Приказ Уолтера полностью отвечал логике, ибо Клиро и Клиффорд находились столь близко друг от друга, что Уолтер мог без лишних хлопот разъезжать туда и обратно в случае необходимости. И все же что-то в голосе Уолтера, та поспешность, с которой он поменял «последуете за мной» на «езжайте в Клиро», напомнила Сибель о мимолетном раскаянии, промелькнувшем у него на лице в то утро, после их свадьбы. Она тоже знала, что леди Пемброк и ее сестра Мари будут в Клиффорде. Не потому ли Уолтер не хотел, чтобы она ехала туда?

На мгновение Сибель ощутила острый укол ревности, но тотчас же вспомнила жадные ласки своего мужа, его страсть, то, как он цеплялся за нее, когда бы ни появлялась Мари, пока они были в Абергавенни. Нелепо было ревновать его к этой безмозглой кукле, которая, по мнению Сибель (эта уверенность отнюдь не являлась следствием нескромности), была далеко не так красива, как она сама. Более того, спокойствие Сибель лишь усилилось, когда она невозмутимо согласилась с приказом мужа после того, как он пылко обнял ее на прощание и прошептал, чтобы она торопила сэра Джона и его супругу по мере своих сил, чтобы они с Сибель как можно скорее оказались снова вместе.

Чуть до смерти не загнав лошадей и людей, Уолтер прибыл в Клиффорд через день поздно ночью. К его большому облегчению, Бассетт находился в замке и невинно спал, ничего не зная о местонахождении короля. Хотя Бассетт не очень обрадовался тому, что его вытащили в такой поздний час из постели, он обрадовался известию Уолтера. Однако напоминание, что Ричард не одобрит нападение на короля, которое могло бы повлечь за собой возобновление конфликта, особенно теперь, до некоторой степени поумерило пыл Бассетта. Тем не менее, поскольку было уже слишком поздно, и Уолтер едва держался на ногах от усталости, Бассетт отложил совещание до утра.

Уолтер проспал очень долго, но Бассетт встал с первыми лучами солнца, чтобы передать новости Ричарду Сиуорду. В новостях не было ничего секретного, и за завтраком Бассетт довольно долго обсуждал эту проблему со своим шурином.

Ни тот, ни другой не обращали внимания на сэра Паланса де Тура – гостя сестры леди Пемброк. Они уже привыкли к его неизменному присутствию за несколько дней, что он гостил в замке. Он был весьма любезен, должным образом скромен, не мешал им и всегда был готов присоединиться к любому развлечению или азартной игре, если его приглашали. Однако они не придавали его персоне большого значения и не заметили той спешки, с которой он исчез, когда было упомянуто о прибытии сэра Уолтера.

К тому времени, когда Уолтер присоединился к Бассетту и Сиуорду, сэр Гериберт умудрился второпях посовещаться с Мари и покинуть Клиффорд с намерением вернуться в красуолльский приорат. Он сказал ей на прощание, что если она будет оповещать его о действиях Уолтера, то он поможет ей добиться желанной мести. Мари со всей искренностью заверила, что будет посылать ему любые известия, ведь теперь она нуждалась в присутствии Гериберта не меньше, чем в удовлетворении своей мести.

Мари понравилось иметь в своем распоряжении рыцаря. Его почтительные манеры доставляли ей огромное удовольствие, поскольку ее покойный супруг не поощрял своих друзей, если те относились к ней с чрезмерной учтивостью. Несмотря на его красоту, она ни на минуту не подумала о Гериберте, как о своем муже, поскольку он просто не имел должного титула, богатства и перспективы получить таковые. Однако его комплименты и внимательность радовали ее, и, как только погода наладилась, она увидела все преимущества постоянного присутствия человека, готового отвезти ее, куда бы она ни пожелала.

Все вокруг как нельзя лучше удовлетворяло Гериберта. Будучи гостями Мари, он и его люди жили и питались за счет графа Пемброкского, более того, их число было столь незначительным по сравнению с нынешним гарнизоном Клиффорда, что никто не возражал против лишних ртов. Мари не хватало благоразумия понять, что ситуация изменится, когда наступит мир, поэтому не переставала думать о том, что, если Гериберт добьется своей цели и лишит Уолтера поместья, он сам получит власть над Рыцарской Башней и вернется туда. По сути дела, Гериберт так часто говорил о мести Мари, словно Уолтер интересовал его только из-за нее, что полностью завуалировал от нее то, что он имел личные причины ненавидеть Уолтера.

Таким образом, как только Мари узнала о прибытии Уолтера, она почувствовала отнюдь не удовлетворение, что он находился теперь в двух шагах от ее расплаты, а раздражение, что его визит лишил ее общества такого cavalier flagomeur[18]. Если бы он уехал немедленно, она бы просто послала вдогонку Гериберту записку с просьбой вернуться и сказала бы, что ей не удалось выяснить, каков был следующий шаг Уолтера. Однако Уолтер не собирался предоставлять Бассетта и Сиуорда их собственным уловкам, тем более что отлично понимал, что Сибель еще не добралась до Клиро. Итак, проснувшись, он принялся размышлять, какие шаги можно предпринять, чтобы подтолкнуть короля к миру.

Мари решила, что она просто не будет обращать внимания на Уолтера в течение того короткого промежутка времени, пока он находится в Клиффорде. Свое равнодушие она выразила, бросив на него ледяной мимолетный взгляд и повернувшись спиной в ответ на его вежливое приветствие. К счастью, она очень резко повернулась к нему спиной и не увидела в его изумленном взгляде выражение вины, которое бы обязательно приняла за печаль и раскаяние. Это плюс ее собственная заносчивость вполне могли убедить ее, что Уолтер тосковал по ней и страдал, не удовлетворенный выбором жены. В ее нынешнем расположении духа это доставило бы ей огромное удовлетворение.

Однако она не заметила этого, а ее место рядом с Жервез находилось достаточно близко, чтобы между бессвязными комментариями сестры слышать обрывки мужского разговора. Из этих обрывков Мари удалось выяснить несколько неприятных фактов: во-первых, Уолтер уже женился на Сибель, и для Мари его речь звучала как кукареканье важного петуха на своем пепелище. Когда он произнес «мы в Роузлинде считаем...», то можно было подумать, что вокруг этой семьи вращаются звезды и солнце. Во-вторых, Уолтер, похоже, подстрекал Бассетта и Сиуорда к каким-то действиям, связанным с войной, а это означало, что все мужчины уедут, и им с Жервез снова придется умирать от скуки. В-третьих, визит Уолтера отнюдь не обещал быть коротким. Очевидно, он намеревался оставаться в Клиффорде до тех пор, пока эта сучка, его жена, не прибудет в свой замок, а затем ежедневно будет приезжать из Клиро сюда.

Мари готова была вспыхнуть от гнева. Она считала Уолтера самым ненавистным для себя человеком на всем свете. Он разговаривал с ней с такой непринужденностью, будто между ними не случилось ничего выходящего за рамки; это было явным оскорблением. Он оказывал дурное влияние, желая возобновления войны, а ведь Мари знала, что все хотели лишь ее окончания; это была измена. К тому же он служил помехой, поскольку сэру Гериберту придется скрываться до тех пор, пока он будет оставаться по соседству; это огорчало Мари больше всего, поскольку теперь, когда ей захочется выехать на прогулку или послать какую-нибудь записку, придется просить об одолжении Жервез, в то время как сэр Гериберт беспрекословно выполнил бы любое ее желание. От Уолтера нужно как-то избавиться.

Уолтера немало огорчило то, как Мари отреагировала на его приветствие, ибо это подчеркивало, что она до сих пор испытывала к нему сильные чувства. Все его предыдущие связи, за исключением тех, что завершались благодаря чрезмерной ненасытности его любовниц, заканчивались по взаимному согласию, оставляя лишь смутное чувство сожаления. Когда он случайно встречался со своими женщинами снова, они приветствовали его пускай сдержанно, но дружелюбно. Таким образом, нежелание Мари хотя бы поздороваться с ним лишь обострило его чувство вины. Он решил, что недооценил ее и причинил ей боль, и считал своим долгом исправить это положение.