— Калечить? — Ядовито удивился Лео. — Я хочу его убить!

За моей спиной Гелинг издал какой-то хрип. Я уперлась руками в грудь Лео, мелькнувшую мысль о прекрасно развитой мускулатуре поспешно отмела в сторону, и, надавливая, вынудила отодвинуться. Гнев Лео не утихал, я понимала, что малейшее неверное движение и… Но я не хотела об этом думать! Да, Гелинг был ужасным человеком, заносчивым, грубым, но и он должен продолжать жить. Хотя бы ради Соны — мальчик в него так верит…

— Профессор, не обижайтесь на Лео, он хороший… добрый… просто… — Говоря это, я не без труда удерживала вампира руками, нашептывая уже для него: — Ну же, Лео! Ты так долго терпел, ради меня потерпи еще капельку! Не дай гневу и кровавым привычкам растерзать в тебе ту личность, которую я так люблю! Пожалуйста, успокойся!

— Отойди, девчонка, если тебе дорога жизнь! — Он опять сделал попытку прорваться к скулящему от страха старику. Заметьте — только попытался. Я удерживала изо всех сил, продолжая отчаянно взывать к голосу его разума:

— Лео, милый, держись, пожалуйста, не убивай Гелинга, ну успокойся! — Мое красочное и богатое воображение рисовало мне сказочные картины смерти Великого и Мужественного… хек!.. профессора. До того реалистичные, что я едва не заплакала: — Ну, Лео! — Я прижалась к его груди, обхватив его, такого хрупкого, руками без труда. Сжала со всей силы. Потом поднялась на цыпочки и без смущения принялась осыпать поцелуями его нос, лоб, виски, бархатные щеки… и шептала при этом: — Глупый вампир Лео вышел погулять, вышел погулять, вышел погулять, захотелось Лео старику накостылять, ух накостылять, ах накостылять! Но маленькая Мия пришла туда тогда, пришла да, да, пришла, о да, и Лео усмирила, взревев на всю: «А-А!»…

Его рык перешел в урчание, потом в тихое мурлыканье, он склонил голову мне на плечо и доверчиво ткнулся носом в шею. Я от облегчения всхлипнула, погладила его по голове и пробормотала на ухо:

— Киска моя… Я втянула тебя в это… Ты ведь и выспаться-то как следует не можешь в последнее время… Прости меня…

Он только умиротворенно урчал. Не знаю, сколько времени мы стояли вот так — в безмолвии прижавшись друг к другу, но из полного счастья и защищенности, кои я испытывала в объятиях Лео меня вывел глухой стук — Великий Гелинг упал в обморок.

— Я прочистил его память, так что, когда проснется ничего и не вспомнит. — Выдохнул Лео, поморщившись. Мне тоже это было в тягость, но…

— Скажи, Лео, а ты бы мог убить Гелинга, да? — Тихо спросила я, задумчиво чертя пальцем по спинке кровати, в которой изволил сейчас почивать старый профессор. Лео отвернулся и промолчал, а когда я уже подумала, что он ничего и не ответит, прошептал еле слышно:

— Раньше бы я растерзал его не задумываясь, но сейчас… Я все еще не могу…не могу понять, как удалось тебе…

— Что? — видя, что он опять замолчал, беспокойно напряглась я.

— Я все время спрашиваю, что мне дает общение с вами, с людьми. За несколько каких-то жалких лет моей бесконечно долгой жизни я явственно почувствовал, как изменился. Стал…ну не знаю… менее кровожадным, что ли. Вокруг меня сейчас вьется столько людей, а я не испытываю никакого дискомфорта! Ты что-то сделала со мной… И я не знаю, к лучшему ли я меняюсь. Может, я стал добрее…Да, это так. А быть добрым в моем положении непростительно. Я не могу с собой ничего поделать, но в твоем присутствии я становлюсь мягче. Может, ты действительно приручила меня? Девчонка и монстр…

Я хотела горячо возразить, что он не монстр, а я уже не девчонка, но смолчала. В словах Лео, как всегда, скрывалось много смысла, он говорил так, что мне хотелось неизменно закрыться в комнате и не вылезать, не обдумав его слова хорошенько.

Прожив две тысячи лет, Лео все еще напоминал ребенка — иногда он корчил из себя взрослого, иногда даже переигрывал, а чаще в его глазах так и проскальзывала детская беззаботность. И все благодаря особым качествам вампиров. Ни один человек не мог бы прожить больше трех веков, да и то свихнулся бы раньше, но, спасаясь таким качеством человеческой памяти, как забывчивость, мог бы с трудом, да выдержать бесконечную свою историю. Вампирам же приходилось труднее, ведь они обладали идеальной памятью и ничего никогда не забывали. Представляете, каково помнить каждую деталь, каждое слово, каждый вздох, каждый день. Не сойти с ума от такого количества информации вампирам, а в частности Лео, помогал определенный эмоциональный фон, скорее даже эмоциональное сумасшествие — он менял настроение по пять раз на день, от радости за считанные секунды взрываясь гневом. Тяжело жить с таким человеком. С вампиром. Несерьезность, глупый гнев, а потом сразу же, без передышки — едва ли не слезы и жуткая обида. Я привыкла к этому и не обращала внимания, но вот Сона как-то спросил у меня:

— Отчего Лео такой чудной?

И был абсолютно прав. Тогда, во время тренировки…

— …А сейчас настало время для труднейшего волевого испытания! — Лео загадочно усмехнулся, — Ты должен побороть в себе звериные привычки. Нужно научиться вызывать зверя не только на эмоциональном уровне и… хм… за счет диких… — сейчас поймешь, но и по собственному желанию, ведь только тогда ты продемонстрируешь истинное владение «Herrory or» (жажды плоти).

— Отлично! — Воодушевлено воскликнул Сона, — А что нужно делать?

Но я-то знала Лео очень хорошо, и потому напряглась, ожидая подвоха.

— О, все очень просто. — Зловеще улыбаясь, промурлыкал вампир. — Надо только не съесть несколько специально приготовленных кусочков мяса и все.

— Всего-то? — Удивился Сона. — Легкотня!

— Ну, ну…

Лео, все еще нехорошо скалясь, взмахнул рукой, как фокусник в цирке, и словно по велению волшебной палочки, на ближайшей корняге очутились несколько истекающих кровью, нежных мясных шматочков, так соблазнительно непрожаренных. Разумеется, соблазнительным это могло показаться разве что сумасшедшему маньяку с одноименными наклонностями.

— Сона, как можно есть такую дрянь? — Фыркнула я, морща нос. Вервольф же меня как будто и не слышал, вовсе не откликнувшись на правдивое замечание — он впился глазами в мясную пакость, пожирая ее взглядом, и как-то нехорошо облизнулся. Мне это очень не понравилось. В его глазах разгорался какой-то страшный огонек, лицо разукрашивала страшная, не ведомая ранее, усмешка, он сделал неловкий шаг к мясу.

— Помни, — Заговорил вдруг неизвестно чем удовлетворенный Лео, — Ты — человек. Сейчас тебя тянет к мясу, тянет отведать крови, свежего убийства. Борись! Борись, маленький волчонок! Выиграв сейчас, ты утроишь свои силы в будущем. Борись, ты же мужчина!

Сона с трудом оторвал глаза от мяса и сделал трудный волевой шаг назад. Робко оглянулся, закусил губу длинным волчьим клыком, отступил еще… Потом вдруг завыл, рванулся вперед — к вожделенной добыче, но по пути почему-то резко изменил траекторию и со всего размаха вписался в близстоящий дуб, слегка тренькнувший от удара. Я поморщилась, а Лео, покачав головой, отвернулся:

— Да… Тут еще надо поработать.

Тренировки продолжались. Несколько раз Сона срывался, зарывался носом в мясо, рвал его зу…клыками, а потом ревел на руках у Лео, плюясь кровью. Наставник успокаивал его, говорил, что все получиться, но тон его при этом был куда как далек от радостного!

Сона, понимая все и даже больше, старался изо всех сил, зная так же, что времени до полнолуния остается все меньше…

Экзамен — решающий экзамен, важнейший экзамен — принимал Лео, ассистировала опять же я.

— Сейчас я возложу на тебя огромную ответственность. Ты знаешь, что за моего человека (это за меня, что ли?) я готов окрутить тебе башку… Не белей! Я в тебя верю. Мия поможет тебе окончательно убедиться, человек ты или Волк. Сейчас я намажу ее бычьей кровью и слегка припудрю обстановку мясом, а ты же…

— Не-е-ет! — Завопила я, отпихиваясь от вампира, — Какая гадость! Она же воняет! Не надо!

— Мия. — Наставительно произнес вампир, и, не слушая моих возражений, сверху донизу вымазал каким-то кровавым сгустком, пахнущим так тошнотворно, что меня едва не вывернуло наизнанку. — Мне тоже не в спех работать с вервольфом, но я молчу. Помолчи и ты!