И даже если не с Кейси – хотя иначе не могло получиться, учитывая ее сильный характер и уступчивость Акинли, – рано или поздно он кого-нибудь встретит. Кто бы ни была та девушка, она не представляет, как ей повезло.

Прошел сентябрь.

Элизабет и Миака по-прежнему пытались утешить меня. Они не сдавались, хотя я сама понимала, что находиться рядом со мной сейчас далеко не так приятно, как раньше. Я бы с радостью поговорила с ними, объяснила, что происходит, но разговор по душам исключался. Миака покупала мне пирожные и сладости, Элизабет устраивала в квартире забавные танцы. Я улыбалась, а пару раз даже засмеялась, но смех получился слабым.

Я часто крутила в руках кулон. Акинли обещал, что осенью в Порт-Клайде очень красиво. Уже скоро деревья пожелтеют. Я пыталась представить маленький дом и двор, полный опавших листьев. Разноцветные фейерверки деревьев, без стеснения обнаживших ветки, чтобы ветер мог сорвать остатки их наряда.

Картины рисовались красивые, но им не хватало одного-единственного штриха: улыбающегося лица Акинли. Его я не могла придумать сама – мне нужно было увидеть все собственными глазами.

Так что я попросила у Океан разрешения навестить Акинли. Я не собиралась с ним разговаривать: только понаблюдать издалека и полюбоваться на осеннюю листву.

Океан считала, что лучше не надо.

Но я не буду даже подходить к Акинли. Я хочу, чтобы он забыл меня. Мне просто хочется посмотреть издалека. Пожалуйста.

Океан стояла на своем.

Прошел октябрь.

До конца месяца мы оставались в Лондоне. Осенний запах жимолости и сигаретного дыма растаял, погода портилась. Я не могла понять, почему раньше считала этот город неповторимым. Наш визит получился довольно коротким. К концу октября, по словам Элизабет, мы выжали из Лондона все, что смогли. Если честно, я устала от толпы людей и радовалась отъезду. Мне хотелось отправиться в более спокойное место. Не знаю, удалось ли мне обмануть сестер, но я старательно делала вид, что прислушиваюсь к их разговорам.

По ночам я продолжала спать. Со временем сны сменились кошмарами, где я теряла Акинли. Он медленно погружался в темноту, куда я не могла дотянуться. Я пугалась, поскольку знала, что на земле нет недоступных для меня мест.

Поэтому я перестала спать совсем. Лучше не видеть его лица, чем смотреть, как оно пропадает из виду. Я боялась, что навсегда запомню Акинли из кошмара. Каждый день я вспоминала, как он выглядел в тот вечер, когда подарил мне кулон и я стояла под его окном. Эту картину я хранила ближе всего к сердцу. Я хотела видеть Акинли таким и убеждала себя, что именно так он сейчас и выглядит. Он счастлив. Мы с сестрами переезжаем. Прощай, Лондон. Цель достигнута, все осмотрено.

Прошел ноябрь.

Мне хотелось спрятаться. Сохранять бодрый вид и разыгрывать из себя обычную девушку давалось все труднее. Мое тело не справлялось с работой. Я чувствовала постоянную тяжесть и надевала улыбку, как силач-тяжеловес.

И все же я пока справлялась. Мы отправились в Париж. Сколько раз я уже там была? Мы часто заезжали туда по дороге.

Я старалась выглядеть довольной. Миаке нравились парижские выставки искусств. Мы ходили на представления и ели в кафе, как обычно. Только сейчас с нами была Элизабет, что часто облегчало мне жизнь: присутствие третьей сестры помогало держаться в тени. И все же каждый день давался с трудом.

Элизабет продолжала выказывать ненасытную тягу к жизни. Она всегда находила куда пойти и что поделать. Сестра настаивала, чтобы мы прошлись по каждой улице, попробовали все блюда. Нехотя я подчинялась. Мы часто выходили в свет, практически каждый день. По крайней мере, я избавилась от необходимости поддерживать разговор. Обычно я плелась за сестрами и притворялась, что наслаждаюсь видом. На самом деле я теребила кулон и скучала по Акинли, простому и понятному, в отличие от преисполненного собственной важности города.

Ноябрь означал, что приближается День благодарения. Бедняжке Джулии придется одной готовить праздничный ужин. Или Бен ей поможет? Возможно, они поедут к родственникам. Сразу вспомнились безымянные лица на развешанных по дому фотографиях, а ведь я считала, что когда-нибудь познакомлюсь с ними. Снова одолела тоска.

Я опять попросила у Океан разрешения повидать Акинли.

Я просто хочу посмотреть на него. Ничего больше.

Она заявила, что в моем состоянии лучше не надо, ведь я все еще тоскую. Встреча лишь всколыхнет воспоминания.

Я все равно постоянно думаю о нем.

Нет, нельзя.

Пожалуйста! Я уже умоляла ее.

Нет.

Я очень прошу. Всего лишь пять минут!

Нет.

После этого я долго не разговаривала с Ней, настолько меня расстроил отказ. Я не могла придумать, как попасть в Порт-Клайд самостоятельно, иначе давно бы попыталась, хотя понимала, что таким образом нарушу запрет.

Прошел декабрь.

На праздники мы остались в Париже. Мы с Миакой уже отмечали там Рождество в первые годы знакомства, и Миака, с ее безошибочным чутьем художницы, так описывала свои впечатления, что Элизабет отказалась уезжать из города до Нового года. Париж всегда славился своими огнями, но под Рождество сиял еще ярче. Хотя в моем сердце тьма только сгущалась.

Сколько рождественских праздников я ни отмечала, но каждый раз в них ощущалось особое волшебство. Словно, если очень захотеть, желание исполнится. В Рождество мы с детским восторгом верили, что все изменится к лучшему. Но сколько бы желаний я ни загадывала в этом году, мне не вернуться в Порт-Клайд к Акинли. Чудеса мне не помогут.

В предыдущей жизни Миака не исповедовала христианство. Так что она просто за компанию наслаждалась праздником и сопутствующими покупками. Элизабет как-то сказала мне, что верит в существование высших сил, но не в том виде, в каком представляет их церковь.

– Бог есть, – рассеянно заметила я, когда сестры заговорили о духовном.

– Правда? – отрезала Элизабет. Вопрос прозвучал не грубо, скорее удивленно. – Откуда ты знаешь?

– Она мне сказала.

– Кто? – спросила Миака.

– Океан. Он есть. Управляет волнами и штормами. Океан надо иметь достаточно сил, чтобы удержать их в себе. Если бы Она могла сама подвести шторм к кораблю, в сиренах не было бы нужды. Она самое могущественное существо в мире, о котором нам известно, и все же Ей приходится подчиняться. Так что Бог определенно есть.

Какое-то время сестры молча смотрели на меня. Скорее всего, потому, что услышали самую длинную мою речь за последние месяцы. Я упивалась своими словами, поскольку устала подчиняться Ей и докладывать о своих поступках. Самое большое утешение доставляла мысль, что есть кто-то, способный сокрушить Ее в один момент.

И все же, даже под эгидой Отца, Сына и Святого Духа, месяц прошел впустую. Вера никак не вязалась с всеобщим празднованием. Повсюду я видела сцены поклонения волхвов и звенящие колокольчики Санты. Они ничего не значили. Не несли ни надежды, ни доброй воли, ни покоя. От всего сердца я надеялась, что Акинли в этом году получит все, о чем попросит.

Прошел январь.

Начался новый год, такой же, как все остальные. Осталось восемнадцать лет. Всего восемнадцать лет тоски по улыбке Акинли. Желания оказаться в его объятиях. Состариться вместе. Всего восемнадцать.

Мы жили во Франции. Часто пили, просто так. Я заметила, что Миаке с Элизабет нравилось разыгрывать из себя подвыпивших. Смеяться и петь непристойные песни они не могли, но зато, пошатываясь, танцевали вдвоем или с каким-нибудь случайным гостем. На вечеринке высокой моды, куда нас занесло на Новый год, они поцеловались. Им нравилось шокировать окружающих, они находили в этом особое удовольствие. Элизабет меня не удивляла – она постоянно искала острых ощущений, но то, что она сумела заразить Миаку… Мы все бегали голышом, веселились, угоняя ту машину, но Миака с каждым годом становилась все безрассуднее.

Я помнила, какой маленькой она выглядела на пляже в ночь нашего знакомства. Как обнимала меня и называла своим другом. И как мы плакали вдвоем после крушения корабля и ухода Мэрилин.