Я вспомнила о своих родителях. Они постоянно опекали меня, свою ненаглядную старшую дочь. Оберегали от любой опасности. Но самая большая опасность в моей жизни была создана моими же руками. Я потеряла их всех. И двоих братьев – а ведь я их любила – тоже.

– В начале первого курса мама заболела, так что я вернулся домой. У нее был рак. И когда мы уже точно знали, как все закончится, мне пришлось бросить колледж. Я остался с родителями и постарался отплатить ей за все хорошее, что она сделала для меня.

О нет!

– Мы с отцом строили планы. Он настаивал, чтобы я вернулся к учебе, но мне хотелось еще немного пожить с ним. Нечестно было бы сбежать и бросить его одного. К тому же мне всегда нравилось жить с родителями. – Акинли ненадолго замолчал. – Однажды отец повез маму к врачу. Я тоже должен был поехать, но что-то помешало. Какая-то глупость. Они попали в аварию и… – Снова пауза, долгая. Акинли делал глубокие, мерные вдохи. – По крайней мере, я знал, что скоро потеряю маму, но обоих сразу… – Его голос звучал сдавленно. Я видела, что ему хочется плакать, но он сдерживается изо всех сил. – Прошло уже четыре месяца, но я постоянно о них думаю. – Акинли опустил глаза.

Я вспомнила ту встречу на пляже. Каким надломленным и задумчивым он выглядел в костюме и без ботинок. Прошло как раз четыре месяца. Акинли продолжал смотреть на кровать, на тарелку, себе под ноги, лишь бы не встречаться со мной взглядом. Ему было больно. И я прекрасно его понимала.

Я взяла его за руку и принялась чертить пальцем буквы на его ладони. Ни за что на свете я не отпущу его сейчас искать бумагу. Он не сразу понял, чего я хочу, но потом стал повторять буквы вслух и догадался.

– И-М-Я. Имя? Ты хочешь знать, как звали моих родителей? – Он наконец-то заглянул мне в глаза.

Я кивнула. Акинли сглотнул и вдруг улыбнулся:

– Андреа. Маму звали Андреа. А отца – Рик.

Рик и Андреа. Те люди, что произвели на свет этого удивительного молодого человека. Те люди, по которым он скучал и винил себя в их потере. Акинли прокашлялся и снова опустил глаза:

– Ладно. Если родители тебя ищут, мы поможем вам найтись, правильно?

Мне? Как я могу сейчас думать о себе? Я сидела потрясенная. Акинли ничего не сделал, чтобы спровоцировать смерть своих родителей – как я, например, – но все равно чувствовал вину. И в тот момент я осознала, что не давало мне покоя больше всего. Дело не в том, что я стала сиреной; моя семья умерла, а я нет.

Мы с Акинли оба выжили в ситуациях, которые должны были закончиться нашей смертью. Но нам пришлось похоронить любимых людей и жить дальше.

И он не виноват. Не виноват в том, что выжил. И я не виновата, что выжила. Суток не прошло, как я мечтала умереть, лишь бы наконец-то остановить идущую в голове битву. Я эгоистично считала, будто стала единственным человеком, кто ощутил эту боль. Но я ошибалась. Передо мной сидел обычный парень, ведущий нормальную жизнь, и он чувствовал то же самое. И тут, благодаря неожиданному повороту мыслей, я вспомнила Алекса. Он и еще шестеро пассажиров выжили после кораблекрушения. Что он чувствовал до конца своих дней? Должно быть, моя смерть легла на его сердце незаслуженной ношей. Как же мы любим обременять себя!

Я коснулась колена Акинли, чтобы он посмотрел на меня. Поднесла правую ладонь к сердцу и потом положила ему на грудь. Я хотела показать, что понимаю его боль и тоже недавно потеряла любимых людей. Чтобы он перестал считать их смерть своей виной и знал: все наладится. Я хотела сказать столько всего и не могла.

Акинли накрыл мою ладонь своей. Казалось, что непоколебимое выражение, которое полагается иметь на лице всем мужчинам, сдавало позиции. Его глаза выглядели влажными, но он все еще пытался не дать воли слезам.

«Тебе не надо сдерживаться передо мной».

Я не хотела видеть мужественную маску. Я хотела его. Но не могла объяснить. Казалось, Акинли понял, что, по крайней мере, я ему сочувствую. И этого достаточно.

– Спасибо, Кэйлен, – прошептал он.

Все мысли разом вылетели из головы. Мне нравилось, как он произносит мое имя. Мы сидели на кровати и просто смотрели друг на друга. Не знаю, что отражалось на моем лице, но я видела, как сменяют друг друга его эмоции. Грусть, спокойствие, благодарность и затем… восхищение? Последнее придавало его лицу особую красоту. Я улыбнулась, видимо, с излишней теплотой. Акинли нагнулся ко мне. От неожиданности я слегка вздрогнула, но колебания оказалось достаточно, чтобы стоявшая на колене тарелка слетела на пол. Она не разбилась, но звук вывел нас обоих из транса.

Меня не пугала перспектива провести весь день дома, но Акинли то и дело извинялся. Мне нравилось быть с ним наедине, и вроде как он уловил мою радость. Я просто не знала, как ее скрыть. Твердила себе, что надо поступать осторожнее, что, скорее всего, мои чувства безответны. Ведь я почти ничего не понимаю в ухаживаниях, но мне показалось, утром Акинли собирался меня поцеловать. Не стоило цепляться за свои домыслы – вдруг я ошибалась. Поэтому я твердила то, что знала точно: Акинли считает, что должен заботиться обо мне, охранять и развлекать. Это я знала точно.

И все же я мечтала о поцелуе, хотя сама понимала, какая это глупость.

Причина, почему мы оказались заперты в доме, была прозаична. Единственным нарядом в моем распоряжении оказались мужские шорты и вечернее платье. Не думаю, что любой из них подошел бы для маленького городка. Я никогда не слышала о Порт-Клайде, но вряд ли он мог оказаться крупным населенным пунктом. Вид из окна не давал никаких подсказок о нашем местонахождении. С одной стороны дороги был лес, а с другой дома скрывали изгибающееся побережье. Через дорогу стояли похожие на наш домики, а за ними густая растительность, так что дальше ничего не было видно. Прямо напротив жила пожилая женщина. Вчера вечером, когда приехала «скорая», соседка прибежала к нам в слезах, поскольку решила, будто что-то случилось с Беном, Джулией или Акинли.

Меня смущало отсутствие ориентиров. Хотелось знать, где именно я нахожусь и является ли Океан единственным выходом отсюда. С другой стороны, Акинли был прав: осень в этих местах должна быть красивой.

Я провела разведку, пока Акинли принимал наверху душ. Без приглашения на второй этаж я подниматься не собиралась, к тому же он там сейчас голый.

За утро я узнала, что Бен приходится Акинли кузеном. Бен и Джулия жили вместе уже несколько лет, начиная с окончания колледжа и вступления во взрослую жизнь. Они хорошо подходили друг другу: милая, осторожная Джулия и чудаковатый, смешной Бен. Акинли переселился к ним несколько месяцев назад. Я догадывалась почему.

Акинли, вместе с Беном и двумя молодыми, сильными рыбаками, занимался ловлей омаров. Я знала, что Мэн славится омарами, и эти парни внесли свой вклад в репутацию штата. Я и так догадывалась, что Акинли занимается физической работой, поэтому немало удивилась, когда обнаружила на полке несколько книг. Судя по названиям, Акинли увлекался всем понемногу: там было все – от художественной литературы до истории. Даже несколько учебников. С другой стороны, они могли принадлежать Бену или Джулии.

По рассказам о Бене чувствовалось, что Акинли считал его старшим братом, которого у него никогда не было. Они выросли вместе, и Бен был его лучшим другом с тех пор, как Акинли исполнилось восемь. Мысль о двух шаловливых мальчишках несказанно меня забавляла.

По почтительному тону я поняла, что Акинли очень уважает Джулию. Видимо, он считал чудом, что она до сих пор терпит Бена. Акинли, без всяких сомнений, любил кузена, но очень удивлялся, что тот сумел удержать такую самостоятельную, сдержанную женщину. Не знаю. Мне Бен показался вполне приятным парнем.

По дому там и тут встречались милые семейные мелочи. На полках стояли безделушки: похоже, кто-то питал слабость к мышам. Одна подушка на диване износилась, – видимо, чье-то любимое место. На стенах и полках – фотографии в рамках. Бен и Акинли держали в обеих руках по омару и показывали друг другу язык. Джулия на скамейке в окружении группы людей, видимо родители, братья и сестры. На следующем, явно профессиональном фото Бен и Джулия сидели рядом. Лица людей, с которыми я еще толком не познакомилась, смотрели на меня со всех сторон. Этот дом принадлежал им.