— Прошу вас, пожалуйста, — умоляющим тоном обратился к ним Фиске. — Давайте просто отпразднуем вашу победу? Зачем вам все это? Давайте будем просто счастливы и будем радоваться тому, что вы сделали. Ведь это же невероятно! И не будем задавать такие вопросы, на которые… нет ответа.

— Правда? — ответила Нелли. — А мне лично обычно бывает небезразлично, что именно я праздную и почему!

Мистер Макентайер и дядя Фиске многозначительно переглянулись.

— Они просто неудержимы! И как их после всего этого оберегать? — проворчал Макентайер.

Эми не понимала. Почему они не могут ответить на самый главный вопрос? На Ямайке дядя Фиске как-то проговорился, что Гидеон Кэхилл вовсе не предназначал эту формулу для членов своей семьи. Он просто хотел придумать лекарство от чумы.

И тут она невольно вскрикнула.

— Рецепт! — произнесла она. — Чума… Неужели скоро должна начаться эпидемия чумы?

Макентайер и Фиске нахмурились.

— Нет… необязательно, — сказал Макентайер и нерешительно пожал плечами.

В ответ на это Нелли так приковала его взглядом, что он как-то вдруг обмяк и слабым голосом проговорил дальше:

— Угроза идет, скорее, со стороны еще одной семьи…

— Вы про Люциан? — догадался Дэн.

— Или про некоторых представителей клана Екатерины? Бэй Оу? — подхватила Эми.

Макентайер лишь задумчиво покачал головой.

— Пойми, — обратился к нему Фиске, — мы сами внушили им, что все зло мира таится в их собственной семье.

— Нет, речь идет о совершенно другой семье, — решительно начал Макентайер. — И у нас с ними нет никаких родственных связей. Они еще более скрытны и таинственны, чем Кэхиллы. И если честно, то рядом с ними Изабель Кабра — это просто Мать Тереза.

От этих слов у Эми по коже побежали мурашки.

— Они давно претендуют на место Кэхиллов в этом мире, — рассказывал Фиске. — Они начали охоту за ключами уже много лет назад. Возможно, вы порой чувствовали их невидимое присутствие во время гонки.

Эми невольно вздрогнула. Она вспомнила, как ей то и дело казалось, что кто-то за ними следит, подслушивает, бесшумно крадется в темноте, выслеживая их. Но каждый раз выяснялось, что это или Ирина, или Изабель, или сам Фиске, когда для них он еще был Человеком в черном.

Или это были не они?

— Незадолго до того, как умерла Грейс, агент Мадригалов перехватил сверхсекретное сообщение другой семьи, — продолжал Фиске. — И в нем было очень много угроз… Мы должны быть начеку.

— Ну, так что же мы сидим? Пойдемте скорее делать формулу! — рванулся Дэн.

«Все-таки ему не терпится ее попробовать, — думала Эми. — Просто он ищет повод. Чтобы не получалось так, что он, как Изабель, стремится взять власть в свои руки».

— Нет, — твердо сказал мистер Макентайер. — Того, что формула у нас, самого по себе должно быть достаточно. Пить ее слишком опасно. Если только у нас не останется другого выхода. Но благодаря вам у нас есть другой выход. Теперь мы с этим справимся и все одолеем.

— А… что мы должны сделать? — спросил Дэн.

— Отдыхать, — ласково ответил Фиске, глядя на синяк под глазом у Дэна, на их исцарапанные лица и разбитые коленки.

— А еще ждать. Быть детьми и расти большими, — добавил мистер Макентайер.

Лицо Дэна скривилось; казалось, еще секунда — и он разрыдается.

— Ну что ж, а теперь наступила очередь Грейс все вам объяснить, — сказал Фиске и дал знак Макентайеру.

— Грейс? — раздался в тишине голос Эми.

* * *

Дэн во все стороны закрутил головой. Он готов был поспорить, что Эми думала о том же: «А может быть, похороны Грейс тоже были инсценировкой Мадригалов? И вся гонка за ключами — это самый большой в мире спектакль? И Грейс все еще… жива?!»

Но нет, конечно. Бабушки их не было ни на этом острове, ни где-то еще на земле. Но мистер Макентайер склонился над надгробным камнем и потянул на себя спрятанный в густой траве рычаг. Надгробие стало медленно отрываться от земли, и перед ними открылся тайник.

— Надпись уже давно стерлась, — без предисловий начал мистер Макентайер, — но перед вами могила Мадлен Кэхилл. Грейс очень любила этот тайник и часто оставляла в нем секретные послания для Мадригалов.

Он вытащил из него жестяную коробку и открыл ее. В ней лежало несколько запечатанных конвертов.

— Нет, не то… это тоже… и это не то, — говорил он, просматривая адреса. — Видите ли, она оставила инструкции на все возможные и невозможные случаи. Очень предусмотрительно…

Но вот он нашел нужное письмо и передал его Эми и Дэну. Письмо было запечатано в конверт светло-желтого цвета и подписано четким почерком Грейс: «Наилучший сценарий». Эми держала его в руках так, словно это было самое дорогое в мире сокровище, самый большой дар, полученный в результате всей этой гонки.

— Ты так и будешь на него смотреть? — пробормотал Дэн. — Кажется, она хотела, чтобы мы его прочитали.

— Ах да, конечно, — ответила Эмми.

Они сели на землю, и Дэн открыл конверт. Эми достала из него письмо, и они вместе начали читать.

Любимые мои, Эми и Дэн!

Раз мистер Макентайер отдал вам это письмо и вы его читаете, значит, вы исполнили мою самую заветную мечту.

Нет. Это не совсем так. Позвольте, я сначала все объясню.

Когда вы еще были совсем маленькими, моей самой заветной мечтой было, чтобы вы никогда не узнали о том, какое тяжелое наследство досталось вам от нашей непростой семьи. Мне всегда хотелось держать вас подальше от этих семейных тайн.

Но, как вы теперь понимаете, такого просто не могло быть. Но вы были такими маленькими, когда не стало ваших родителей! И все, о чем я думала в те тяжелейшие для меня годы, это как взять вас в охапку, прижать к себе и никуда не отпускать.

В голове моей рождались десятки планов, как избавить вас от этого страшного наследия и уберечь вас и ваши юные души от зла. Я придумывала, как мы уедем на далекие южные моря, сбежим в Швейцарские Альпы и спрячемся в маленьких, забытых миром деревушках, в таких маленьких, что их редко найдешь на карте мира. Но редко — это еще не означает никогда. И в глубине души я знала, что все это самообман и кто-нибудь из нашей огромной семьи непременно разыщет нас рано или поздно. И что опасности нам не миновать, как бы далеко мы ни убежали и как бы хорошо мы ни спрятались от них. И я поняла, что одной моей любви не хватит. Не хватит, чтобы оградить вас от зла и уберечь от встречи с врагами.

И кроме того… С моей стороны это было бы слишком безответственно по отношению к судьбе человечества — бросить все и уехать в такое сложное время. Безответственно еще и по отношению к вам…

И тогда я поняла, что надо делать — решение одновременно жестокое и мудрое, — чтобы защитить вас. Мне пришлось совершить такой шаг; после которого ни один, даже самый коварный и проницательный из моих врагов, не сомневался бы, что вы для меня значите не более, чем вся остальная семья. Мне пришлось заставить мир поверить в самую циничную и вопиющую ложь — что мне безразлична ваша судьба. Но, к сожалению, только так я могла перехитрить их. Иначе ваши жизни были бы под постоянной угрозой. И моим долгом было уберечь вас от расправы и не позволить им шантажировать и использовать вас в своих жестоких играх. Я договорилась со своей сестрой Беатрисой, чье пренебрежительное отношение к вам было известно всему миру, чтобы она взяла над вами опекунство, несмотря на то, что она…

Дальше слова были вымараны чернилами и зачеркнуты так, чтобы их невозможно было прочитать. Но Грейс нарисовала стрелочку, ведущую вбок, и оставила на полях сноску:

О мертвых плохо не говорят, но в таком случае и мертвым нельзя плохо говорить о живых. Скажем так: мое мнение о тете Беатрисе полностью совпадает с вашим!

Дальше письмо продолжалось:

А причина, по которой я остановила свой выбор именно на Беатрис… как вашем опекуне, кроется в том, что она всю жизнь абсолютно безучастно относилась к истории нашей семьи. А это было как раз то, что нужно. Ее отстраненность и равнодушие делало вашу жизнь безопасней. Мое же постоянное присутствие ставило бы вас под постоянную угрозу.

Но как же я ждала выходных, чтобы встретиться с вами и вместе провести пару дней!

Должна признаться, что в этой междоусобной войне между кланами я не всегда была на высоте и часто была вынуждена делать такие вещи, гордиться которыми, мягко говоря, не стоит. Но непростительней всего, о чем я буду жалеть до конца моих дней, то, что я так и не смогла уберечь вас.

Вы не переставали удивлять и радовать меня, и я благодарна вам за то, что вы не затаили против меня обиды. Напротив, даже в горе вы оставались такими же ласковыми и добрыми, какими были всегда. И любознательными…

Но и тогда мне казалось, что я каким-то образом все еще могу защитить вас от зла и враждебности со стороны наших родственников и делаю все возможное, чтобы держать вас на расстоянии от самых страшных тайн нашей семьи. Но в то же время — и возможно, в этом прячется мой эгоизм — мне хотелось поделиться с вами всем тем, что есть лучшее у Кэхиллов, с их достижениями и открытиями. И поэтому я водила вас на Шекспира, и мы вместе смотрели его пьесы. Я наняла Эми учителя музыки, и вы познакомились с Моцартом. Но вы не знали о том, что мы с ними одна семья, и я вам ничего не рассказывала. Почти. Я мечтала о том, что вам не придется узнать, что такое вражда до тех пор, пока этой вражде не придет конец.

Ах да… тогда я еще надеялась, что это произойдет уже скоро, и я успею… Успею забрать вас у Беатрис, успею взять вас домой и начать воспитывать вас, пока вы еще не стали взрослыми.

Но… мне не суждено и это.

Выяснилось, что у меня рак. И что это неизлечимо. Вместе с тем над нашей семьей нависла и другая, не менее страшная гроза, вражда зашла слишком далеко, и жизнь становилась все более и более опасной.

И тогда мы, Мадригалы, поняли, что ради того, чтобы спасти мир от разрушения, все Кэхиллы должны объединиться. Раз и навсегда, воссоединение семьи и перемирие между кланами стало единственным решением, способным заставить отступить зло. Только единство и союз между всеми членами семьи способно противостоять катастрофе, которая угрожает миру.