— Что скажешь про наших новых однокурсников, Ян?

— Предки могут за них не волноваться. В твоей прабабке и то больше задора, — слова моего лучшего друга снисходительны, нарочито участливы, зато тон до крайности ироничен. В карих глазах беснуются черти, настолько круторогие, что никогда не узнаешь наверняка, на что они способны, пока не станет поздно.

— Я передам твой комплимент. Возможно, бабуля, наконец, простит тебе засохшую герань. Поверить не могу, что ты при всей нашей родне на неё помочился.

— Мне было всего десять, а ты, Лера, впервые решила взять меня на слабо. — Ян довольно щурится, устремляя взгляд в декабрьское небо. — У меня потом зад от ремня ещё неделю горел.

— Твоя месть была не менее дерзкой.

— Брось, ты легко отделалась. Всего лишь попала под домашний арест.

— На месяц! — в притворном возмущении отбираю у парня бумажный стаканчик с эспрессо. — Ты хоть представляешь каково целую ночь проторчать на крыше? Меня, между прочим, всем двором искали.

— Я же не знал, что ты боишься темноты.

Морщусь, отпивая глоток крепкого как наша дружба кофе. В обоих случаях это свежемолотый адреналин высшей обжарки.

— А если бы знал?

Льдов ухмыляется как Чеширский Кот, являя собой эталон безмятежности. Его взгляд на бесконечное мгновение задерживается на моих губах.

— Я бы запретил тебе брать фонарик.

— А я бы всё равно пошла.

— Знаю.

Наши пари всегда максимально коварны и лишены сострадания. Родные давно нарекли наши выходки шизой, а уж во времена святой инквизиции по наши души наверняка горели бы костры. Ведь даже глотая слёзы среди осколков любимой игрушки, мы продолжали улыбаться, словно победа в очередной раз ничего не стоила.

Мы никогда не обсуждаем моральные аспекты, потому что нам их давно заменил принятый ещё подростками свод правил.

Первое: взвесить все за и против до того, как согласиться. Не стыдно признать — «мне слабо», но недопустимо не рассчитать свои силы.

Второе: если уж впряглись, идти до конца без оглядки на возможные потери.

И третье — то, что не даёт нашей игре утихнуть: доказавший, что ему не слабо, имеет преимущество в одно желание. Как правило, оно куда опаснее вызова.

Мы с Яном подпираем спинами забор университета и лениво разглядываем разномастную компанию ребят, составляющую наш первый курс. Как будто нам взаправду есть до кого-то дело.

Льдов, отбирает свой кофе и залпом опрокидывает в себя оставшийся глоток. У меня при виде того, как дёргается его кадык, болезненно пересыхает в горле. Ненавижу, когда в эспрессо кладут сахар.

Бумажный стаканчик красивой дугой летит точно в урну. Удивительно, но в исполнении Яна даже такой обыденный жест завораживает той мужественной эстетикой, что отвлекает внимание от его губительной сути. Этот парень чудовищен в своём непостоянстве.

В который раз я радуюсь приобретённому иммунитету к его обаянию. Стаж нашей дружбы тому отличный показатель.

— Ну что, подруга, прикинемся валенками, или сразу заявим о себе?

— Не знаю, Ян, — усмехаюсь, рассеянно накручивая на палец прядь розовых волос. — Твоя очередь выбирать развлечение.

— Что скажешь насчёт во-о-он той сладкой парочки?

— Фитоняшка и мажор? Наверняка местные звёзды. Предлагаешь сбить с них корону?

— Скучно, — отмахивается мой закадычный друг. — Предлагаю усложнить задачу.

— Ну-ка?

— Спорим, я соблазню няшу быстрее, чем её бойфренд переключит на тебя внимание?

— На кону, как всегда, одно желание? — прищуриваюсь, оценивая внушительную гору мышц смазливого мажора. Умом там и не пахнет.

— Любой каприз… — искушает Ян, склоняясь к моему уху.

— Я поцелуюсь с ним первой. 

— Мы уже выросли Лера. Осмелишься пойти до конца?

Я медлю не дольше секунды. До конца это ведь начать встречаться?

— По рукам, — оживляюсь, чувствуя, как по вискам начинает долбить знакомый азарт. — Думаю, будет весело.

Вместе — хоть в ад и обратно.

Не помню, кто и когда поставил на нас клеймо «проблемные», и если на то пошло, то проще его оправдать.

– За наших будущих экономистов! – объявляет дядя Миша, взмахивая бокалом с газировкой. – За наших Яна и Лерочку!

Сегодня мы собрались за неполным, но всё же семейным столом. Решение отметить повторное поступление отражается на матери меньшим воодушевлением, что не скажешь про Льдова старшего. Он рад пристроить нас в Высшую Школу Экономики и теперь всем сердцем надеется, что очередная смена вуза станет последней.

Как знать…

– Не подведите нас, дети, – откашливается мужчина и нарочито похлопывает себя по карману брюк. – Ваши шалости слишком дорого нам обходятся. Пора взрослеть и становиться серьёзными.

Мы с Яном переглядываемся и прикусываем хитрую улыбку, смысл которой известен только нам. Сожаления в ней меньше, чем волос на голове моей прабабушки.

– Дай бог, – вздыхает мать. – Будет очень обидно упустить такой шанс.

В наше время привыкли интересоваться местом учёбы и только после узнавать твоё имя. Мы поменяли скучные правила. Стены покинутого универа ещё долго будут содрогаться от фамилий Льдов и Бойко.  

И пусть многие сочтут нас бесами из преисподней, в наших чистых сердцах нет места обиде… Их безупречной репутации и без того пришёл конец.

– Не будет с них толку! – отмахивается старушка, нарушая напускную идиллию. – Наша Лерка давно в клоунессы метит. Только гляньте, что на голове вытворила. Вырви глаз! И этот ссыкун, – под злостный прищур бабули попадает Ян, – вслед за ней в шапито побежит. Ростом под потолок уже вымахал, а мозгов всё равно что у той обезьяны. Тьфу на вас, позорники!

Закашлявшись, я давлюсь соком от смеха. После уничтоженной герани Ян неосознанно нарёк на себя вечную ненависть.

– Бабушка! – охает мать, краснея в лице. Она единственная, кто никогда не свыкнется с манерами ворчливой пенсионерки. – Да оставь ты их, наконец, в покое.  

– Всё в порядке, тёть Марин, – успокаивает её Ян, раскинув руки по спинке дивана. Поза короля всего мира – его фирменная. – Разве на Лидию Ивановну можно обижаться? Вы поглядите, какая харизма! Какой темперамент! Не то что у нынешних фиалок. Я бы, между прочим, хоть сейчас на ней женился! Будь она хоть на полвека моложе…

Морщины на лице старушки становятся глубже, а тонкие крылья носа напоминают кузнечные меха.

– Чего?! Совсем чёрта погнал, окаянный?! Я за тебя не пойду, даже если пенсию удвоят! – трясущиеся пальцы складываются в «кукиш». – Ишь, о чём размечтался! Нехристь.

О скверном характере прабабушки Лидии слагают легенды, и порой мне кажется, что частичка его досталась именно мне. Поддевать самоуверенного Льдова – моё излюбленное занятие.

– Я, конечно, не прочь породниться, – робко вставляет Михаил, будучи от природы мужчиной неконфликтным. – Но лучше бы тебе, сынок, присмотреться к Лерочке. Лишь ей удастся обуздать твой ветер в голове.

Красный румянец на лице мамы вмиг сменяется мертвенной бледностью.

– Не думаю, что это хорошая идея, – колеблется она. – Они совсем друг другу не подходят. Это же очевидно! Яну нужна домашняя девочка, чтобы хоть как-то уравновесить… непокорный нрав. 

– Санитаров ему надо, а не домашнюю девку, – жуя, подытоживает Лидия.

– Но почему, Марин? – мягко настаивает Михаил. – Ян и Лера знакомы с пелёнок. Их союз нерушим, что вполне допускает красивую историю любви.

– Ой, не знаю…

– Эй! – хмурюсь я, отодвигая от себя тарелку. – А нас вы спросить не хотите? Мы с Яном друзья, и это безусловный факт. Скорее у бабули снова зубы полезут, чем нас свяжет что-то большее… К тому же он уродец и смутьян!

– Смирительная рубашка исправит, – хохочет Лидия, поправляя языком вставную челюсть.