращается сама планета Земля, и земной принцип реальности становится эксцентричным, гиперреальным и малозначительным. Вследствие орбитальной реализации системы контроля, такой, как мирное сосуществование, в сателлиты превращаются все земные микросистемы, которые теряют при этом свою самостоятельность. Вся энергия, все события поглощаются этой эксцентричной гравитацией, все конденсируется и интегрируется в единой микромодели контроля (орбитального сателлита), как в другом примере, биологическом измерении, все конвертируется и интегрируется в молекулярную микромодель генетического кода. В ходе этих двух процессов, в этом разветвлении ядерного и генетического, в одновременном действии обоих фундаментальных кодов апотропии, поглощается всякий принцип смысла, и никакое развертывание реального становится невозможным.Яркой иллюстрацией этого была одновременность двух событий в июле 1975 года: стыковка в космосе двух суперспутников, американского и советского, апофеоз мирного сосуществования, и постановление китайцев об отказе от идеограмматического письма в пользу латинского алфавита. Последнее означало "орбитальную" инстанциализацию абстрактной и смоделированной системы знаков, в орбите которой подвергаются резорбции все уникальные когда-то формы стиля и письма. Сателлитизация языка: для китайцев это способ войти в систему мирного сосуществования, который был им предначертан в виде стыковки двух спутников. Орбитальный полет "Большой двойки" - способ нейтрализации и гомогенизации всех тех, кто остался на земле.И все же, несмотря на мощь этой орбитальной апотропии - апотропии ядерного кода или кода молекулярного, - наземные события продолжают происходить, и неожиданные повороты становятся все более многочисленными, учитывая мировой процесс глобализации и синхронизации информации. Хотя это трудно уловить, но они больше не имеют смысла и становятся лишь дуплексным отражением симуляции на высшем уровне. Лучшего примера, чем война во Вьетнаме, не найти, ведь она происходила в точке пересечения самой большой исторической и "революционной" цели и процесса внедрения этой инстанции апотропии. Какое значение имела эта война, и не явилась ли она той решающей и кульминационной точкой нашей эпохи, после которой стал очевиден конец истории?Почему эта война, такая тяжелая, такая длинная, такая жестокая, рассеивается день за днем, словно по мановению волшебной палочки?Почему это американское поражение (самая большая неудача в истории США) не имело никаких внутренних последствий в Америке? Если бы оно действительно означало поражение планетарной стратегии Соединенных Штатов, оно непременно нарушило бы внутреннее равновесие и перевернуло бы американскую политическую систему. Ничего подобного не произошло.Произошло, следовательно, другое. По сути, эта война была лишь решающим эпизодом мирного сосуществования. Она ознаменовала присоединение Китая к мирному сосуществованию. Невмешательство Китая, достигнутое и конкретизированное после многолетнего изучения им мирового modus vivendi, переход от стратегии мировой революции к стратегии разделения сфер влияния, отход от радикальной альтернативы в пользу изменений в политической системе, которая теперь в основном налажена (нормализация отношений Пекин - Вашингтон), - именно в этом заключалась цель вьетнамской войны, и в этом смысле США хоть и ушли из Вьетнама, но выиграли войну.И война "спонтанно" прекратилась, когда эта цель была достигнута. Вот почему она была свернута, остановлена с такой легкостью.Подобную редукцию сил можно заметить и в самом Вьетнаме. Война продолжалась до тех пор, пока не были ликвидированы непримиримые элементы, несовместимые со здоровой политикой и дисциплиной власти, пусть даже коммунистической. Когда, наконец, инициатива перешла к регулярным частям Севера и выскользнула из рук сопротивления, война могла прекращаться: она достигла своей цели. Цель, таким образом, состояла в организованном политическом изменении. Как только вьетнамцы доказали, что они больше не носители непредсказуемой субверсии, стало возможным оставить их в покое. То, что порядок остался коммунистическим, в сущности, не важно: он зарекомендовал себя, поэтому ему можно доверять. Он даже эффективнее капитализма в ликвидации "диких" и архаических докапиталистических структур.По тому самому сценарию проходила и войны в Алжире.Другой аспект этой войны и любой войны отныне: за вооруженным насилием, за смертельным антагонизмом противников, который представляется делом жизни и смерти, и разыгрывается как таковой (иначе никогда не удалось бы посылать людей на гибель в подобных конфликтах), за этим симуляром смертельной борьбы и бесчеловечной глобальной цели, обоих противников объединяет фундаментальная солидарность против другой вещи, неназванной и необсуждаемой, но полная ликвидация которой, при равном соучастии обоих противников, является объективным результатом войны: племенные, общинные, докапиталистические структуры, все формы обмена, языки, организации символического - именно это нужно уничтожить, ликвидация всего этого является целью войны, - и последняя, со своим исполинским зрелищным арсеналом смерти, является лишь средством этого процесса террористической рационализации социального, - ликвидация, в результате которой сможет установиться социальное бытие, неважно какого направления, коммунистического или капиталистического. Полное соучастие, или разделение труда между двумя противниками (которые могут даже пойти ради этого на огромные жертвы), с той же целью перестройки и приручения социальных отношений."Северному Вьетнаму было рекомендовано согласиться на сценарий ликвидации американского присутствия, во время реализации которого, конечно, необходимо сохранить лицо".Этот сценарий: крайне жестокие бомбардировки Ханоя. Их необоснованный характер не должен скрывать, что они были лишь симулякром, который давал возможность вьетнамцам делать вид, будто они соглашаются на компромисс, а Никсону - заставить американцев проглотить вывод своих войск. Игра была сделана, и на карте стояло лишь правдоподобие финальной сцены.Пусть это не обескураживает моралистов от войны, носителей высокой военной доблести: война не становится менее жестокой от того, что она только симулякр, на ней человек еще испытывает настоящие телесные страдания, и ее жертвы и ветераны с лихвой достойны жертв и ветеранов других войн. Эта задача всегда успешно выполняется, так же как задачи разделения территории и наведения общественного порядка. Чего больше нет, так это суровости противников, реальности антагонистических причин, идеологической серьезности войны. А также реальности победы или поражения, поскольку война превратилась в процесс, который торжествует далеко за пределами своих внешних проявлений.В любом случае, умиротворение (или апотропия), которое доминирует сегодня, находится за пределами войны и мира и его суть в том, что и война и мир беспрерывно эквивалентны. "Война - это мир", - сказал Оруэлл. И в этом также два дифференциальных полюса имплозируют друг в друга или рециркулируют друг друга - синхронизация противоположностей, которая является одновременно пародией и концом любой диалектики. Таким образом, можно полностью пропустить истину войны, а именно то, что она закончилась задолго до своего начала, войне был положен конец в самом разжигании войны, что она, возможно, никогда не начиналась. Многие другие события (нефтяной кризис и т.д.) никогда не начинались, никогда не существовали, разве что как искусственные перипетии,- абстракции, эрзацы и артефакты истории, катастроф и кризисов, предназначенные для того, чтобы удерживать под гипнозом историческую инвестицию. Все СМИ и официальные источники задействованы только для того, чтобы поддержать иллюзию подлинности, реальности целей, объективности фактов. Все события следует читать в обратном направлении, или же становится заметно (ретроспектива коммунистов "во власти" в Италии, посмертное повторное "открытие" ГУЛАГа и советских диссидентов, так же как недавнее открытие умирающей этнологией утраченного "различия" дикарей), что все эти вещи случаются слишком поздно, в истории, которая запаздывает, в спирали, которая запаздывает, что они уже давно исчерпали свой смысл и живут только благодаря искусственному возбуждению знаков, что все эти события сменяют друг друга без логической связи, в тотальной эквивалентности самых спорных из них, в глубоком равнодушии к своим следствиям (а они их больше и не имеют, потому что исчерпывают свои силы в зрелищном промоушне), - все кадры "кинохроники" производят мрачное впечатление китча, ретро и порно одновременно - несомненно, все знают об этом, и никто не воспринимает их всерьез.Реальность симуляции невыносима – более жестока, нежели "театр жестокости" Арто, который был все еще попыткой создать драматургию жизни, последним вздохом идеальности тела, крови, насилия в системе, которая уже изгоняла все это прочь, бескровно поглощая все цели. И трюк удался. Любая драматургия, а также любой реальный стиль жестокости исчезли. Роль хозяйки принадлежит симуляции, и нам осталось право только на ретро, на фантом, на пародийную реабилитацию всех утраченных референций. Все по-прежнему разворачивается вокруг нас, в холодном свете апотропии (включая Арто, который имеет право, как и остальные, на свое возрождение, на повторное существование в качестве референции жестокости).Вот почему распространение ядерного оружия не увеличивает риск атомного столкновения или катастрофы - за исключением промежутка, в котором "молодые" государства могут ощутить соблазн использовать его не с целью устрашения, а с "реальной" целью (как это сделали американцы в Хиросиме - но, в самом деле, только они и имели право на использование этой "потребительской стоимости" бомбы, и всех тех, кто получит доступ к ней в дальнейшем, будет удерживать от использования бомбы сам факт обладания ею). Вступление в ядерный клуб, так красиво названный, очень быстро отбивает (так же как вступление в профсоюз в трудовой сфере) любую охоту к силовому вмешательству. Ответственность, контроль, цензура, самосдерживание растут всегда быстрее, чем вооруженные силы или средства вооружения, которые находятся в нашем распоряжении: таков секрет общественного порядка. Так, даже сама возможность парализовать всю страну одним движением рубильника вниз гарантирует, что электроэнергетики никогда ей не воспользуются: весь миф об общей и революционной забастовке рушится в тот самый момент, когда появляется возможность для ее проведения - и именно потому, что появляется возможность для ее проведения. В этом весь процесс апотропии.Поэтому вполне вероятно, что однажды мы станем свидетелями того, как ядерные державы будут экспортировать атомные реакторы, оружие и бомбы по всей планете. На смену контроля путем угрозы придет намного более эффективная стратегия умиротворения посредством бомбы и через владение бомбой. "Малые" государства, полагая, что они приобрели независимую ударную силу, приобретут вирус апотропии, своего собственного сдерживания. То же относительно и атомных реакторов, которые мы им уже поставляем: множество нейтронных бомб, которые нейтрализуют всякую историческую вирулентность, всякий риск взрыва. В этом смысле ядерное повсюду начинает ускоренный процесс имплозии, которая замораживает все вокруг себя и поглощает всю живую энергию.Ядерное - одновременно кульминация доступности энергии и максимизация систем контроля всякой энергии. Строгая изоляция и контроль возрастают прямо пропорционально (и, несомненно, даже быстрее) по отношению к возможности раскрепощения. Это уже было апорией модернистской революции. Теперь это абсолютный парадокс ядерного. Энергии нейтрализуются своей собственной мощью, они сдерживают сами себя. Трудно даже представить, что за проект, что за власть, что за стратегия, что за объекты могут существовать вне этой инклюзии, этого огромного насыщения системы своими собственными силами, отныне нейтрализованными, неиспользуемыми, непонятными, невзрывными,- за исключением взрыва, направленного внутрь, имплозии, когда все эти энергии уничтожатся в катастрофическом процессе (в буквальном смысле, то есть в значении реверсии всего цикла к самой низкой точке, реверсии энергии к минимальному порогу).