И снова Смерть рассмеялась в ответ и, взяв черный камень, бросила его в густой лес, и из зарослей болиголова вышла Желтая Лихорадка в развевающейся огненной мантии. Она прошествовала сквозь гущу людей, касаясь многих из них, и каждый, кого коснулась она, в скором времени умер. Трава, по которой она проходила, выгорала у нее под ногами.

Алчность содрогнулась, увидев все это, и посыпала голову пеплом.

– Ты безжалостна! – вскричала она. – Ты совершенно безжалостна! Голод свирепствует в окруженных стенами городах Индии, и в Самарканде пересохли колодцы. Голод свирепствует в окруженных стенами городах Египта, и из пустыни прилетают полчища саранчи. Нил в этом году так и не вышел из своих берегов,[36] и священники возносят молитвы Исиде и Осирису.[37] Так отправляйся же к тем, кому ты нужна, а мне оставь моих слуг.

– Нет, я не уйду до тех пор, – отвечала Смерть, – пока ты не дашь мне одно из своих зерен.

– Ты ничего от меня не получишь! – воскликнула Алчность.

И снова Смерть рассмеялась в ответ и, вложив пальцы в рот, громко свистнула, и тотчас же прилетела по воздуху женщина, на челе которой было начертано слово «Чума», в сопровождении кружившей над ней стаи облезлых стервятников. Она распластала над долиной свои огромные крылья, и не осталось в живых в этом месте ни одного человека.

И Алчность, увидев все это, с пронзительным криком скрылась в лесу, а Смерть, вскочив на своего красного коня, ускакала в далекую даль, и нес ее конь быстрей легкокрылого ветра.

А со дна долины, из отвратительной липкой слизи, стали выползать драконы, а вместе с ними и другие страшные существа, сплошь покрытые чешуей, и по песку, втягивая ноздрями воздух, прибежали мелкой трусцой шакалы.

И юный Король заплакал и, глотая слезы, спросил:

– Кто же были те люди и что искали они?

– Рубины для короны Короля – вот что искали они, – ответил некто, стоявший у него за спиной.

Юный Король вздрогнул от неожиданности и, обернувшись, увидел человека в одежде паломника, в руке которого было зеркало из серебра.

– Какого короля? – спросил он бледнея.

– Взгляни в это зеркало, и ты увидишь его, – ответил паломник.

И юный Король, взглянув в зеркало и увидев свое лицо, громко вскрикнул и тут же проснулся. Спальная комната была залита ярким солнечным светом, а в саду за окном весело распевали птицы.

В покои к нему вошли гофмейстер и другие высокопоставленные мужи королевства, чтобы выразить ему верноподданническое почтение, а вслед за ними явились пажи, которые принесли сотканную из золотых нитей королевскую мантию и выложили перед ним на обозрение королевскую корону и скипетр.

Юный Король смотрел на королевское одеяние и регалии и любовался их красотой. Ничего прекраснее за всю свою жизнь он не видел. Но тут же, вспомнив о приснившихся ему снах, он сказал своим приближенным:

– Заберите все эти вещи, ибо мне они не нужны.

Придворные поразились, услышав эти слова, а некоторые из них рассмеялись, решив, что юный Король изволит шутить.

Но он не шутил, а потому добавил, обращаясь к ним с самым серьезным видом:

– Заберите все эти вещи и спрячьте их от меня. Хоть сегодня и день коронации, я не хочу их видеть и не захочу никогда. Ибо мантия эта соткана из Страданий, и ткали ее белоснежные руки Скорби, а этот рубин окрашен цветом безвинно пролитой крови, ну а в сердце этой жемчужины кроется Смерть.

И он рассказал им о трех своих снах, приснившихся ему ночью.

Почтительно выслушав его рассказ, придворные переглянулись и шепотом обменялись друг с другом мнениями на сей счет:

– Он, видно, совсем лишился рассудка, ибо сон – это всего только сон, а видение – всего лишь видение. То, что видишь во сне, не происходит в реальной жизни, так как это иллюзия, которая не может восприниматься всерьез. Да и, кроме того, какое нам дело до тех, кто на нас трудится? Неужели мы должны отказываться от хлеба, пока не увидим сеятеля, и от вина, пока не поговорим с виноделом?

И тогда выступил вперед гофмейстер и сказал юному Королю:

– Мой господин, я умоляю тебя оставить сии черные мысли. Ты должен облачиться в эту прекрасную мантию и возложить на голову эту корону, ибо как иначе узнает народ, что ты их король, если не увидит тебя при всех королевских регалиях?

– Ты и в самом деле так думаешь? – спросил юный Король, внимательно взглянув на него. – Неужели люди не узнают во мне короля, если я выйду к ним без королевских регалий?

– Ни за что не узнают, мой господин! – воскликнул гофмейстер.

– А мне почему-то казалось, что королей можно узнать и без королевских регалий, – задумчиво произнес юный Король, – хотя, возможно, я и не прав. Так или иначе, но я не стану надевать эту мантию и не буду короноваться в этой короне. Что ж, каким я пришел во дворец, таким и уйду из него.

И он отослал из своих покоев всех своих приближенных, за исключением одного из пажей, юношу на год младше себя, оставленного им в качестве слуги и товарища. Тщательно умывшись чистой водой, он открыл большой, затейливо разрисованный сундук и достал из него кожаную блузу и грубый плащ из овчины, в которых когда-то пас на склоне холма косматых коз своего приемного отца. Облачившись в это одеяние, он, для полноты картины, взял в руку свой старый пастушеский посох, и маленький паж, с изумлением наблюдавший за ним, широко открыв свои большие голубые глаза, спросил улыбаясь:

– Господин, я вижу твою мантию и твой скипетр, но где же твоя корона?

И юный Король, отломив на балконе ветку вьющейся дикой розы, согнул ее в кольцо и возложил рукотворный венец на голову.

– Это и будет моя корона, – ответил он.

В таком живописном облачении он и покинул свои покои, направившись в Большой зал дворца, где его уже ждали придворные. Увидев его, некоторые из них стали откровенно потешаться над ним, и кто-то насмешливо прокричал:

– Мой господин, люди ждут появления короля, а ты явился к ним нищим!

Других же его вид привел в негодование, и они гневно выкрикивали:

– Он позорит нашу страну и недостоин быть ее королем!

Но он, не обращая внимания на насмешки и оскорбления, молча прошел через зал и, выйдя на парадную лестницу, спустился по ее порфировым ступенькам вниз, а затем, покинув дворец и пройдя через отлитые из бронзы ворота, сел на коня и пустился по улицам города к собору. Маленький паж, ни на шаг не отставая, бежал рядом с ним.

Горожане смеялись над ним и, желая побольнее его уколоть, громко кричали:

– Смотрите! Смотрите! Это едет шут Короля!

Не желая больше слушать насмешек, юный Король остановил коня и сказал:

– Нет, я не шут, я и есть ваш Король.

И он рассказал им о своих трех сновидениях.

И тогда вышел из толпы человек и обратился к нему с такими словами, исполненными сарказма и горечи:

– Неужто неведомо тебе, господин, что роскошь богатых дает возможность жить бедным? Что изобилие ваше нас кормит, а ваши пороки дают нам хлеб? Гнуть спину на хозяина плохо, но не иметь хозяина, на которого можно гнуть спину, – еще хуже. Неужели ты думаешь, что нас прокормят черные вороны? И какой ты из этого видишь выход? Ведь ты не можешь сказать покупателю: «Покупай по такой-то цене», а продавцу: «Продавай не выше этой цены». Я лично в это не верю. А потому возвращайся-ка лучше ты в свой дворец и надевай свою королевскую мантию да наряды из тончайшего полотна. Какое дело тебе до нас и до наших страданий?!

– Разве богатые и бедные не могут быть братьями? – воскликнул юный Король.

– А то как же, – отвечал ему человек. – Особенно если имя богатого брата – Каин.

Глаза юного Короля наполнились слезами, и он поехал дальше под глухой ропот толпы, так что маленький паж испугался и покинул его.

Когда юный Король оказался перед огромным порталом собора, солдаты скрестили перед ним алебарды и грубо спросили:

вернуться

36

В те годы, когда Нил выходил из берегов, огромные площади земли, заливаемые водой, хорошо пропитывались влагой и удобрялись речным илом, что обеспечивало щедрый урожай и достаток в крестьянских семьях. Но если Нил не разливался, особенно в засушливые годы, большинство египтян страдало от голода и лишений.

вернуться

37

Исида – важнейшая из богинь древнего Египта, покровительница плодородия, материнства, богиня жизни и здоровья. Культ Исиды тесно связан с почитанием ее брата (и супруга) Осириса, олицетворяющего умирающую и воскресающую растительность.