Братья удивились пуще прежнего, но уже не смеялись больше, а заскрежетали зубами, ибо против Вюртемберга они ничего не могли учинить. Так они потеряли это чудесное угодье с лесами и полями, город Баллинген и даже пруд с рыбой и ничего не наследовали, кроме потертого гульдена с оленем. Вольф надменно сунул его в карман камзола, не сказав ни да, ни нет, надвинул на голову берет, нагло и не поклонившись прошел мимо вюртембергского комиссара, вскочил на лошадь и поскакал в Цоллерн.

Когда же на следующее утро мать стала его упрекать, что он, по легкомыслию своему, лишился имения и драгоценностей, он отправился в Шальксберг и спросил Шалька:

— Ну как, пропить нам или проиграть наследство?

— Лучше уж пропить, — сказал Шальк, — так, по крайней мере, мы оба будем в выигрыше. Поедем-ка в Баллинген, покажемся там назло тамошним людишкам, хоть и проворонили городок самым постыдным образом.

— А в «Ягненке» есть красное, какого не пивал и сам король! — добавил Вольф.

И вот они отправились в Баллинген в харчевню «Ягненок», спросили, сколько стоит стопка красного, и пили, пока не пропили весь гульден. Потом Вольф встал, вынул из кармана серебряную монету со скачущим оленем, бросил ее на стол и сказал:

— Вот вам ваш гульден, и мы в расчете.

Трактирщик взял гульден, поглядел на него с одной стороны, повернул, поглядел с другой и сказал, улыбаясь:

— Мы были бы в расчете, если б ваш гульден не был с изображением оленя, но вчера ночью прибыл гонец из Штутгарта, и сегодня утром с барабанным боем возвестили от имени герцога Вюртембергского, которому принадлежит теперь городок, что деньги эти вышли из обращения. Придется вам заплатить другими.

Оба брата, побледнев, поглядели друг на друга:

— Плати, — сказал один из них.

— У тебя разве нет другой монеты? — ответил тот.

Одним словом, они остались должны «Ягненку» в Баллингене этот гульден. Молча, погруженные в раздумье, ехали они обратным путем; на перекрестке же, где дорога вправо вела в Цоллерн, а влево — в Шальксберг, Шальк сказал:

— Как же так? — Выходит, что мы наследовали меньше, чем ничего; да и вино к тому же было прескверное.

— Да, — согласился с ним брат. — Фельдгеймерша-то оказалась права: вот увидите, как из-за гульдена, с оленем, говорила она, ничего не останется от вашего наследства. Даже стопки вина не дали нам за него!

— Без тебя знаю! — отвечал тот, что был из Шальксберга.

— Вздор! — сказал другой, из Цоллерна, и в разладе с самим собой и со всем миром поехал к себе в замок.

— Вот вам сказание о гульдене с изображением оленя, — закончил свой рассказ оружейный мастер, — и говорят, это, правда, было. Трактирщик из Дюррвангена, что расположен неподалеку от трех замков, рассказал ее моему хорошему приятелю, который много раз проводником ходил через швабский Альб и каждый раз заходил в Дюррванген.

Собравшиеся выразили оружейному мастеру свое одобрение.

— Чего только не приходится слышать на белом свете! — воскликнул извозчик. — Право, только теперь я рад по-настоящёму, что мы не стали тратить время на карточную игру. Так оно куда лучше! Я отлично запомнил всю историю и завтра же расскажу ее товарищам, — не пропущу ни единого словечка. А мне, пока вы рассказывали, тоже пришло кое-что в голову.

— Ах, расскажите, расскажите, — стали просить оружейный мастер и Феликс.

— Хорошо, — отвечал тот, — сейчас ли мне рассказывать, или мой черед придет потом, мне безразлично. В конце концов, надо же будет поделиться тем, что слышал. То, о чем я расскажу, говорят, было на самом деле.

Он уселся поудобнее и только хотел начать рассказ, как хозяйка харчевни отложила в сторону веретено и подошла к столу гостей.

— Теперь, господа, пора ложиться спать, — сказала она. — Пробило девять часов — успеете наговориться завтра.

— Ну так и ступай спать, — сказал студент, — подай нам еще бутылку вина, и мы не станем тебя задерживать.

— Ни в коем случае, — кисло отвечала она, — пока в горнице сидят гости, ни хозяйка, ни слуги не могут отлучаться. Одним словом, господа, извольте разойтись по комнатам. Я и без того устала, и позднее девяти часов в моем доме не бражничают.

— Да что вы, хозяйка! — удивился оружейный мастер. — Чем мы вам помешаем, если будем сидеть здесь, когда вы ляжете спать? Мы честные люди, ничего у вас не возьмем и не уйдем, не расплатившись с вами. И так с собой разговаривать я не позволю ни в одной гостинице.

Женщина гневно выкатила на него глаза.

— Так, по-вашему, я из-за каждого потаскушки-ремесленника, из-за каждого бродяги, на котором заработаю всего каких-нибудь двенадцать крейцеров, стану менять свой распорядок? Говорю вам в последний раз, что не потерплю бесчинства!

Оружейный мастер хотел было возразить ей, но студент выразительно поглядел на него и подмигнул остальным.

— Хорошо, — сказал он, — раз мы причиняем неудобства, то разойдемся по комнатам. Но нам нужны свечи, чтобы посветить себе.

— Этим не могу вам служить, — угрюмо отвечала она. — Остальные и впотьмах подымутся, а вам хватит вот этого огарка. Других свечей у меня в доме нет.

Молодой человек молча взял свечу и встал из-за стола, остальные последовали его примеру, и ремесленники захватили свою поклажу, чтобы спрятать ее у себя в комнате. Они пошли за студентом, который посветил им на лестнице.

Поднявшись наверх, студент попросил их ступать потише, отпер свою комнату и знаком пригласил всех войти.

— Теперь не остается никакого сомнения, — сказал он, — она хочет нас предать. Верно, вы заметили, как она боялась, что мы не ляжем спать, — она старалась отрезать нам всякую возможность быть вместе и не спать. Она воображает, наверное, что мы сейчас же уляжемся, и тем легче ей будет справиться с нами.

— А не попробовать ли нам убежать отсюда? — спросил Феликс. — В лесу мы скорее найдем спасение, чем в этой комнате.

— На окнах здесь даже решетки! — воскликнул студент, напрасно стараясь раскачать железные прутья окна. — Нам остается лишь один выход, если мы хотим бежать, — это дверь дома; но я не думаю, чтобы они выпустили нас.

— Надо попытаться, — сказал извозчик. — Я сейчас попробую пройти во двор. Если это окажется возможным, я вернусь за вами.

Остальные одобрили это предложение; извозчик снял сапоги и на цыпочках стал красться к лестнице; товарищи его со страхом прислушивались в своих комнатах наверху. Вполне благополучно и никем не замеченный, спустился он до половины лестницы и только собирался обогнуть находившийся там столб, как ему навстречу поднялся огромный дог, положил ему на плечи лапы и перед самым его лицом разинул пасть с двумя рядами длинных и острых зубов. Извозчик не смел двинуться ни взад, ни вперед, так как при малейшем движении ужасная собака схватила бы его за горло. В то же время она начала лаять и выть, и тут же появился слуга харчевни и хозяйка с огнем, — Куда вы? Что вам надо? — крикнула женщина.

— Я забыл захватить кое-что из своей повозки, — отвечал извозчик, дрожа всем телом; когда отворилась дверь, он успел заметить в комнате каких-то вооруженных мужчин с загорелыми подозрительными лицами.

— Могли бы и раньше об этом подумать, — проворчала хозяйка. — Хватай, сюда! Яков, запри ворота и посвети ему до повозки. — Собака отодвинула свою страшную морду, сняла лапы с плеч извозчика и опять растянулась поперек лестницы, слуга же запер ворота и посветил извозчику. О бегстве нечего было и думать. Когда же он стал размышлять, что же ему достать из повозки, ему пришел на ум фунт восковых свечей, которые он должен был доставить в соседний город. «Огарка наверху хватит самое большое на четверть часа, — сказал он себе, — а свет нам необходим!» — и он взял из телеги две восковых свечи, засунул их себе в рукава, а для вида прихватил еще плащ, чтобы укрыться им ночью, как он объяснил слуге харчевни.