Наконец заговорила судья Штраус, и Клаус увидел, что она читает прямо из книги с законами. Глаза ее сверкали, лицо раскраснелось, это было ее первое в жизни театральное выступление, и в своем упоении она не замечала, что стала частью олафовского злодейского плана. Она говорила и говорила про Олафа и Вайолет, и как они будут вместе в болезни и в здоровье, в хорошие времена и в тяжелые, и всякое такое, что говорится тем, кто почему-либо решил пожениться.

Когда судья Штраус кончила читать, она повернулась к Графу Олафу и спросила:

— Согласны вы взять эту женщину в жены?

— Да, — ответил, улыбаясь, Граф Олаф. Клаус заметил, как Вайолет всю передернуло.

— А ты, согласна ты взять этого человека в мужья? — Судья Штраус повернулась к Вайолет.

— Да, — ответила Вайолет.

Клаус сжал кулаки. Его сестра сказала «да» в присутствии судьи! Как только она подпишет официальный документ, брак станет законным. И вот уже судья Штраус взяла бумагу у одного из актеров и протянула ее Вайолет, чтобы та подписала ее.

— Ни с места, — пробормотал лысый, и Клаус, думая о Солнышке, висящей на верхушке башни, замер, не смея шевельнуться, и только следил за Вайолет. Та взяла протянутое ей Графом Олафом длинное гусиное перо. Расширенными глазами она смотрела на договор, лицо ее побледнело, а левая рука, когда она подписывала бумагу, дрожала.

— А теперь, дамы и господа, — Граф Олаф выступил вперед и обратился к публике, — я хочу сделать заявление. Показывать спектакль дальше нет смысла, цель его достигнута. Вы видели не сцену из пьесы. Мой брак с Вайолет Бодлер абсолютно законен, и теперь я распоряжаюсь ее состоянием.

В публике ахнули, некоторые актеры в изумлении переглядывались. Видимо, не все знали о замысле Графа Олафа.

— Этого не может быть! — вскричала судья Штраус.

— Брачный закон здесь очень прост, — заметил Граф Олаф. — Невеста должна только сказать «да» в присутствии судьи — а вы и есть судья — и подписать брачный договор, а все присутствующие, — Граф Олаф обвел рукой зрительный зал, — являетесь свидетелями, что она это сделала.

— Но ведь Вайолет еще ребенок! — воскликнул кто-то из актеров. — Ей еще не полагается выходить замуж.

— Полагается, если согласен ее законный опекун, — возразил Граф Олаф. — А я, будучи ее мужем, еще и законный опекун.

— Но эта бумажка не официальный документ! — возмутилась судья Штраус. — Это просто театральный реквизит.

Граф Олаф взял у Вайолет лист и передал его судье Штраус:

— Если вы посмотрите внимательно, то увидите, что это официальный бланк из муниципалитета.

Судья Штраус быстро пробежала бумагу, потом прикрыла глаза, глубоко вздохнула и глубокомысленно наморщила лоб.

«Интересно, — подумалось наблюдавшему за ней Клаусу, — у нее такое же выражение лица, когда она исполняет свои обязанности в суде?»

— Вы правы, — сказала она наконец, обращаясь к Графу Олафу, — к сожалению, этот брак действителен. Вайолет ответила «да» и поставила свою подпись. Да, вы ее муж, а потому имеете полное право распоряжаться ее состоянием.

— Этого быть не может! — послышалось из зала, и Клаус узнал голос мистера По. Тот взбежал по ступенькам на сцену и взял из рук судьи Штраус бумагу. — Это какая-то немыслимая чепуха.

— Боюсь, что эта чепуха является законом, — Глаза судьи Штраус наполнились слезами. — Прямо поверить не могу, как легко я дала себя обмануть. Сама я никогда не причинила бы вам вреда, дети. Никогда.

— Да, обмануть вас ничего не стоило, — с ухмылкой подтвердил Граф Олаф, и судья расплакалась. — Завладеть их состоянием оказалось парой пустяков. А теперь, прошу извинить, мы с женой отправляемся домой, у нас впереди брачная ночь.

— Сначала отпустите Солнышко! — закричал Клаус. — Вы обещали!

— Да, а где Солнышко? — спохватился мистер По.

— В настоящий момент крепко-накрепко увязана, — отозвался Граф Олаф. — Если вы простите мне маленькую шутку.

Глаза у Графа Олафа блестели особым блеском, когда он нажал на кнопку рации и стал ждать, пока крюкастый ответит.

— Алло! Да, конечно, это я, болван! Все прошло по плану. Вынь, пожалуйста, девчонку из клетки и доставь прямо сюда, в театр. Они с Клаусом должны еще выполнить кое-какие задания до сна. — Граф Олаф кинул на Клауса колючий взгляд: — Теперь ты удовлетворен? — Да, — спокойно ответил Клаус. Удовлетворен он, естественно, не был, но по крайней мере младшая сестра уже не болталась в клетке на верху башни.

— Не думай, будто ты в такой уж безопасности, — шепнул ему лысый. — Граф Олаф еще займется тобой и твоими сестрами попозже. Он просто не хочет этого делать на людях.

Клаусу не нужно было объяснять, что Лысый разумел под словом «займется».

— А вот я совершенно не удовлетворен, — заявил мистер По. — Это абсолютно чудовищно. Абсолютно кошмарно. Это немыслимо в финансовом отношении.

— Боюсь, однако, что тут все по закону, — возразил Граф Олаф, — а закон налагает обязательства. Завтра, мистер По, я зайду в банк и заберу все деньги Бодлеров.

Мистер По хотел что-то сказать, но у него начался приступ кашля. Несколько секунд он кашлял в платок, а все вокруг ждали, когда он заговорит.

— Я не допущу этого, — выдохнул он наконец, вытирая рот. — Решительно не допущу.

— Боюсь, придется, — возразил Граф Олаф.

— Ох… наверное, Олаф прав, — всхлипнула судья Штраус, — этот брак имеет законную силу.

— Прошу прощения, — вмешалась вдруг Вайолет, — но, возможно, вы ошибаетесь.

Все повернули головы в ее сторону.

— Что вы такое говорите, графиня? — спросил Олаф.

— Никакая я не графиня, — огрызнулась Вайолет с запальчивостью, что в данном случае означает «крайне раздраженным тоном». — По крайней мере я думаю, что это так.

— Каким это образом? — осведомился Граф Олаф.

— Я не подписалась той рукой, которой обычно подписываю документы.

— Как так? Мы все видели, как ты подписалась. — Бровь у Графа Олафа поползла вверх.

— Боюсь, твой муж прав, милочка, — печально сказала судья Штраус. — Отрицать это бесполезно. Вокруг слишком много свидетелей.

— Как и большинство людей, — продолжала Вайолет, — я правша. Но бумагу я подписала левой рукой.

— Что?! — закричал Граф Олаф. Он вырвал бумагу у судьи Штраус и вгляделся в нее. Глаза его заблестели. — Ты врунья! — зашипел он.

— Ничего подобного! — взволнованно воскликнул Клаус. — Я заметил, как у нее дрожала левая рука, когда она подписывалась.

— Но доказать это невозможно, — возразил Граф Олаф.

— Почему же, — сказала Вайолет, — я с удовольствием подпишусь еще раз на отдельном листке правой рукой, а потом левой, и мы сравним — которая подпись больше напоминает ту, что на документе.

— Неважно, какой рукой ты подписалась, — настаивал Граф Олаф, — это не играет роли.

— Если позволите, сэр, — вставил мистер По, — предоставим решать это судье Штраус.

Все посмотрели на судью Штраус, вытиравшую последние слезы.

— Дайте-ка сюда, — сказала она тихо и закрыла глаза. Потом глубоко вздохнула, и бодлеровские сироты вместе с теми, кто им сочувствовал, затаили дыхание, глядя, как судья Штраус наморщила лоб, усиленно обдумывая создавшуюся ситуацию. Наконец она улыбнулась. — Если Вайолет действительно правша, — судья старательно подбирала слова, — а подписывалась левой рукой, значит, подпись не соответствует условиям матримониального права. Закон ясно говорит: «Брачный договор должен быть подписан той рукой, какой обычно подписывают документы». Таким образом, можно заключить, что брак этот недействителен. Ты, Вайолет, не графиня, а вы, Граф Олаф, не имеете права распоряжаться бодлеровским состоянием.

— Ура! — раздалось из зала, некоторые зааплодировали.

Если вы не законовед, вам может показаться странным, что план Графа Олафа провалился только из-за того, что Вайолет расписалась левой рукой, а не правой. Но закон — странная штука. В Европе, например, есть страна, где закон требует, чтобы все пекари продавали хлеб по одинаковой цене. А на некоем острове закон запрещает снимать урожай со своих фруктовых деревьев. А в город, находящийся неподалеку от того места, где проживаете вы, закон не подпускает меня ближе, чем на пять миль. Подпиши Вайолет брачный договор правой рукой — и закон сделал бы ее несчастной графиней, но она подписалась левой — и, к ее облегчению, так и осталась несчастной сиротой.