— Но здесь вступают в действие механизмы регулирования, — с энтузиазмом заявил господин Кристенсен. — Государственное влияние дает положительный результат, когда все рыночные стимулы уже задействованы и оно может дать дополнительный толчок. Но если правительство действительно хочет добиться какого-то эффекта, то необходимо подписать международные соглашения о единых регулировочных структурах.

— Тогда это уже с трудом можно будет назвать свободным рынком?

— Но финансовые системы работают не так, как производственные… — Кристенсен прервал свою речь, когда официант принес кофе. — Стабильность прежде всего. Государство всегда регулирует свои финансовые институты…

— По-моему, мы уже утомили Марту, — прокомментировал Бьерн ее зевок.

— О! — Отец удивленно взглянул на нее, казалось, он совсем забыл о ее присутствии — она лично в этом не сомневалась. Он похлопал дочь по руке покровительственным жестом. Девушка стиснула зубы. — Прости, дорогая, это мужской разговор. Я бы очень хотел продолжить нашу беседу в другой раз, — добавил он, глядя на Бьерна. — Мы очень заинтересованы в мнении производителей. Если вы как-нибудь будете в Копенгагене, то мы могли бы побеседовать за ленчем.

— Это было бы интересно, — согласился Бьерн, но в голосе его прозвучали такие нотки… Впрочем, Марта была уверена, что ее отец этого не заметил — он был слишком уверен в себе и важности своего положения в деловом мире.

— И, естественно, большое вам спасибо за то, что вы спасли мою дочь от последствий ее глупого поведения. Марта, когда я подумаю, сколько я потратил на твое образование…

— Ты бы сэкономил все свои деньги, если бы оставил меня жить с мамой, — парировала она едко.

Он нетерпеливо вздохнул.

— Ты не могла сделать ничего хуже! — выпалил он. — Связаться с наркотиками! Ты, надеюсь, понимаешь, какой скандал могла поднять пресса?

— Я не имела отношения к этим наркотикам, — настойчиво сказала она, опустив голову. — Их принесли на мою яхту.

— Разве этого не достаточно? Это все твои друзья-приятели. Я предупреждал тебя много раз…

— Папа, может быть, мы не будем трясти грязным бельем при посторонних? — Она бросила на Бьерна умоляющий взгляд.

Господин Кристенсен посмотрел на Бьерна с покровительственной улыбкой.

— Господина Самуэльсона вряд ли можно причислить к посторонним, — заметил он. — После всего, что он сделал, я бы говорил о нем как о друге семьи.

Марта почувствовала, что щеки ее заливаются краской. Еще минута и отец благословит их — Кристенсен был уверен, что наконец-то появился достойный претендент на ее руку и сердце.

— Я был рад помочь, — произнес Бьерн спокойным голосом. Его слова разрядили атмосферу. — Ваша дочь, господин Кристенсен, очень талантливая художница.

— Что? Ах да, я в этом не сомневаюсь. Я всегда поддерживал это ее увлечение.

Лжец, подумала Марта, вспомнив, какие битвы ей пришлось выдержать, чтобы отец позволил ей пойти в художественный колледж, а не на курсы дизайнеров по интерьерам, куда он хотел ее направить.

— Ну, а что это за фреска, которую ты пишешь для Бьерна? — весело продолжил он. — Надеюсь, не одна из твоих сумасшедших картинок? Я абсолютно не понимаю все это современное искусство, — обратился он к Бьерну, ожидая поддержки. — И не понимаю, что в нем находят.

— Марта рисует Стокгольм времен средневековья, — ответил Бьерн, защищая ее и в то же время не вступая в спор с ее отцом.

— Неужели? И когда я смогу это увидеть? — поинтересовался тот с лучезарной улыбкой.

Марту охватило чувство паники. Она терпеть не могла показывать свои работы отцу — ему никогда ничего не нравилось.

— Работа еще не закончена, — выдавила она.

Он засмеялся.

— Ну ничего страшного!

— Я не люблю, когда мои работы видят в незавершенном состоянии, — проговорила она, жалея, что эта тема вообще была затронута.

— Но ко мне ведь это не относится? — не согласился он, начиная сердиться. — В конце концов, я же твой отец.

Дыхание ее участилось, когда она пыталась подобрать наиболее убедительный предлог для отказа.

— Я зайду завтра, — решил он. — И я обязательно посмотрю твою фреску.

Еще бы, ты ищешь любой повод, чтобы унизить меня, подумала она. Горькие слезы закипели в глазах. Мысленно она произнесла: ты так же обращался с мамой, но у нее хватило сил уйти от тебя. А так как ты мой отец, то мне никогда не удастся этого сделать.

— Ты допила кофе. Марта? — мягко спросил Бьерн. — Если ты готова, то нам пора идти. Благодарю вас за прекрасный вечер, господин Кристенсен. Надеюсь увидеть вас в ближайшее время.

— Конечно. Завтра утром, не так ли? Я улетаю отсюда в Лондон в час дня.

Мужчины встали, вежливо пожали друг другу руки. И наконец, к ее облегчению, Бьерн взял ее под руку и вывел из-за стола. Слезинка катилась по ее щеке, и Марта утерла ее рукой, не обращая внимания на размазавшуюся тушь.

— Теперь я понимаю, почему у тебя такие сложные взаимоотношения с отцом, — заметил Бьерн, когда они вышли на улицу. Воздух был прохладен и свеж.

Она бросила на него неуверенный взгляд.

— Да? — она еще пыталась защищаться.

— В самом деле. Он хочет, чтобы ты стала его копией, не обращает внимания на твой характер и склонности. Это большая ошибка.

— С чего ты вдруг решил? — Ей не хотелось, чтобы кто-нибудь, пусть даже Бьерн, критиковал ее отца. — Ты его видел первый раз в жизни.

Бьерн холодно засмеялся.

— О, нет, я знал его всю жизнь. Он во многом похож на моего отца. Во мне это также вызывало протест. В результате в молодости я был абсолютно диким, и всю работу пришлось взвалить на себя моему брату.

Что-то в его голосе подсказало ей то, о чем он не говорил.

— Но ведь ты не чувствуешь себя виноватым в его смерти? — мягко спросила она.

— Конечно, чувствую. Стресс, слишком напряженная работа — вот что убило его. Если бы я помогал ему…

— Но ты и так слишком много работаешь, — вставила она. — Ты каждую ночь сидишь допоздна, когда я уже давно сплю.

Он криво улыбнулся.

— Возможно, это мой способ искупления, — подтвердил он. — Несмотря на то что уже слишком поздно что-либо исправить.

Она крепко сжала его ладонь, сочувствуя и жалея его.

— Что ты сделал? — Марта смотрела на отца с удивлением и растущим гневом. — Как ты мог?

Господин Кристенсен улыбнулся, увидев этот взрыв эмоций.

— Я поговорил кое с кем, отметил недостаток улик. Конечно, мне пришлось использовать свои связи — все-таки мое положение дает кое-какие преимущества. Я понимаю, что некоторых вещей Бьерн был просто не в состоянии сделать. — Кристенсен с улыбкой посмотрел на Самуэльсона, надеясь, что в скором времени тот станет его зятем.

— Я бы никогда и не попросила его, — выпалила Марта. Ей было ужасно неудобно, что Бьерн стал свидетелем ее спора с отцом. — Какое право ты имел вмешиваться? Почему ты влезаешь в мои дела?

Теперь наступил черед отца удивляться.

— Прекрати, Марта, я не верю, что ты хотела, чтобы дело дошло до суда.

— А почему бы и нет? Ты думаешь, что я давала ложные показания, что я виновна, и меня посадили бы за решетку? — яростно выкрикнула она.

Он не сразу сообразил, что ответить, но быстро нашелся:

— Конечно, нет. Я знаю, что моя дочь не могла бы и подумать о подобном — есть какие-то границы, которых даже ты не можешь перейти.

Я так и объяснил комиссару — ты очень молода, легко поддаешься влиянию…

— Спасибо, — бросила она. — Приятно слышать, что мой отец считает меня ребенком-дебилом.

— По-моему, ты не до конца осознала серьезность ситуации.

— Мне кажется, что надо признать: что сделано, то сделано, — сказал Бьерн спокойно. — Уверен, твой отец сделал то, что он считал лучшим, Марта. — Он положил руку ей на плечо, заглушая готовый вырваться протест. — Успокойся, пожалуйста.

Марта чувствовала, что ее всю трясет, но попыталась вернуть себе самообладание. Бьерн был прав — что сделано, то сделано, и, что бы она ни говорила, изменить она уже ничего не могла. Отец наверняка действительно думал, что оказывает ей услугу, хотя первой мыслью у него, вероятно, было то, что репортеры могли выставить его не в лучшем виде.