— Вот как? Я не стою и гульдена? — отвечала она с язвительной улыбкой. — Ну, мы еще увидим, что из вашего наследства будет стоить гульден. А пфенниги ваши держите при себе.
С этими словами она бросила графу три мелкие медные монеты, и сумела бросить так ловко, что все три попали как раз в маленький кожаный мешочек, который граф еще держал в руке.
Несколько минут граф не мог вымолвить ни слова от изумления, вызванного этим странным происшествием, но наконец его изумление перешло в ярость. Он схватил ружье, взвел курок и прицелился в старуху. А та совершенно спокойно ласкала и целовала маленького графа, держа его при этом перед собой, так что пуля сперва должна была попасть в него.
— Ты добрый, скромный мальчик, — ласково говорила она, — останься только таким же, и тебе будет хорошо.
Затем она отпустила его и строго погрозила графу пальцем.
— Цоллерн, Цоллерн, вы остались еще должны мне гульден! — крикнула она и поплелась в лес, не обращая внимания на брань графа и опираясь на буковую палочку.
Оруженосец Конрад дрожа сошел с коня, поднял барчука на седло, вскочил сзади сам и поехал за своим повелителем на гору в замок.
Гроза фон Цоллерн брал с собой сына на верховую прогулку в первый и последний раз. Так как мальчик заплакал и стал кричать, когда лошади пошли рысью, то он решил, что его сын изнеженный мальчик, из которого не выйдет ничего доброго, смотрел на него с неудовольствием, и всякий раз, когда мальчик, сердечно любивший отца, приветливо и с лаской подходил к его коленям, он жестом прогонял его и кричал: «Знаю уж! Вздор!» Гедвига терпеливо переносила все злые выходки своего мужа, но такое враждебное обращение с невинным ребенком глубоко огорчало ее. Она много раз болела от ужаса, когда суровый граф жестоко наказывал ребенка за какой-нибудь ничтожный проступок, и наконец умерла в лучших годах, оплакиваемая челядью, всем округом, но особенно горько своим сыном.
С этих пор мысли графа только еще больше отвернулись от сына. Он отдал его на воспитание кормилице и священнику при замке и совсем не обращал на него внимания, особенно после того как вскоре вторично женился на одной богатой девушке, которая через год подарила ему близнецов, двух юных графчиков.
Самой любимой прогулкой Куно была прогулка к старухе, некогда спасшей ему жизнь. Она всегда много рассказывала о его умершей матери и о том, сколько добра та сделала для нее. Слуги и служанки часто предостерегали его, что не следует часто ходить к госпоже Фельдгеймер — так звали старуху, — потому что она ни больше ни меньше как ведьма; но мальчик не боялся, так как священник при замке внушил ему, что нет никаких ведьм и что все это сказки и выдумки, будто некоторые женщины могут колдовать и летать по воздуху верхом на ухвате и на черепках. Правда, он видел у госпожи Фельдгеймер разные вещи, назначение которых не мог понять. Ловкую штуку с тремя пфеннигами, которые она так искусно бросила в отцовский кошелек, он помнил совершенно ясно. Кроме того, она умела приготовлять всевозможные искусственные мази и питье, которыми лечила людей и скот, но на нее наговаривали и это была неправда, что у нее есть сковорода непогоды, и когда она держит ее над огнем, тотчас поднимается ужаснейшая буря. Она научила маленького графа многому, что ему было полезно, например, всевозможным средствам против болезней лошадей, приготовлению питья против бешенства, приманки для рыб и многим другим полезным вещам. Вскоре госпожа Фельдгеймер сделалась его единственным обществом, потому что его кормилица умерла, а мачеха о нем совсем не заботилась.
Жизнь Куно сделалась еще печальнее, чем прежде, когда мало-помалу стали подрастать его братья. Им посчастливилось при первой поездке не свалиться с лошади, и поэтому Гроза фон Цоллерн решил, что они разумные и способные ребята. Он сильно полюбил их, ездил с ними по целым дням и учил их всему, что знал сам. Но не очень многому хорошему научились они таким образом. Читать и писать он сам не умел, и оба его достойных сына тоже не теряли на это времени. Но зато уже на десятом году они умели браниться так же отвратительно, как их отец, с каждым заводили ссоры, между собой жили как кошка с собакой, и только когда хотели учинить над Куно какую-нибудь штуку, соединялись и делались друзьями.
Это нисколько не огорчало их матери, которая считала, что драка для мальчиков здорова и укрепляет их. Однажды об этом сказал старому графу один слуга, и хотя тот ответил: «Знаю уж, вздор», однако тотчас же стал придумывать средство на будущее время, опасаясь, что они убьют один другого. Угроза госпожи Фельдгеймер, которую он в душе считал отъявленной ведьмой — «Ну, еще посмотрим, что из вашего наследства будет стоить гульден!» — все еще была в его мыслях.
Однажды, когда он охотился в окрестностях своего замка, ему бросились в глаза две горы, которые по своей форме, казалось, были созданы для замков, и он тотчас же решил построить там замки. На одной он построил Замок Хитреца, назвав его так в честь младшего из близнецов, который за разные проделки давно получил от графа прозванье Маленького Плута. Другой построенный им замок он сначала хотел назвать Замком Гульдена, в насмешку над колдуньей, потому что она считала его наследство не стоящим даже гульдена, но ограничился более простым названием Оленьей Горы. Так обе горы называются и до сих пор, и кто посещает Альпы, может видеть их.
Гроза фон Цоллерн предполагал сначала отказать по завещанию старшему сыну Цоллерн, Маленькому Плуту — Замок Хитреца, а третьему — Оленью Гору. Но его жена не успокоилась, до тех пор пока он не изменил завещания. «Глупый Куно, — так называла она бедного мальчика за то, что он не был таким резвым и буйным, как ее сыновья, — глупый Куно и без того достаточно богат как наследник своей матери. К чему же ему еще богатый и прекрасный Цоллерн? А моим сыновьям ничего не достанется, кроме замков, у которых только всего и есть, что леса?»
Граф напрасно доказывал ей, что по закону нельзя отнимать у Куно право первородства. Она плакала и спорила, до тех пор пока Гроза фон Цоллерн, который прежде никому не покорялся, не уступил ей ради спокойствия и не переписал в завещании Маленькому Плуту Замок Хитреца, старшему близнецу Вольфу — Цоллерн, а Куно — Оленью Гору с городком Балингеном. Вскоре после того как он так уступил, он тяжко заболел. Врачу, который сказал ему, что он должен умереть, он сказал: «Знаю уж», а священнику, который увещевал его набожно приготовиться к концу, он отвечал: «Вздор», с бранью прогнал его и умер как жил, грубым и великим грешником.
Еще не было погребено его тело, как графиня уже пришла к Куно с завещанием и насмешливо сказала своему пасынку, что теперь он может доказать свою ученость, прочитав лично, что стоит в завещании, а именно, что в Цоллерне ему уже нечего делать. Она радовалась вместе со своими сыновьями, глядя на прекрасное имение и оба замка, которые были отняты у первенца.
Куно безропотно уступил воле умершего. Он со слезами попрощался с замком, где он родился, где была погребена его добрая мать и где жил добрый священник, а поблизости — госпожа Фельдгеймер, его единственный старый друг. Хотя замок Оленья Гора был прекрасным, великолепным зданием, но он был слишком уединен и пустынен, так что Куно скоро заболел с тоски по Гогенцоллерну.
Однажды вечером графиня и близнецы, которым теперь было по восемнадцать лет, сидели на балконе замка и смотрели вниз. Вдруг они увидали статного рыцаря, ехавшего верхом. За ним следовали великолепные носилки, которые везли два мула, и несколько слуг. Они долго размышляли, кто бы это мог быть. Наконец Маленький Плут воскликнул:
— Э, ведь это не кто иной, как наш братец с Оленьей Горы!
— Глупый Куно? — удивилась графиня. — О, да это он хочет сделать нам честь и пригласить нас к себе, а прекрасные носилки он взял с собой для меня, чтобы отнести меня на Оленью Гору. Нет, я не ожидала от своего сынка, глупого Куно, такой любезности и такого поведения! Одна любезность заслуживает другой. Сойдемте к замковым воротам, чтобы встретить его. Сделайтесь приветливыми. Может быть, на Оленьей Горе он подарит нам что-нибудь, тебе — лошадь, тебе — панцирь а мне давно уже хотелось бы иметь ожерелье его матери.
