– Как ты понял, что ты в иллюзии? – спрашивает девушка, череп преображается в обычное лицо, правда чересчур бледное и неэмоциональное: – как ты сумел вырваться из кругов ада?

– Добрый вечер. – кланяюсь я в ответ. Надо тянуть время, пока мои нити не найдут что‑нибудь или кого‑нибудь… хоть что‑то. Трудно быть на двух планах одновременно, голова начинает болеть так, как будто ты пытаешься решить сложную геометрическую задачу. Или втиснуть в голову понятия дофигаэдра. Словом, будто начал учится жонглировать и выбивать чечетку одновременно. Но надо решать эту задачу, надо тянуть нити, надо тянуть время. А для того, чтобы тянуть время никто не придумал ничего лучше, чем неторопливая беседа двух людей, которые хотят друг друга убить.

– Меня зовут Ямасита Синдзи, учащийся старшей школы. Мне шестнадцать… почти семнадцать лет. – пауза. Молчание. Девушка шевелится. Поворачивает свое лицо ко мне.

– Я – Мара. Сколько мне лет я не знаю. В данное время – наемник. Мне очень жаль, Синдзи‑кун, что наши пути пересеклись в этом саду.

– Мне тоже очень жаль, Мара‑сан. – молчание. Между нами появляется чайный набор и девушка подбирает рукава кимоно, начиная чайную церемонию. Мои нити тянутся во всех направлениях, пытаясь нащупать что‑то в настоящей реальности, в том саду, где я лежу на траве со сломанным плечом. Где же там в той реальности моя команда, Акира‑сан, Читосе и Майко? Надо найти их. Неужели мы все в своей собственной иллюзии сейчас? Эта наемница реально крута. Как и ожидалось от тройной эски. Ох, невовремя мы попали, но я думал, что у старикана Джиро еще есть козыри в рукаве. А может быть еще есть – мелькает мысль, может пока я тут сижу и чаи гоняю – в реальной реальности старикан с каким‑нибудь огненным мечом уже ему голову отрубил, а я попросту останусь здесь навсегда в этой иллюзии и может быть меня уже подключили к аппарату поддержания жизни в больнице и прошло тридцать лет и Нанасэ‑онээсан уже умерла и медики решили отключить меня. Сейчас. Опять чушь в голову приходит, думаем дальше, не время расслабляться.

– Что ты хочешь сказать, Синдзи‑кун? – спрашивает девушка, едва наши чаши заполнились чаем и я поднес свою к губам. Иллюзорный чай – лучший вид чая, из тех, что я когда‑либо пробовал. Как описать его? Представьте осеннее утро, легкий холод, пар изо рта и печальную девушку на перроне вокзала, когда твой поезд уезжает навсегда. Вот такой вкус.

– Что ты хочешь сказать перед своей смертью? – спрашивает она и чашка едва касается ее губ.

– Что ты хочешь сказать своей Смерти? – чашка ставится на поднос с легким звуком «тунн!» когда фарфор прикасается к твердому дереву.

– Ты можешь сказать все. Я выслушаю тебя. – говорит она и поднимает голову, любуясь полной луной. Я поднимаю голову вслед за ней. Мои нити движутся еле‑еле, хотя я напрягаюсь изо всех сил. Почему? Я утратил часть силы? Нет, я все еще чувствую кровь, однако даже мои раны – те, что в реальном мире, заживают едва‑едва. Просто уменьшилась скорость моего лечения и манипулирования кровью?

Я смотрю на девушку Смерть, которая любуется луной, никуда не спешит и ждет моих слов, так, словно у нее есть все время мира. А ведь она (он?) – наемница, у нее не так много времени, прежде чем в атакованное поместье не сбегутся все якудза округи. Все супера Сейтеки, СКПУшники, отряд антимагии и … черте‑кто может явится еще. Ей нет смысла затягивать свою миссию, или она настолько уверена в своих силах, что ей попросту плевать? Что она в состоянии всем внушить «все спокойно, здесь не на что смотреть, проходите мимо»? Возможно, хотя это вызывает у меня мурашки, от такого монстра ничто не спасет.

Второй вариант – что в этой нашей иллюзии время течет не так, как снаружи, в реальности. Это объясняет и мою замедленную регенерацию и тот факт, что с момента начала нашего разговора мои нити продвинулись дай бог на пять сантиметров. А может быть и первый и второй вариант вместе, да. Выводы, впрочем, не поменялись – продолжаем бурить своими щупальцами ткань реальности там, в настоящем мире и заговаривать зубы здесь в этом прекрасном саду.

– Что сказать. – пожимаю плечами я: – у меня есть только просьба. Предсмертные просьбы дело серьезное.

– Не обещаю, что я смогу ее выполнить. – сказала девушка Мара: – у меня плохо получается запоминать такие вещи. Меня всегда о чем‑нибудь просят.

– Девапутра‑мара. Сущностное воплощение Майи. – говорю я и девушка отрывается от созерцания луны и поворачивает голову ко мне. Наши взгляды встречаются.

– Давно никто не называл меня этим именем. – говорит она: – полным именем. Я постараюсь запомнить твою просьбу, смертный.

– Говорят, что Мара – дитя бога. Говорят, что, воплощая Майю она скрывает и одновременно воплощает истинную природу мира. Говорят, что нет истины, кроме Майи‑Мары и нет лжи в мире больше чем она. – я ставлю свою чашку на поднос под тихое и протяжное «тунн!», раздающееся в этом мире каждый раз когда фарфоровое дно чашки касается твердого дерева подноса.

– Продолжай. – она снова поднимает чашку, словно салютуя моим словам. Над нами плывет огромная – на полнеба – луна. Я вижу кратеры Моря Дождей и Моря Спокойствия. Пью чай со вкусом позднего вечера и свидания на берегу моря, неловкого касания руками и первого поцелуя. Надо бы взять с собой, думаю я, если выживу – смогу деньги на таком чае сделать, первый иллюзорный напиток в реальном мире. От создательницы Майи, истинной дочери Бога, собрано на лучших иллюзорных плантациях.

– Оставь моих спутниц живыми. – прошу я: – твоя миссия в том, чтобы убрать Джиро‑сама, зачем тебе лишние трупы?

– Хорошо. – кивает она головой: – пусть будет так. – мы пьем чай дальше.

– Как я могу знать, что ты сдержишь свое слово, Дочь Бога? – спрашиваю я.

– Никак. – пожимает плечами она: – даже если бы я не сдержала его, или наоборот – сдержала – какая тебе разница, ты все равно будешь мертв и никогда не узнаешь об этом. Просто сейчас, перед смертью – ты можешь насладится знанием того, что ты пожертвовал собой и спас их.

– Но я не смогу знать наверняка? – уточнил я. Она покачала головой.

– Нет. Все истинно и все ложно, нет никакой определенности в мире. Как можно знать что‑то наверняка в меняющемся мире? В каком‑то из миров твои спутницы живы, в каком‑то умерли. В каком‑то – вы даже одолели меня и я лежу на траве сада, глядя пустыми глазницами в небо. А здесь и сейчас – мы пьем чай. Пока ты не умер. – говорит она. Вздыхаю. Прислушиваюсь к своим ощущениям. Мои нити отдалились от моего тела уже на достаточное расстояние и справа от меня нащупали чье‑то тело. Живое. Тоже лежит на траве лицом вниз. По структуре, по тому как отзывается на мою кровь, понимаю, что уже ранее лечит его. Кто‑то из наших. Жив и здоров. Вернее – жива и здорова. В ощущениях крови – как будто пульсирующий огонек на конце моего щупа. Кто именно – не знаю. Опознать наощупь кровяным щупом не могу. Посылаю кровь на излечение и бурст, авось подействует. Тело не шевелится. Тоже в иллюзии наверное. Хотя, какое наверное – жива, но лежит и не шевелится, значит в иллюзии. Или без сознания.

– Значит, мы не договоримся. – говорю я с грустью. Девушка удивленно смотрит на меня.

– А мы и не договаривались – говорит Дочь Бога Девапутра Мара: – я обещала тебя выслушать и я тебя выслушала. Ты готов к смерти? Или…

– Погоди. Ты обещала мне, что мои спутницы…

– И я повторю это обещание снова. Я обещаю тебе, что оставлю их в живых.

– Но гарантий у меня нет?

– Нет. Гарантии – смешное слово в этом мире хаоса. Люди думают, будто они могут планировать. Предвидеть. Прогнозировать. Вы смешные. Никто не может знать что произойдет даже завтра. Например ты. Ты не доживешь до завтра, а потому и не узнаешь.

– Хорошо. Слушай, они… они могут быть полезны. Мы можем быть полезны. Может тебе надо что‑то найти. Или кого‑то?

– Мне надо найти. – соглашается Мара и ее лицо на миг искажается. В этот же момент я нахожу еще одно тело рядом со мной. На этот раз – едва живое. Пулевые ранения грудной клетки, пневмоторакс, асфиксия. Она умирает! Спешно подаю кровь, прислушиваюсь к ощущениям. Пневмоторакс при ранениях в грудную клетку обычное дело, в полевых условиях такое не вылечить, слава Богу Крови и его исцелению.