Северо-запад

Северо-запад — это странное смешение древнего и нового. Возраст скал здесь не поддается определению. Миллионы столетий разрушали их, сделав похожими на корни гнилых зубов, эрозия разъела поверхность, и они стоят непоколебимые и оголенные, скрывая в своих недрах неизмеримые богатства. Они терпеливо дожидались, пока понадобятся миру, и это время наконец наступило. Северо-запад скоро обрастет целым комплексом шахт, шестьюстами милями железных дорог, семью новыми городами и гаванями, призванными обслуживать суда водоизмещением в шестьдесят пять тысяч тонн.

Большая часть капиталовложений была сделана американцами, британцам принадлежала лишь небольшая доля. Господин Чарльз Корт, министр по развитию Северо-Запада, объяснил:

— Почему Лондон не проявляет интереса? Британский капитал способствовал развитию Австралии раньше, теперь эту задачу взяли на себя американцы. Британцы же боятся рисковать.

Все началось с Маунт-Том-Прайс. В 1961 г. это было никому не известное гористое место, в дикой местности Пилбара, примерно в сотне миль западнее голубых асбестовых шахт Виттенума. На следующий год ассоциация, образованная Конзинком Риотинто и компанией «Кайзер Стил оф Калифорния», обнаружила там залежи руды красного железняка, количество и качество которого они едва ли могли оценить.

На конференции горных инженеров, проведенной в 1964 г., было установлено, что провинция Хамерслей содержит богатейшие запасы железной руды в мире. Общее количество руды лимонитного красного железняка с пятидесяти- и шестидесятипроцентным содержанием железа составляет шесть миллиардов тонн. Однако еще в 1960 г. правительство накладывало эмбарго на экспорт железной руды на основании того, что Австралии едва хватает ее для собственных нужд. Уже проложена железная дорога из Маунт-Том-Прайс (названного в честь экс-вице-президента компании «Кайзер Стил оф Калифорния») к заливу Бей в Дампирском архипелаге, где предполагается строительство порта, способного принимать корабли водоизмещением в сто тысяч тонн, а также города, который сможет обслуживать порт. Планируется строительство второго города — спутника Маунт-Том-Прайс. Поначалу это будут маленькие города, ведь современная горная промышленность не требует большого числа технических специалистов. Сюда приедут люди с дипломами, носящие рубашки с галстуками, любящие послушать симфоническую музыку вечерами в своих современных коттеджах, а отнюдь не труженики с мозолистыми руками, как это бывало прежде[81].

Другой город, такой же как Дампир, растянулся в шестидесяти милях восточнее Порт-Хедленда, на северозападном побережье, в сторону Брума.

Низкий хребет Маунт-Голдсворти возвышается не более чем на двести или триста футов над бесплодной равниной, кое-где покрытой зарослями. Мой гид из Америки показал множество образцов пород, найденных здесь во время бурения при разработке алмазов. Все они говорили о наличии богатых месторождений железных руд. Скоро появятся штольни, дробильные заводы, дома и бассейны, клубы и кинотеатры, а сейчас нет ничего, кроме песка и камней. Мрачное место. Но все здесь изменится, жителям будут предоставлены все удобства. Зарплата тоже, вероятно, достигнет в среднем двухсот фунтов в неделю. Так же как и в Маунт-Том-Прайс, основной капитал на местное строительство вкладывают США. Поступают доллары, появляются и американцы, в основном весьма деловые люди. Те, с кем мне пришлось беседовать, считают, что австралийцы хорошие ребята в компании, но отнюдь не лучшие коллеги по работе. Несколько бесцеремонное и небрежное отношение к делу многих австралийцев раздражает этих высококвалифицированных инженеров, привыкших к тому, что надо всего себя отдавать работе и всю свою энергию направлять к намеченной цели.

Порт-Хедленд — это довольно маленький, непритязательный морской порт с единственной улочкой и ветхим молом, задыхающийся от зноя в песчаных дюнах, куда свозят кучи отбросов. Вдалеке от Сан-Франциско и Лос-Анджелеса американцы чувствуют себя словно на другом конце света.

— Сможете ли вы достать в Перте хотя бы самую простую деталь? Нет, не сможете, — пожаловался мне один американец. — Вы пошлете в Сидней, но в Сиднее ее тоже не найдешь. Или же вам вышлют совсем не то что надо. Кого это интересует? И эта сойдет.

Существует и иная точка зрения, которую разделяют некоторые австралийцы. Другой мой попутчик, тоже американец, сказал:

— Кто мешает австралийцам вкладывать сюда свой капитал? Почему они сами не едут на Север и не занимаются собственным развитием? Это их страна. Они сидят себе в Сиднее и Мельбурне и жалуются на американский капитал и специалистов. Но это же их кровное дело! — И он с сожалением добавил: — Добродушные, щедрые, компанейские ребята, с которыми можно вместе выпить, они вступятся за вас в драке. Но конкуренция австралийцев погубит. А их пресловутые стейки?

Я удивилась. Ведь большинство американцев обожают бифштексы, а Австралия — страна бифштексов, или, как их здесь называют, стейков.

— Но это не бифштекс, — сказал мой шокированный попутчик, — они губят мясо. Не понимают, что подают сплошной жир и кости. К тому же мясо не дешево. Здесь почти все дороже, чем в Соединенных Штатах Америки. Разве что постричь волосы… Да еще здесь дешевое прекрасное пиво, особенно когда оно холодное.

Мы наслаждались пивом в отеле, который неожиданно оказался заполненным постояльцами совершенно нового типа, принесшими международные стандарты в тоскливую жизнь маленького порта, до сих пор обслуживавшего скотоводов небольших хозяйств, нескольких проезжающих транзитом скотопромышленников, старателей и команды небольших торговых судов, заходящих сюда время от времени, чтобы погрузить сало.

Температура доходила до 90° (по Фаренгейту), досаждали назойливые мухи, воздух был тяжел и неподвижен. Один из постояльцев-старожилов, напевая хриплым голосом, счастливо улыбаясь и раскачиваясь, изображал танец между столиками.

Среди песчаных дюн бульдозеры выравнивали площадку для строительного лагеря. Его будут собирать из готовых конструкций, напоминающих клетки для кроликов, и всю работу закончат за несколько часов. Маунт-Голдсворти должен ежегодно выбрасывать миллион тонн нефти, наращивая темп из года в год. Консорциум двух калифорнийских и одной сиднейской угольных компаний продаст продукцию первых семи лет группе японских фирм.

Глядя на Индийский океан, волны которого доходят здесь до высоты тридцати футов и более, трудно себе представить, что в этих глухих местах раскинутся механизированные и автоматизированные гигантские предприятия. Конечно, приливы, жара, циклоны, песок и мухи останутся. Воздушные кондиционеры, может быть, и оградят нашествие мух с залива, но скорее всего при малейшей возможности они быстро преодолеют любой барьер.

Именно эти маленькие мушки, от которых мороз пробегает по коже, больше всего поразили первого европейца, представившего отчет об этой части Австралии. Вильям Дампир писал: «Они делали аборигенов несчастнейшими людьми в мире. Из-за этих насекомых им приходилось держать глаза постоянно полузакрытыми. Мухи настолько назойливы, что отогнать их от лица практически было невозможно, и, если аборигены защищались двумя руками, мушки заползали в ноздри, даже в полуоткрытый рот. У аборигенов были большие бутылкообразные носы, отсутствовали передние зубы. Они не носили одежды, не имели жилья и вели полную опасностей жизнь, питаясь мелкой рыбешкой, которую выбрасывали приливы; у них не было железа для изготовления орудий и оружия, без которого невозможно охотиться на дичь и зверей, земля не давала им плодов».

Современное развитие общества, естественно, вызывает необходимость в обученных инженерах и разнообразной квалифицированной рабочей силе. Австралия должна искать иммигрантов для восполнения нехватки в специалистах. Однако нужда в них превышает предложения и во всем мире. Есть лишь один выход — привлечь японцев. Но на этот счет в Австралии существуют разные мнения. Одни говорят: большая часть нашей нефти идет в Японию. Японские суда приходят сюда для загрузки. Они забирают нашу шерсть. Невозможно торговать с людьми и не считать их равными себе, хотя это и может подорвать наш престиж «белой Австралии».