Аргелин не оглядывался. Отблески луны легли на его осунувшееся лицо, сухие потрескавшиеся губы. Настроение у него было мрачнее тучи, голос срывался в безумие.

— Мы все уже мертвы. И ты. И я. Даже Гермия. Вот погоди, выясню, кто убил Гермию…

Аргелин стремительно шагал, и Алексос бежал рядом, тревожно поглядывая на него снизу вверх.

— Ее же убил ты, генерал.

Аргелин неотрывно глядел вдаль.

— Это она меня довела, — прошептал он.

Это были мыши.

Сначала она приняла их за крыс и испугалась, потому что однажды, еще дома в Милосе, крысы навлекли на жителей чуму, и от этих воспоминаний ее до сих пор била дрожь.

Но нет. Это божьи создания.

Спускаясь по скалистой тропе, она ощущала, как они выныривают из трещин в земле, из расселин между камнями. Позади нее, над вершинами скал, на горизонте разгоралось багровое зарево. Воздух был влажный, на губах оседали капли росы. Уже рассвет? Неужели она бродит по Иному Царству целую ночь?

Мыши старались не попадаться на глаза. Они бегали мелкими стайками, опавшая листва шуршала под крохотными когтистыми лапками. Свет разгорался все ярче, но был каким-то незнакомым, и это ее озадачивало. Она спускалась во мглу, сквозь которую не проникал взор, белесую, словно туман, скопившийся в широкой впадине. Навстречу ей поднимались клубы этого тумана, цепкие пряди непрозрачного воздуха. Поскользнувшись на острых камнях, Мирани ухватилась за листву, мясистую и густую. Края листьев были обрамлены крохотными полипами, их мягкие тельца смялись под ее пальцами. От них шел едкий запах. Она чихнула.

Мыши остановились. Она еще слышала их писк, но беготня прекратилась. Они попрятались высоко на скалах, и она начала жалеть, что не осталась вместе с ними: вокруг поднимался туман, она погружалась в него, как в облако, и вскоре уже не видела ни тропинки, ни мохнатых зверьков — ничего.

Мирани остановилась.

Ее окутывал жемчужный свет. Не было ни верха, ни низа. Только белесая мгла. От нее шел сырой запах плесени. Мирани вытянула руки — они стали серебристыми от капель росы. Мокрая туника прилипла к телу. Девушку пробрала дрожь.

Потом над головой зашелестели крылья, невидимая птица опустилась ей на голову, взлетела и начала порхать вокруг Мирани. Она ахнула, пригнулась, сделала шаг…

И провалилась в болото.

Оно было теплое. Мирани сдавленно вскрикнула, взмахнула руками, испугавшись, что уйдет под воду с головой. Жидкий ил окутал ее до пояса, и тут ноги коснулись чего-то твердого. Мирани била руками по воде, пытаясь сохранить равновесие. Но вокруг нее была не вода — скорее, жидкая взвесь из зелени, полная водорослей, укутанная папоротниками. Девушка в панике озиралась, искала берег, но луна уже скрылась за тучами, и Мирани не знала, куда идти. Болото окружало ее со всех сторон, вздымалось и опадало густыми волнами, облизывая ей руки, приклеивая рукава к коже.

Напрягая все силы, она пошла вброд. Возле нее что-то проплыло; Мирани испуганно ахнула, но тут густая жижа, чавкнув, ушла из-под ног. С каждым шагом девушка погружалась все глубже.

«Где ты?» — подумала она, а потом задала этот вопрос вслух, громко, требовательно.

Ответа не было. Только бесчисленные москиты забивались в волосы, кусали лицо.

Мирани еле успевала отмахиваться. Ей мерещилось, что она спустилась в такую глубину, какой не бывает на свете, и отсюда нет возврата. Она с трудом удерживалась от паники; хотелось закричать, замахать руками, воззвать о помощи… Но туман, окружавший ее, хранил зловещее молчание.

И тут слева раздался всплеск. По воде пробежала рябь.

Словно в болото плюхнулось что-то тяжелое.

Его сжигала лихорадка. Личный врач Джамиля стоял рядом и качал головой. Сетис пробормотал:

— Неужели вы ничего не можете сделать?

— Только облегчить страдания. А причина хвори неподвластна моему искусству.

Кожа Шакала была холодной и влажной. Он лежал на кровати, скрючившись от боли, и судорожно цеплялся за москитную сетку. Конвульсии делались все сильнее, Лис с трудом удерживал его.

— Это колдовство, — ругался он. — Гнусное чародейство.

— Мы должны спасти ему жизнь.

Из окна донесся шум новой атаки, в воздухе разнеслась едкая вонь горящей смолы. Сетис выглянул. Луна заливала своим светом Порт. Среди разрушенных домов то тут, то там вспыхивали огоньки, над пустыней широким полотном висело звездное небо. По черным водам гавани к Острову, прямо к окну тянулась сияющая дорожка — словно тропа, по которой уходят мертвые, и казалось, что призрак Шакала вот-вот покинет исстрадавшееся тело, ступит на нее и исчезнет вдали.

В тускло освещенной комнате курились мирт и сандаловое дерево, витал аромат ладана. У ложа больного собрались почти все Девятеро: Персида молилась возле разбитого изваяния Царицы Дождя, Гайя и Тетия обтирали лицо и руки страдальца охлаждающим снадобьем с запахом лимона. Ретия нетерпеливо расхаживала из угла в угол.

— Этот план… — прошептала она.

— …удастся. — Сетис уверено выдержал ее взгляд. — Обязательно.

— Ах, вот как? Полагаю, тебе это сообщил Бог?

От ее язвительности у него по спине пробежал холодок. Бог ему ничего не сказал.

Шакал хрипло дышал, содрогаясь всем телом. Он уже не мог говорить, умирал на глазах. Сетис винил во всем только себя. Ведь это он придумал такой план. Может быть, лучше было бы сдаться, выиграть время…

Над садом Верхнего Дома вспыхнуло пламя. Затрещала полынь, потянуло терпким запахом дыма от пылающих веток. Шакал, обливаясь потом, вскрикнул, запрокинул голову.

— Давай же, — повторял про себя Сетис, стиснув зубы. — Давай…

Но под безжалостной луной, игрушкой Царицы Дождя, молча лежал разоренный Порт. Поздно. Он проиграл. Варвары захватят Оракул, повелитель воров погибнет. Он подвел Бога. И вдруг дверь распахнулась, вбежала Крисса. Не обращая внимания на предупреждающий оклик Гайи и суровый взгляд Ретии, она в два шага пересекла комнату и залепила Сетису пощечину.

— Дрянь! — заорала она. — Гадкий недостойный воришка! Где мой амулет? Как ты посмел его украсть?

Мантора зажгла еще одну масляную лампу, осторожно поставила ее в темный альков. Накинула на голову черную мантию и обернулась.

— Ступай вниз, охраняй дверь. Если придут мужчины в поисках девушек, впусти их, но кроме них — никого. И сегодня больше меня не беспокой.

Гетера кивнула и с облегчением вышла. В этой комнате стоял запах колдовства.

Мантора огляделась. Всё готово. Ночная темнота полнилась муками несчастного. Она много лет творила подобные заклятия и теперь ощущала на губах их вкус — кисловато-соленый, как пот, вкус, к которому примешивались и аромат, и звук. Он боролся с ней, но слишком быстро терял силы. Ее орудием были боль и страх, а они ее никогда не подводили.

— Он близок к концу, — тихо произнесла она.

— Да, но сдадут ли они Остров ради его спасения? — спросил Ингельд. Он склонился к зарешеченному окну и выглянул в тенистый переулок. Там расхаживали его люди, на их доспехах играли отблески луны.

Мантора пожала плечами.

— Может быть, и нет.

— Ты говоришь, как будто тебе дела нет! А, ведьма? Ты все равно будешь его терзать, да?

Она с улыбкой обернулась к нему.

— А ты боишься меня, Ингельд? Моей древней магии? Неужели герой боится женского искусства?

За такие слова викинг убил бы кого угодно. На миг у него руки зачесались прикончить ведьму, и только страх перед ее призраком, который будет преследовать его много лет, остановил его меч. Может, она и права. Он что-то буркнул и встал.

— Я разделил своих людей. Большая часть сегодня ночью отправится со мной в набег на Город Мертвых. Говорят, моим воинам удалось проникнуть в одну из гробниц — правда, она оказалась пустой, но оттуда ведет множество туннелей. — Он помолчал. — Я обращу злобные замыслы Аргелина против него самого. — Сквозь темноту Ингельд внимательно вгляделся в колдунью. — Ты уверена, что он не вернется?