– Остаются описанные Пенелопой сюртук, темный жилет и брюки в красно-белую клетку. Объясните мне их, если умеете.
Брюки в красно-белую клетку. Брюки в красно-белую клетку. Тряска вагона словно вдалбливала эти слова в голову Клайва. Внезапно он рассмеялся.
– Вы находите все это забавным, мистер Стрикленд?
– Ничуть, – ответил Клайв. – Мне просто пришло в голову, что возможно еще одно объяснение.
– Любопытно, какое же?
– Прошу прощения, но оно настолько абсурдно, что я предпочту оставить его при себе.
– Попрошу не шутить со мной, молодой человек! Что это за объяснение?
Клайв молча смотрел на Деймона.
Поезд пронзительно загудел: он приближался к шлагбауму. Искры от локомотива проносились по серому небу. Явно перепуганная Джорджетта вынула из сумочки флакончик с нюхательной солью.
– Говорят, – сурово произнес Деймон, – что современная молодежь не умеет прилично себя вести. До сих пор, мистер Стрикленд, я считал вас исключением. Теперь я вижу, что ошибался.
– Как вам будет угодно, сэр.
– Ради бога, мистер Стрикленд! – воскликнула Джорджетта.
Мужчины, однако, не обращали уже на нее внимания, приняв, как это в подобных случаях практикуется всеми поколениями, чопорно вежливый вид.
– Раз уж вы будете гостем в моем доме, мистер Стрикленд, осмелюсь напомнить, что это вы пожелали оказать мне такую честь.
– Совершенно верно, сэр, но дело не только в моем желании. Я еду в качестве адвоката, поскольку дал обещание поговорить с вами по поводу, касающемуся одной из ваших дочерей.
– Моей дочери? – голос Деймона неожиданно изменился.
– Да, сэр. Поскольку правда, так или иначе, выйдет наружу...
Невзирая на тряску вагона, Деймон вскочил с места. Поднялся с места и Клайв.
– Лучше, если я скажу это сразу же. Некий Трессидер, джентльмен, к которому я лично не чувствую особой симпатии, желает сделать предложение вашей дочери. Это основная, если не единственная, причина моего визита.
Джорджетта вскрикнула. На лице ее мужа появился ужас, он покачнулся и, быть может, упал бы, если бы Клайв не схватил его за плечо. Тяжело дыша, Деймон сел, что-то пробормотал про себя и закрыл лицо руками.
4. Две девушки на выданье
Клайв забеспокоился – увидит ли он все-таки Кейт Деймон?
Он взглянул на часы, стоящие под стеклянным колпаком в освещенном только слабым светом керосиновой лампы салоне Хай – Чимниз. Пять минут седьмого. Клайв вспомнил слова Мэтью, сказанные им после того, как они вышли из поезда и зашли по дороге на телеграф в Рединге:
– Я все взвешу и дам вам ответ, мистер Стрикленд, но прошу пока не торопить меня. Сегодня вечером до ужина мне необходим полный покой.
Сегодня вечером до ужина...
Клайв поспешно переоделся в вечерний костюм, мысленно посылая ко всем чертям вертевшегося вокруг него и только мешавшего слугу. Похоже, однако, что спешил он напрасно: кроме него, вниз еще не спустился никто. Если не считать шума ветра, гулявшего над холмами Беркшира, всюду стояла полная тишина.
Позолоченный маятник часов медленно, бесшумно раскачивался, ничем не отличаясь от своего отражения в зеркале над белым мраморным камином. Клайв обвел глазами комнату: в скудном свете все казалось каким-то новым и чужим.
Салон не производил уже того убогого впечатления, которое создалось у Клайва, когда несколько лет назад он был здесь в последний раз. Мебель из розового дерева была доведена до блеска уксусом и пчелиным воском, пол покрыт ярким, пушистым персидским ковром, на окнах висели новенькие тяжелые шторы. Во всем чувствовалась рука второй миссис Деймон, которой муж, видимо, ни в чем не отказывал.
Клайв чувствовал, что закурить здесь сигару было бы кощунством. За салоном была погруженная в темноту комната библиотеки, а еще дальше, если память ему не изменяла, кабинет Мэтью Деймона.
Клайв выглянул в просторный холл. Напротив него была дверь в малую гостиную, где семья собиралась, когда не было гостей. Из-за приоткрытой двери до него донесся девичий голос:
– Я слыхала, что у нас новый гость.
– О, да. Некий мистер Стрикленд. Я думаю, ты не помнишь его.
Второй голос принадлежал миссис Каванаг, которую Клайв вспомнил. Это была набожная женщина средних лет, склонная к ханжеству. Много лет назад миссис Каванаг, которая когда-то нянчила всех детей хозяина Хай – Чимниз, добилась поста домоправительницы.
– Ну, почему же не помню, – сказала девушка, а потом чуточку взволнованным голосом спросила: – Скажи лучше, Кавви, зачем моя мачеха сегодня утром ездила в Лондон?
– Если бы ты вовремя спустилась завтракать, могла бы сама у нее спросить. Разве не так? А могла бы, если бы не поехала кататься верхом, спросить и днем, когда она вместе с отцом вернулась. – Тон миссис Каванаг изменился. – Уверена, однако, что на этот раз она не ездила навестить одного благородного джентльмена. Она была ведь вместе с твоим отцом.
– Я тебя не понимаю, Кавви. Что ты хочешь этим сказать?
– Только то, о чем и ты подумала, ласточка моя. А, может, и что-то другое. Во всяком случае, мне до этого нет никакого дела. Как и до того, зачем ездил в Лондон твой отец.
– А зачем?
– Кто не задает вопросов, – с хитрецой в голосе ответила миссис Каванаг, – тому и лгать не будут.
Клайв, стоявший уже в дверях и собиравшийся обратить на себя внимание, вдруг застыл на месте. Перед ним была девушка с картины, только с немного более взволнованным лицом.
Кейт Деймон, чтобы лучше видеть лицо миссис Каванаг, держала лампу на уровне плеча. Еще лучше, однако, была освещена она сама: короткие локоны темных волос и блестящие карие глаза. На ней было плотно облегающее желтое бархатное платье. Движения ее отличались легкостью и непринужденностью, почти не приличествующими юной леди.
– Что отцу нужно было в Лондоне? Я должна это знать!
– Твой батюшка мне об этом не докладывал, дорогая.
– В этом я не сомневаюсь. Но, Кавви, ты ведь столько слышишь...
– Постыдилась бы! – фыркнула миссис Каванаг, Даже ее черное платье, казалось, задрожало от возмущения. – Как это ты разговариваешь с доброй, старой Кавви! Если горничные непрерывно обсуждают все, что ни случается в доме, то, право же, я к этому ни имею никакого отношения! Естественно, я слышала, что твой отец хотел встретиться с Виктором...
– Который всегда был твоим любимчиком, не так ли?
– Но главной причиной поездки было не это и не какие-нибудь подозрения насчет твоей мачехи. В первую очередь он хотел встретиться с одним детективом.
– Вот как?
– Во всяком случае, – продолжала миссис Каванаг, – этот Джонатан Уичер был когда-то инспектором полиции, к тому же, одним из самых способных и ловких.
– Был?
– Вот именно. Твой отец тогда еще не разрешал тебе читать газетные отчеты об убийствах. Это было лет пять тому назад – на Роуд Хилл. Инспектору Уичеру было ясно, кто убийца, и он попытался получить ордер на арест. А что из этого вышло? Никто не поверил ему, что воспитанная девушка из порядочного семейства перерезала горло своему братишке, а потом спокойно отправилась на танцы.
– Да? Я бы поверила.
– Ну, а инспектору Уичеру порекомендовали держать язык за зубами и подать в отставку. Вот так-то. А потом, примерно год назад, эта барышня взяла да и созналась в убийстве. Ее звали Констанция Кент.
– Судя по всему, папу волнует, кто был тот мужчина на лестнице?
– Это уж ему знать, что его волнует. Ты, может, вообще не веришь, что кто-то был в доме?
– Ну, нет, – решительно проговорила Кейт. – Что кто-то был, это точно. И расхаживал туда-сюда, словно неприкаянная душа.
– И искушал добродетель Пенелопы Бербидж? Гм...
– Искушал добродетель? – передразнила Кейт. – Господи, что за выражения!
– Думайте, что говорите, барышня, не то получите еще по губам от батюшки!
В Кейт было какое-то внутреннее напряжение, напоминавшее о Мэтью Деймоне. Сейчас она подняла лампу еще выше, правая рука – так же, как на портрете – была сжата в кулак, на который опирался подбородок.