Он осекся. Она имеет в виду другие камеры. Шпионские камеры. Как, например, эта, встроенная в памятник. Или эта, в алтаре. Или эта, на хорах. Или вон та, в спинке скамьи на первом ряду.

Эми взяла карандаш из рук Нелли.

— Глаза должны быть больше. Вот так.

Но, конечно, никаких глаз рисовать она не стала, а вместо этого написала: «Уничтожим их?»

— Ах да! — на весь храм закричала компаньонка, выхватывая обратно карандаш.

«Нельзя. Иначе все мигом вернутся. Разыграйте что-нибудь!!!»

Дэн вернулся к памятнику Шекспиру. Он был установлен в стене храма сбоку от алтаря. Это была поясная статуя поэта. В одной руке он держал перо, в другой лист бумаги.

— Спорю, ключ там! — воскликнул он.

А про себя подумал, что в его взгляде есть что-то очень загадочное. Почему он смотрит не на лист, а куда-то вперед? А вдруг он смотрит на противоположную стену, потому что ключ спрятан там?

— Или в этой надписи под ним, — предположила Эми.

Под памятником на полу было что-то написано на латыни. А рядом — эпитафия на старом английском языке. Нелли вслух прочитала ее.

— «Stay passenger, why goest thou by so fast? Read if thou canst, whom envious death hath plast…»[1]

Нелли поморщилась, словно съела кислое, и сказала:

— Что за язык! Ужасные стихи!

— А может, в них спрятан ключ? — ответил Дэн.

«Может быть, другие команды просто не знают о том, что во времена Шекспира люди не умели писать правильно?» — подумал он.

— Смотри, слово «tomb», что значит «могила», они писали с «е» в конце слова. А в «wit», что означает «ум», они ставили на конце две «t».

Он взял у Нелли блокнот и записал в нем свои выводы, чтобы потом не забыть:

— Дай, я тоже хочу кое-что там написать. — Эми о взяла у него блокнот.

«Ну вообще, — думал Дэн, — всего двадцать четыре буквы в алфавите, а Шекспир все равно не умел писать грамотно!»

А вслух громко добавил:

— И хотя, насколько нам известно, в могиле ключа нет, я все равно проверю правописание и там.

Дэн был уверен, что таким образом он окончательно запутал противника, наблюдающего за ним в скрытые камеры. Он подошел к надгробной плите.

Она была такая незаметная, что совсем не бросалась в глаза. Однако на ней были написаны страшные слова:[2]

— Думаю, что эти странные Y с буквой Т над ними означают that, то есть «который», — сказала Эми, — а Е над Y означают уе, то есть «тот».

И IESUS — это JESUS; CVRST — CURST; a DVST — DUST.[3]

«Шекспир сам написал эту эпитафию и пожелал, чтобы эти слова были высечены над его могилой», — записала Эми и вопросительно посмотрела на Дэна. Он понял ее без лишних слов:

Почему Шекспир так боялся, что его кости вынут из земли, что даже пообещал послать на него проклятие?

«Чую запах Мадригалов, — подумал Дэн. — Это явно наш след».

Он попробовал найти в этих стихах какие-нибудь скрытые анаграммы, но у него ничего не получилось. Во всяком случае, ничего хорошего.

Может быть, это как-то связано с количеством ударных слогов, как в другом стихотворении?

Он попробовал пересчитать, сколько ударных слогов в каждой строчке. И тоже ничего хорошего. Потому как не знал, сколько слогов в слове enclosed — два или три? И даже слово blese может читаться по-разному — как с одним слогом, так и с двумя.

«Ладно, пусть эти пятистопы Эми с Нелли решают без меня», — подумал он.

Но Эми и Нелли выглядели такими же растерянными, как и Дэн.

И он был абсолютно уверен, что они вовсе не просто делали вид.

«Проклятие», — думала Эми.

Они уже несколько часов сидели у могилы Шекспира. Эми прочитала эпитафию на могильном камне столько раз, что та отпечаталась на ее внутренних веках. Она чувствовала, что они никогда не решат эту задачу. Нелли принесла им перекусить. Они раскрыли упаковку и увидели, что это печенье в виде головы Шекспира. Нелли надеялась вдохновить их великим гением. Напрасно. Дэн за все это время только один раз выходил из храма — в туалет. Эми пришла к выводу, что это судьба и ей предначертано просидеть у могилы великого Барда вечность.

«Я даже у могилы Грейс ни разу не сидела, — думала она. — А тетя Беатрис так и не свозила нас на кладбище к родителям. Интересно, а мисс Элис уже сделала памятник Лестеру? И поставил ли кто-нибудь памятник Ирине Спасской? Стоп. Не думать об этом».

Нелли была рядом и в который раз перечитывала стихи.

«Друг, ради Господа не рой…» — в тысячный раз прочитала Эми. Она вздрогнула от чьих-то шагов за спиной.

— Смотри, что я нашел! — радостно закричал Дэн.

Эми с Нелли одновременно повернулись. Эми прижала палец к губам, а Нелли яростно замахала ему в сторону скрытых камер.

— Прошу прощения, — возбужденно сказал он, — но это не имеет никакого отношения к ключам.

Эми протянула ему блокнот, думая, что Дэн говорит так специально для камеры.

— Я честно говорю! — И он протянул им огромный пакет. — Смотрите, что я купил!!! Я нашел это место совсем неподалеку. Это целый магазин, где все только для копирок! Он прямо рядом с туалетом. Ну, почти рядом… по тропинке немного пройти только… в общем, вот… Смотрите, что я нашел!

Он открыл пакет.

Эми вспомнила, что у Дэна в их нормальной жизни, еще до начала гонки, было такое странное увлечение — он обожал копировать надгробные эпитафии. У него их была целая коллекция. Он клал лист бумаги на надгробный камень, закрашивал его карандашом, и на нем четко отпечатывалась каждая буква. Одно время он каждую субботу ездил на Бостонское кладбище и привозил оттуда целые пачки этих могильных копирок. Он даже не постеснялся взять с собой бумагу и карандаши, когда они ехали хоронить Грейс.

Он надеялся снять копию с ее склепа. Значит, Дэн не единственный поклонник этого странного жанра. И в специальных магазинах продаются целые наборы для снятия оттисков с могильных плит и памятников.

Дэн достал из упаковки черную бумагу и плоских латунных рыцарей и драконов, которые входили в копировальный набор.

— Слушай, ну ты видела что-нибудь прекраснее этого? Посмотри, какая прелесть! — Дэн просто сиял. Он взглянул на Эми, потом на Нелли и лицо его потухло. Он грустно повесил голову и запихнул все обратно в пакет. — Конечно, не сейчас, я это купил на потом, после гонки…

Он глубоко вздохнул и обреченно упал на скамейку рядом с Эми.

«Проклятие», — снова подумала Эми и начала перечитывать стихи.

Часы тянулись один за другим, время шло мучительно медленно. Делать было совершенно нечего. Дэн выходил еще один раз — на этот раз за едой. Нелли уходила покормить Саладина, который голодал один в гостинице. К вечеру к ним подошел смотритель и встал рядом. Потом он откашлялся и вежливо сказал:

— Прошу меня простить. Мне придется попросить вас уйти. Мы закрываемся через пять минут.

Они потеряли целый день. И ничего не нашли.

— Но нам нельзя уходить! — в отчаянии закричал Дэн. Он повернул голову к этому дурацкому камню, с которого они не сводили глаз весь день. — Никак нельзя! По крайней мере, пока…

Смотритель внимательно смотрел на него.

— Я работаю здесь уже двадцать лет, — сказал он. — Я много перевидал поклонников Шекспира, но такого благоговения перед его прахом мне еще ни разу не приходилось видеть. Вы же здесь с самого утра! Не так ли?

Смотритель покачал головой, словно не веря собственным глазам.

— Что я могу сказать, — ответил Дэн. — Мы фанаты…

— Тогда приходите еще раз, — сказал пожилой человек. — Но сейчас следует сказать Барду «до свидания».