Все сидящие в зале прямо застыли от удивления — как адвокат все хорошо запомнил! Не меньше других был изумлен сам ландскнехт, который черту ровным счетом ничего не рассказывал, и, честно говоря, сам толком не помнил, какие там у него монеты лежали, и какие на них были изображения, а уж о том, что написано — лучше и вовсе не спрашивать, все равно не мог прочесть ни слова.

— Однако, если высочайший суд даст на то свое соизволение, — продолжал черт, — можно сейчас же отправить двух гонцов, дабы пошли они к трактирщику в дом и пошарили как следует в трубе. Они, конечно, изрядно перемажутся, но зато найдут кошелек обвиняемого — он подвешен там внутри и болтается на высоте двух аршинов и трех вершков.

Услышав эти слова хозяйка трактира истошно завопила, а у трактирщика прямо поджилки затряслись, оба они побледнели как мел и бухнулись на колени. Выбрали судьи двух понятых и отправили их обследовать трубу, а черт, не дожидаясь их возвращения, снова обратился к суду:

— Прошу прощения, господа! Давайте против обыкновения обойдемся без лишних проволочек! Посмотрите на перепуганные физиономии этих обманщиков, и вы сами прочтете в их глазах признание вины. Я честно заслужил награду. Мне нужен кто-то один, либо постоялец, либо хозяин. Хозяйку я в расчет не беру, оставляю ее вам, а то от женщин одна морока. А хозяин сам говорил, будто бы готов пойти со мною, коли обнаружится, что он врет. Вы все можете подтвердить эти его слова!

Сказал так черт — и хвать хозяина, сунул в мешок, прыг в окошко и исчез. Куда он утащил бедолагу, не знает ни одна душа, хотя, конечно, нетрудно догадаться. Так ландскнехт доказал свою невиновность и получил свои деньги обратно.

ешили как-то раз жители Кельна построить себе большой собор. Прослышал об этом черт и рассердился не на шутку — и так в Кельне полным-полно церквей да часовен, а они, ишь, чего задумали: соборище строить, чтобы своего боженьку славить! Принял тогда черт человеческий облик, пробрался хитростью да уловками к главному строителю и говорит ему:

— Ох, замахнулся ты! Смотри, не сдюжишь! Давай спорить, что я быстрее канал от Трира до Кельна проведу, чем ты свой построишь. По каналу будет в город чистая вода идти, а то еще можно мозельское вино пустить, да и вообще, проку от такого канала больше, чем от собора. Подумаешь, собор — их в городе хоть пруд пруди, а вот каналов — нет!

— Что ж, давай поспорим! — сказал мастер.

— Так значит, мы спорим, что не успеешь ты построить башни, как я уже проложу канал, — сказал черт, — и когда ты будешь стоять на своей недостроенной башне, по моему каналу уже будет течь вода, и подойдет она под самые стены собора и затопит его.

Ударили они по рукам и разошлись, каждый своим делом заниматься. Все выше и выше поднимается собор, все ближе и ближе подступает к городу канал — настоящий водопровод, который мог сравниться разве что с древнеримским. И вот однажды, когда уже полным ходом шло строительство башен, мастер, стоявший в верхних лесах, вдруг увидел, что канал уже дотянулся до самого храма, но воды в нем пока еще не было, и только где-то вдалеке белело какое-то пятнышко. В тот же миг стало оно стремительно приближаться и бурный поток обрушился прямо на стены собора, а на волнах покачивалась белая уточка. Понял мастер, что проиграл он спор, и бросился с башни прямо вниз головою, а следом за ним прыгнул его верный пес, — никогда не расставался он со своим хозяином. Так и остался стоять храм недостроенным, но и канала не пощадило безжалостное время — постепенно превратился он в груду развалин. В народе его называют чертов коготь. В довершение ко всему, черт на радостях, что выиграл спор, поднялся прямо на крышу собора и швырнул оттуда со всей силы громадный камень, — тот угодил прямо в часовню Трех Святителей и проломил крышу. Более поздние хроники сообщают, что причиной тому послужил якобы сильный порыв ветра. Но как бы там ни было, лежит сей камень и поныне перед часовней, и называют его в народе чертовым камнем, потому что на нем отчетливо виден след, напоминающий петушиную лапу. Такой след, будто выжженный на камне, мог оставить, конечно, только сам черт.

огда в Аахене строили собор, то дело чуть не кончилось так же, как с Кельнским собором. Денег в казне не хватало, и стоять бы чудесному храму недостроенным, кабы в один прекрасный день не появился в городе один чужеземец, который предложил городскому совету денег, чтобы закончить собор. Но давал он деньги не просто так, а при условии, что совет выполнит одно его желание. А когда же совет спросил, чего же хочет странный незнакомец, тот ответил:

— Я прошу немногого. Отдайте мне душу того, кто первым зайдет в этот собор.

Члены городского совета, конечно, сразу смекнули, что незнакомец есть не кто иной, как сам черт, и стало им от этого не по себе. Долго совещались они, судили-рядили так и эдак, но ничего не придумали, и пришлось им согласиться, только поставили они черту тоже условие — просили сохранить их уговор в строжайшей тайне. Но пока храм строился, слух о договоре с чертом распространился по всему городу. И вот стоит собор посреди площади, — красивейшая постройка, не знающая себе равных в мире — и никто не осмеливается зайти в него: ни священники, ни прихожане. Напрасно черт просиживал дни и ночи напролет, подкарауливая какую-нибудь заблудшую душу — ни один человек даже близко не подходил к собору.

Надоело ему до смерти ждать без толку, и пошел он жаловаться в совет. Там он долго ругался да бранился, а под конец пригрозил, что если не получит причитающейся ему платы, го возьмет первого попавшегося члена совета. Перепугались советники и решили пойти на хитрость, чтобы одурачить черта. Велели они поймать в окрестных лесах волка, и притащить его: в город, прямо к воротам в храм. Там его выпустили, да еще громко ударили в большие колокола, так что волк с перепугу сиганул прямехонько в открытые ворота храма, где томился в ожидании обещанной платы черт. Едва только волк влетел в собор, черт набросился на бедного зверя, а у того от страха — и дух вон. Разглядел тут черт, что душонка-то ему никудышная досталась и вне себя от ярости бросился с диким ревом бежать вон из храма. Но по дороге лягнул как следует железные врата собора. От такого удара треснули ворота и трещина та видна по сей день. Городские же власти были очень довольны, что избавились, наконец, от черта и велели в память о волке-мученике отлить его в бронзе — отдельно его и отдельно его бедную душу, и установить эти фигуры в храме. Получилось очень красиво, только вот душа почему-то смахивает то ли на артишок, то ли на еловую шишку.

ил когда-то в одном городе очень богатый человек. Сундуки в его доме ломились от всякого добра да золота, а сам-то он был — хуже некуда, полным-полно было у него всевозможных пороков, люди просто диву давались, как его земля носит. Богач этот был, однако же, городским судьей и суд творил, понятное дело, неправедный. Как-то раз в базарный день поутру отправился он на свой виноградник, посмотреть, хорошо ли виноград уродился. А на обратном пути повстречался ему черт. Одет был черт богато и нарядно, ни дать ни взять — важный господин какой. Увидел судья незнакомого богатого господина и разобрало его любопытство, кто же это такой? Он и спрашивает, да не больно-то вежливо, кто, мол, ты такой и откуда будешь? А черт ему и говорит, дескать, для вас лучше будет не знать, кто я и откуда.