Прошло четыре дня после катастрофы... Команда Доминго в полном составе и другие шубринцы все еще оставались на базе Четыре-двадцать пять. Но были и такие, которые, взяв себя в руки, спрятав поглубже свои страдания, отправились на своих кораблях в другие колонии для несения караульной службы, как попросил их Геннадиус. Отныне их задачей стало помочь хотя бы одной из двадцати уцелевших колоний в случае нападения.

Доминго по-прежнему отказывался выполнять просьбу Геннадиуса. Он подсчитал, что патрулирование на какой-нибудь одной из колоний обеспечивало ему только один шанс из двадцати для поединка с Левиафаном, а этого ему было мало.

Полли, однако, казалось, что Геннадиус не теряет надежды и терпеливо ждет, когда Доминго одумается и даст согласие на миссию спасения.

Капитан же был неумолим. Жажда мести слишком переполняла его сердце, оттеснив все остальные эмоции на другой план, в том числе и готовность помочь другим.

Шубринцы, оставшиеся на базе, делились на две группы.

Первая отдавалась только своему горю и подсчитывала потери, оставаясь равнодушной к судьбе других колоний, вторая — назло всем превратностям судьбы, была одержима желанием немедленно начать восстановление Шубры, чтобы вернуть все утраченное.

На базе всем беженцам на неопределенное время предоставляли кров, одежду, еду и, при необходимости, оказывали медицинскую помощь.

Но все знали, что это не надолго. Шубринцы не смогут оставаться в роли вечных подопечных, поэтому рано или поздно, даже самым отчаявшимся, придется куда-нибудь отправиться, чтобы чем-нибудь занять остаток своей жизни. Куда?.. Многим из них придется все начать с нуля, но жизнь то продолжается.

Через три дня после приезда на базу, к Доминго подошли жители бывшей колонии Шубра и попросили его, как мэра, позаботиться об их дальнейшей судьбе — найти какое-либо место вдали от базы, где они смогли бы начать жизнь, как говорится с нуля...

Но в данный момент Доминго волновали другие проблемы и он не мог понять этих проблем. Перед ним стояла одна единственная задача, от которой он не хотел и не думал отказаться.

Чуть позже Геннадиус подошел к Доминго и предложил ему выбрать какую-либо колонию для заселения, но последний странно улыбнулся и сказал в ответ:

— Начать жить заново? Тогда, что ты подразумеваешь под словом “жить”?

Несколько минут Геннадиус сурово смотрел на своего старого друга, затем повернулся и ушел, не произнеся ни слова.

Доминго крикнул ему вдогонку:

— Что нового на карте в рабочем зале? Вопрос так и остался без ответа.

Полли безудержно хотелось обнять Доминго, дать ему возможность расслабиться и выплакать горе на ее плече. Ее просто пугало его хладнокровие, ведущее его просто к безрассудству. Но капитан, как ей казалось, не был похож на человека, требующего, желающего утешения, сочувствия. Ей никогда в жизни не приходилось встречать кого-либо из мужчин менее склонного к слезам, чем Доминго.

И она ждала... Чего? Ждала любые перемены в его настроении, состоянии, к худшему или лучшему, но к другому...

Из разрозненных фраз и обрывков разговоров, здесь на базе, и раньше на Шубре, Полли смогла более или менее составить историю жизни Доминго.

Он прибыл в Милкпейл около двадцати земных лет назад, в то время, как говорится, еще зеленым, молодым... Его сопровождала молодая невеста — хрупкая, робкая девушка по имени Изабель. Судя по доходящим до нее разговорам, он ее страстно, самозабвенно любил. Годы, прожитые в Милкпейле, были для Изабель тяжелым испытанием. Она так и не смогла привыкнуть к жизни здесь, как будто вечно чего-то боялась...

Десять лет назад она погибла в кораблекрушении, при странных и невыясненных до сих пор обстоятельствах.

Никто точно не знал: была ли эта авария связана с берсеркерами или же это был просто несчастный случай? Двое из их трех малолетних детей погибли вместе с матерью. От этого удара Доминго так и не сумел оправиться.

О повторном браке он просто и слушать не выносил. Когда Полли увидела его впервые, он ей показался человеком добрым и мягким, но в некоторой степени отстраненным, как бы, от окружающей его действительности. Светом в окошке для него была единственная, оставшаяся в живых, дочь Меймио.

Беженцам было предоставлено хорошее жилище. Комнаты на базе были большими, удобными, которые и в мирное время редко пустовали. В нынешних чрезвычайных обстоятельствах все те, кому еще было куда ехать, отправились защищать свои дома, а комнаты для гостей оказались полностью в распоряжении потерпевших колонистов. Комнат на сегодня хватало, даже их было с избытком...

Полли выбрала небольшую уютную комнатку, расположенную рядом с комнатой Доминго. Днем они виделись редко, а по ночам она чутко прислушивалась к тому, что происходило — там, в его помещении. Но оттуда обычно не доносилось ни единого звука, стояла такая тишина, что Полли начинала думать: а там ли он?

В первую ночь после приезда на базу, Полли подошла к двери Доминго и постучалась, наспех придумывая причину, оправдывающую ее вторжение к нему. Но ее нерешительный стук в дверь остался без ответа. Та же участь постигла ее и на второй раз. Она пыталась позвать его по имени, затем нажала на ручку двери, и неожиданно дверь открылась.

Комната была пуста. На узкой кровати лежала не разобранная рабочая сумка, которую Доминго всегда брал с собой в полеты.

Поразмыслив: где бы он мог быть в такое время, Полли отправилась на “Сириан Пэрл”, где его и отыскала. Он даже и не намеревался спать. На настенном экране, в который раз, воспроизводилась запись разрушения Шубры, найденная потом на одном из ее защитных постов. Это была запись крушения не только Шубры, но и надежд и чаяний капитана. Через весь экран медленно проплывал Левиафан — летящая крепость уродливой, угловой формы, за которой тянулось длинное голубое свечение. Левиафан просматривался смутно, несмотря на многократное увеличение. Орудия бомбили Шубру. Все превращалось после этого в пыль... Вероятно, эта запись была сделана сразу после того, как Левиафан стал обстреливать Шубру своими снарядами — особыми малыми устройствами, которые взрывают и стерилизуют малые укрытия, подобные тому, в котором находилась Меймио. Снарядов на экране не было видно. Запись занимала всего несколько минут, а затем все автоматически повторялось...

Полли долго наблюдала, как Доминго вновь и вновь внимательно, с пристрастием смотрел запись, будто этот бой представлял собой обыкновенную инженерную разработку. Тем временем компьютер Пэрла методично конструировал цветную голографическую модель всей туманности и Полли, внимательно присмотревшись, вдруг поняла, что это — уменьшенный вариант карты, представленной на экране в операционном зале базы.

Когда несколько минут назад она вошла в зал, Доминго отвел взгляд от экрана, но только на мгновение, чтобы посмотреть: кто вошел...

— В чем дело, Полли? — спросил он рассеянно.

Она промолчала, но капитан даже не заметил. Он тут же забыл о ней. Экран и модель, изображенная на нем, снова полностью завладели его вниманием. Через некоторое время, осознав, что кто-то наблюдает за ним, вновь взглянул на нее и спросил:

— Что случилось, Полли?

Все придуманное ею прежде было уместным для прихода к другу в соседнюю комнату, а здесь показалось совсем не уместным. Поэтому Полли выдала только часть правды:

— Я беспокоилась за тебя.

Что в это время было написано на его лице? Улыбка?..

— Не стоит! То малое, что осталось от меня, не заслуживает внимания, а тем более переживаний, — ответил он.

— Не верю. Я все еще вижу тебя. Но другого, которым ты был...

Он вновь замолчал, невнятно пробубнив что-то, сел в ожидании, когда же его оставят одного.

— Ты все еще намерен преследовать берсеркера, — спросила она. Это было скорее утверждением, чем вопросом.

Капитан рассеянно кивнул головой. Он все еще смотрел на нее, но мысли его витали далеко-далеко.