Возле ее ноги лязгнули острые зубы. Мирани вскрикнула, бешено лягнула свирепую тварь.

— Пусти меня! — завизжал Алексос.

— Нет! Ни за что! — Гладкие стены туннеля были совсем близко, изнутри тянуло прохладным ветерком.

— Пусти, Мирани! Так надо! Смотри, они совсем близко!

Она оглянулась.

И за стеной полумрака увидела пламя.

Оно подымалось, как солнце, вкатилось на вершину лестницы. Его нес, высоко подняв над головой, могучий человек с кривым бронзовым мечом в руке. Он издал грозный вопль, и темные твари испугались его, засновали в панике, разбегаясь по углам.

Орфет прокладывал себе путь, пинками разгоняя крокодилов. Он тыкал факелом им в челюсти, изрыгал проклятия, и свирепый гнев его наполнил душу Мирани благоговейным ужасом. Пробившись к ней, он презрительно посмотрел сверху вниз на Аргелина, и все увидели у него на лысой голове кровавую рану. Не говоря ни слова, он передал Мирани факел, а Алексосу — меч, подхватил Аргелина под мышки.

И потащил генерала в темноту, как дикий зверь — свою добычу.

Восьмые Врата

Дорога Соразмеренных Весов

Однажды я падал. Долго, все ниже и ниже. Я думал, что умираю. А может быть, рождаюсь. Помню, я подумал, что мне нечего бояться, потому что я упаду в собственные руки.

Для них это бывает точно так же, только они этого не знают.

Она поможет ей встать

— Опусти еще веревку. Здесь узко, но дна не видно. — Он слышал вокруг себя эхо собственного голоса. Руки скользили по осыпающимся камням.

— Осталось совсем немного, — послышался высоко над головой встревоженный голос Лиса.

Шакал нахмурился. Он был еще слаб, а спуск слишком затянулся. Брошенную сверху веревку они еще два раза вытравили на всю длину. И теперь, нащупывая ногой трещины в шатких камнях, он спрашивал себя, глубоко ли еще предстоит спуститься.

Сетис погиб. Как ни печально, но это, скорее всего, правда. Человек не может упасть с такой высоты и остаться в живых.

— Стены сближаются. Ослабь натяжение.

Его шепот зашелестел в невидимом пространстве. Полагаясь на силу Лиса, он повис на веревке и стал торопливо спускаться. Из темноты выступал каменный карниз, он ухватился за него. Под пальцами виднелись рисунки и иероглифы, выщербленные, еле заметные.

Когда-то Оракул вел в царство Креона, но было ли так до сих пор — неизвестно. Землетрясение расширило первоначальную расселину. Может быть, в темноте он миновал невидимую щель, а может, ее перекрыло. Ему казалось, что землетрясение стронуло с места самые глубинные основы этого мира, что теперь здесь не осталось ни одного знакомого ориентира.

Пыль запорошила глаза, он посмотрел вниз, ища, куда наступить.

Нога наткнулась на что-то мягкое.

Тряпка.

Тонкая и мягкая, как лен. Отдышавшись, он ощутил запах и узнал его — сладковатый аромат натрона, основного зелья бальзамировщиков. Его пальцы осторожно двинулись по тряпице. Она свисала в скважину причудливыми кольцами, похожими на запутавшуюся и местами разорванную паутину. Наверно, Креон соорудил из этого бинта нечто вроде корзины, чтобы ловить падающие камни. Может быть, эта перепонка поймала и Сетиса?

— Сетис! — прошептал он.

Потом осторожно полез сквозь паутину, пока веревка не натянулась. Тут его пальцы коснулись чего-то еще.

Кости.

Они лежали потревоженные, в разорванных бинтах. Рука нащупала амулет и невольно отдернулась.

Лис, словно почувствовав это, проговорил гулким шепотом:

— Это кто? Писец?

Шакал вытер пересохшие губы.

— Тело, но не Сетиса. Саркофаг разбит, гробница расколота. Спускайся, Лис.

Гробница была древняя. Пока Лис, кряхтя и отдуваясь, пробирался по узкой скважине, Шакал зажег масляную лампу и, держа ее в вытянутой руке, осмотрелся. В темноте глаз различил только стены, кое-где расписанные. Краски поросли неведомым грибком; под его зелеными пятнами вырисовывались силуэты царей, Архонов, рабов, склонившихся перед богами. Над дверным косяком виднелись тексты Указания Пути.

Ощутив за спиной повелителя воров, Лис обернулся.

— Ну, как?

— Вторая Династия. Может, еще древнее.

Лис откашлялся.

— Но где же Сетис?

Шакал не успел ответить — до их ушей долетел тихий звук. Страшно далекий, на пределе слышимости, безмолвный вздох растворился в шелесте прохладного воздуха. Обоим грабителям доводилось слышать этот звук не один раз.

— Тень вышла на прогулку, — горько рассмеялся Лис.

Шакал смотрел куда-то вверх.

— Мне кажется, писец все-таки мог остаться в живых. Эти тряпки замедлили его падение, может быть, даже удержали его. — Он прошел мимо разрушенной погребальной камеры к небольшому дверному проему, пригнулся и нырнул в него. — Здесь кто-то прошел. Видишь следы?

В пыли отчетливо виднелись отпечатки ног. Тут прошли два человека, следы одного из них были немного смазаны, как будто его тащили за руку.

— Креон? — спросил Лис.

— А кто же еще? Надо его найти. Наемники, наверно, уже проникли внутрь.

Он сделал шаг, и вдруг из проема в стене выскользнула и метнулась мимо него проворная черная тень. Лис мгновенно обнажил нож.

— Что это еще за чертовщина?

Шакал устало улыбнулся.

— Кошка.

* * *

Они разожгли костер. Туннель расширился, превратился в пещеру — такую просторную и высокую, что глаз не различал ни стен, ни сводов. Мирани насобирала хвороста, Орфет поджег его факелом. Ароматная древесина сосны вспыхнула и затрещала, выстреливая в темноту пучки искр. Над головой порхали летучие мыши. Мирани не понимало, ночь сейчас или день, и даже не знала, сохранили ли эти слова свой былой смысл. Посасывая кислый финик, который Орфет извлек из кармана, она в изумлении слушала его рассказ о встрече с бронзовым человеком.

— Там еще много таких осталось, — добавил Алексос, ерзая на месте. — Надо было помочь им всем.

— Архон, сиди тихо. — Орфет небольшим ножом осторожно отколупывал смолу на запястье мальчика. Аргелин все еще оставался недвижим. Он не шелохнулся с той минуты, как его втащили в пещеру.

— Я его случайно не убила? — встревоженно спросила Мирани.

— Если и убила, тем лучше. — Он оторвал еще один кусок желтого янтаря, подергал для пробы за руку мальчика.

— Почти готово, Орфет, — сказал Алексос.

Она задумалась — что он скажет, если она поведает ему историю про плеть Царицы Дождя, про то, как она своими руками уничтожила единственный путь к спасению. Может быть, Алексос и сам всё знает. Взглянув на него искоса, она хотела спросить, но мальчик и толстяк были поглощены своей работой. В тишине слышалось только мягкое поскребывание ножа.

— Да где же мы все-таки? — Она хотела подойти к стенам пещеры, получить хоть какое-то представление о том, насколько велико темное пространство, но еле уловимое тепло крошечного костра не отпускало ее ни на шаг. Ей казалось, что они — единственные живые существа в бескрайней черноте, что весь мир, лежащий за стенами пещеры, может перемениться от малейшего ее жеста, от единственного слова.

— Знаешь, как мы были рады, что встретили тебя!

Орфет хмыкнул.

— От меня не так-то легко избавиться.

— О да, Орфет! — Алексос поднял сияющие глаза. — Как тогда, в пустыне. Помнишь? Как ты им показал!

— Да, дружище, я им показал.

Помолчав мгновение, Мирани тихо спросила:

— Поэтому ты больше не пьешь?

Он прекратил работу и посмотрел на нее маленькими проницательными глазками.

— Госпожа, у каждого из нас есть свои тайны и свои причины стыдиться. Скажем так: песни утолили былую жажду. Вода в Колодце была сладкая и темная, и тому, кто хоть раз попробовал ее, никакие другие напитки не будут по вкусу. — Он снова принялся ковырять смолу. — Сиди смирно, Архон.

Лезвие скользнуло по коже; Орфет поднажал, как рычагом, и мальчик радостно рассмеялся.

— Получилось, Орфет! — Он высвободил руку и помахал ею в воздухе, потом вскочил и забегал кругами в темноте, прошелся колесом.