— Конечно. — Джала оттолкнула его. — Это моя вина.

Мохаб больше не пытался сократить расстояние между ними.

— В этом нет ничьей вины. Только влечение друг к другу. Ничто не в силах его уничтожить. Я действительно не намеревался целовать тебя.

— «Целовать»?! Ты это так называешь?

Он тяжело вздохнул:

— Ничего не могу с собой поделать. Как только я вижу тебя, мне хочется доставлять тебе наслаждение.

Когда-то, очень давно, Джала верила каждому его слову. Верила, что ими руководит уникальная, несокрушимая сила, сметающая все на своем пути. Но затем ей стала известна правда. Судя по всему, Мохаб об этом не знает. Если бы знал, не стал бы изобретать новую ложь.

Он вновь приблизился к ней, погладил по щеке таким точным, таким выверенным жестом.

— Но ты не права. Ни один удар по голове не заставит меня забыть то, что ты сказала: «Найди другую женщину, которая желает себе смерти. А я выбираю жизнь».

Джала отстранилась:

— Мои слова были подтверждены временем. Итак, если твоя память безупречна, что же изменилось сейчас? Разве я уже не отказала тебе?

Мохаб прикусил нижнюю губу. По коже Джалы пробежала сладкая дрожь, словно это был ее собственный рот.

— Однако еще раньше ты сказала «да».

Она старалась не обращать внимания на то, как приятно покалывает ее тело.

— Теперь ты пытаешься добиться своего, используя в качестве довода войну? Это, по всей видимости, твое новое задание.

По лицу Мохаба пробежала тень. Судя по всему, ей удалось вывести его из состояния равновесия. Она вскинула голову:

— Ты удивлен? Странно. Возможно, не такой уж ты хороший шпион. В любом случае, если до тебя не дошел смысл моих слов… Я знаю все.

Одна мысль пульсировала в его сознании: Джала знает все.

Затем тревога отошла на второй план, уступив место вопросам.

Что, в ее понимании, означает «все»? И могло ли это стать причиной их расставания шесть лет назад? Мохаб молча смотрел на Джалу. На ней были безупречный жакет и юбка. Цвет слоновой кости подчеркивал золотистый оттенок ее кожи. Она стала еще прекраснее.

Он пришел сюда, надеясь на то, что память подведет его. Что тяга к ней наконец исчезнет.

Однако первый же взгляд, брошенный в ее сторону, обратил все надежды в прах. Зрелость сделала Джалу еще эффектнее. Годы разлуки вместо того, чтобы ослабить его чувства, лишили Мохаба возможности сопротивляться им.

Его тело изнывало от воспоминаний о том, как прекрасно они подходили друг другу. Пальцы покалывало при мыслях о нежной бархатной коже Джалы… А как она откликнулась на его ласки… Мохаб чувствовал, что их тела вибрируют на одной частоте. Даже теперь, когда Джала спряталась за стеной холодного презрения, он заметил, как она дрожит.

Кстати, если бы взглядом можно было убить, он уже давно лежал бы бездыханный у ее ног.

Но что стало причиной ее гнева?

Теперь, когда Джала немного выпустила пар, он может спросить ее. Но Мохаба не интересовало копание в прошлом. Он должен был выяснить одно: удастся ли ему снова прикоснуться к ней и вознести на пик наслаждения?

Это все, что он хотел знать.

Однако Джала ждет от него объяснений. Хорошо. Он готов.

— Так ты знаешь все?

Она кивнула. Мохаб засунул руки в карманы, чтобы не поддаться искушению и не обнять ее.

— В таком случае давай проверим. Тебе известно, что при освобождении заложников я допустил непростительную ошибку?

Джала пришла в замешательство. Потом собралась с мыслями.

— Если ты говоришь об убийстве, я знаю об этом. Я никогда не смогу забыть, как ты ворвался со своей командой в конференц-зал и голыми руками прикончил шестерых террористов… Прежде я думала, что такая смертельная грация возможна только в кино. — Она нахмурилась, ее тонкие брови, которые он так любил обводить пальцами, сошлись у переносицы, губы сжались и побледнели. — Не думала, что ты считаешь убийство смертным грехом. Не при такой профессии.

— Ты права. Но я не назвал бы это убийством. Это устранение опасности для мирных жителей.

Ее глаза потемнели, Джала опустила голову. Она не могла оспорить эту простую истину. Люди вроде Мохаба призваны устранять монстров. Порой подобные меры необходимы. Как, например, в тот день, когда ее и еще пять сотен участников конференции взяли в заложники.

Мохаб вздохнул:

— Мой грех не имеет ничего общего с насилием, которое я вынужден был совершить. Ошибка заключалась в другом.

— Что?

— Я отклонился от плана.

И снова, против всех ожиданий, она принялась возражать ему, оправдывать его поступки:

— Но ты спас много жизней! Спас всех, кто был в этом зале. Едва ли это можно считать отклонением от плана. Ваши действия были эффективными. Вы работали слаженно. Казалось, даже террористы играли отведенную им роль.

— Так мог подумать человек неопытный. Лишь потому, что у меня была прекрасная команда, мы справились. К тому же мне удалось наверстать упущенное время. Но это не значит, что я не совершил огромную ошибку. Помнишь, что я сделал, когда мы ворвались в зал?

Джала сдержанно кивнула. Ей до сих пор было жутко вспоминать об этом. Чтобы доказать свою решимость, террористы хладнокровно расстреляли трех участников конференции. Однажды она сказала Мохабу, что самым страшным для нее было осознавать неспособность помочь этим людям. Это ранило Джалу сильнее всего.

— Что ты помнишь?

Изящные черты лица Джалы исказились. Болезненные воспоминания давались с трудом.

— Все произошло так быстро. — Ее голос был едва слышен. — Ты ворвался, когда один из террористов начал угрожать, что разорвет Наджиба на части. Наши взгляды встретились и…

— Продолжай.

Она перевела дыхание.

— Ты ринулся ко мне, раскидывая людей направо и налево, и заслонил меня собой, пока твоя команда расправлялась с остальными террористами.

— Это моя ошибка. Моей задачей было спасение Наджиба. Но мне хватило одного взгляда, чтобы немедленно принять решение о том, что тебя я спасу первой.

Ее глаза распахнулись.

— Но, бросившись ко мне, ты на ходу ликвидировал того, кто угрожал Наджибу. Другому террористу ты не оставил шанса использовать его как прикрытие.

— Я должен был заслонить своим телом Наджиба. Он — кронпринц, я должен был думать лишь о его безопасности. Однако я выбрал тебя.

— Но ты спас его и всех остальных.

— Я же сказал, что мне, к счастью, удалось компенсировать потерянное время. Наджиба могли застрелить прежде, чем я ликвидировал угрозу. Зная, что ранение или смерть кронпринца стоят гораздо больше, чем пятьсот жизней, я все равно пошел на это.

Время тянулось бесконечно. В глазах Джалы, похожих на драгоценные камни, плескалось потрясение. Она судорожно вздохнула:

— То есть тебе хватило одного взгляда, чтобы потерять голову и рискнуть всеми и собой ради моего спасения?

— Нет. Я потерял голову несколько раньше…

Ее губы приоткрылись. Очевидно, это также было новостью. Мохаб никогда не рассказывал Джале, что впервые увидел ее двумя годами раньше и предпринимал многократные попытки ее разыскать.

— Но я не видела тебя до этого.

— Не было никакого смысла показываться тебе на глаза. Ты — аль-Масуд, а я всегда оставался аль-Ганемом. По сравнению с нашими семьями у Монтекки и Капулетти была просто небольшая заварушка. К тому же я считал, что вовлекать женщину в мою безумную жизнь, по меньшей мере, неумно. — Мохаб помолчал. — Но когда я увидел тебя в беде, все разумные мысли испарились.

В ее взгляде было так много эмоций… Лишь собрав волю в кулак, он удержался от того, чтобы обнять ее и осыпать лицо поцелуями.

— Зачем ты говоришь мне об этом сейчас? — поинтересовалась Джала.

Он пожал плечами:

— Проверяю твое утверждение по поводу того, что ты знаешь все. Только что я доказал обратное.

— Пытаешься задобрить меня?

С его губ слетел невеселый смешок.

— Хотелось бы… Как человек, который был не единожды ранен, я предпочел бы получить пулю в висок, а не мучиться от того, что действовал непрофессионально, стараясь уберечь женщину, которая меня не знает… Которую я никогда не смогу назвать своей.