В течение следующих сорока пяти минут происходила демонстрация Канди Варнер без прикрас. Она сказала Джеку, что очень хотела бы заботиться о Люке, но она слишком занята, и она уже выполнила свои обязанности, работая и жертвуя собой все эти годы, ради своих дочерей, ни одна из которых не была соответствующим образом благодарна ей, и обе они больше, чем ревнивы. И вообразите Эллу, дающую людям жизненные советы, если Элла едва знала то, о чем писала. Вы должны иметь гораздо больше жизненного опыта, чем Элла имела прежде, чтобы вы знали, кто есть кто, и что есть что. Независимо от того, что Элла знала о жизни, это результат переданной ей мудрости ее матери.

Мама продолжила представлять себя, как соблазнительный оригинал, фирменный знак, а меня — как свою неудачную копию. Она настойчиво пыталась флиртовать с Джеком. Он был вежлив и почтителен, иногда поглядывая на каменное выражение моего лица. Когда мама начала похваляться важными знакомствами, которыми якобы обладала, не зная, что некоторые из этих богатых людей отлично знали Джека, это так уязвляло, что я почувствовала, что умираю. Я прекратила возражать или поправлять ее, просто занялась Люком, проверяя его пеленки, занимаясь с ним детской гимнастикой, и играя с ним. Мои уши пылали, все тело заледенело.

И затем я отметила, с точностью часового механизма, как она, совершенно некстати, перевела беседу к собственной персоне, рассказывая, что она недавно занималась лазерным удалением волос в эксклюзивном Хьюстонском курорте.

— Мне сказали, — говорила она Джеку с девичьим хихиканьем, — что у меня самая симпатичная киска в штате Техас.

— Мама, — сказала я резко.

Она поглядела на меня хитрыми и насмешливыми глазами. — Хорошо, это верно! Я только повторила то, что говорят другие люди.

— Канди, — прервал ее Джек оживленно, — это все забавно, но нам с Эллой нужно время, чтобы подготовиться к сегодняшнему вечеру. Очень приятно было познакомиться. Я позвоню консьержу, и он проводит вас.

— Я останусь здесь, и буду следить за Люком, пока вы будете отсутствовать, — настаивала моя мать.

— Благодарю, — ответил Джек, — но мы возьмем его с собой.

— Я не успела побыть с моим внуком, — возразила она, хмуро глядя на меня.

— Я позвоню тебе, мама, — я заставила себя сказать это спокойно.

Джек пошел к двери и открыл ее. Оставив дверь открытой, он вышел в прихожую. Его тон был дружественный и непреклонный. — Я подожду здесь, пока вы принесете вашу сумочку, Канди.

Я стояла неподвижно, когда моя мать подошла, чтобы обнять меня. Я почувствовала ее благоухание, ее теплую близость, и это вызвало во мне желание закричать и заплакать, как ребенка. Я спрашивала себя, как долго еще я буду жаждать ее любви, к которой она не способна, почему Тара и я, были для нее всего лишь остатками от разрушенного брака.

Я ведь знала, что для нашей матери мы были, как запасные игроки, в ее игре в материнскую любовь. Можно найти любовь с другими людьми, в других местах, как посмотреть. Но первоначальная рана никогда не заживала. Я несла это в себе всегда, и Тара тоже. Это было уловкой… принимать это, продолжать свою жизнь, зная, что это всегда будет частью тебя.

— Пока, мама, — сказала я твердо.

— Не давай ему все, что он захочет, — сказала она низким голосом.

— Люку? — спросила я озадаченно.

— Нет, Джеку. Так ты сможешь подольше удержать его. Но и не будь с ним слишком строгой, также. Попробуй воспользоваться косметикой. И сними эти очки, в них ты похожа на старую деву. Он ведь дарит тебе подарки? Скажи ему, что ты хочешь большие камни, а не маленькие, это — лучшие инвестиции.

Ломкая улыбка пересекла мое лицо, и я отодвинулась от нее. — До свидания, мама.

Она собрала свою сумочку, и выплыла в прихожую.

Джек смотрел на дверной косяк, его пристальный взгляд скользнул по мне. — Я вернусь через минуту.

К тому времени, как Джек возвратился, я решила победить депрессию хорошей порцией текилы из кладовой, надеясь, что ликер согреет окоченение, охватившее меня с ног до головы. Не помогло. Я чувствовала себя, как морозильник, который должен быть разморожен.

Люк взволнованно крутился в моих руках, издавая нетерпеливые звуки и извиваясь.

Джек подошел ко мне и коснулся моего подбородка, вынуждая меня встретить его пристальный ищущий взгляд.

— Теперь ты не жалеешь, что не послушал моего совета и не свалил отсюда? — спросила я мрачно.

— Нет. Я хотел видеть то, с чем ты росла.

— Я предполагаю, что теперь ты можешь сказать, почему Tара и я нуждаемся в психотерапии.

— Черт, я сам нуждаюсь в терапии, а ведь я провел с ней только час.

— Она говорит или делает что-нибудь для привлечения внимания, независимо от того, смущает это кого-то или нет. — Я резко посмотрела на него, поскольку отвратительная мысль пришла мне в голову. — Она приставала к тебе в лифте?

— Нет, — сказал он, слишком быстро.

— Да, приставала.

— Да ничего страшного.

— Бог мой, как отвратительно, — прошептала я. — Она ужасно злит меня.

Джек взял у меня суетящегося ребенка, и Люк немедленно успокоился.

— Это неправильно — злиться на таких, как она, — продолжала я. — Это вид людей, который утомляет и замораживает вас полностью и навсегда, и ты уже ничего не чувствуешь. Даже биения собственного сердца. Я хочу позвонить Таре и рассказать ей все, потому что, я думаю, что она все поймет.

— Почему бы и нет?

— Но она не воспринимает маму, как я. Я, наверное, тоже заражаюсь безумием от нее.

Джек изучал меня одно мгновение. — Пойдем в мою квартиру.

— Зачем?

— Я собираюсь согреть тебя.

Я сразу покачала головой. — Мне не нужен одноразовый…

— Нет, тебе не нужен. Входи.

— Дэйн всегда давал мне одноразовый…, когда я нуждалась в этом. — Я была в ужасном, угрюмом настроении, и что бы он ни сделал, все только раздражало меня. — Джек, мне не нужна от тебя ни поддержка, ни утешение, ни секс, ни разговор. Я не хочу чувствовать себя лучше прямо сейчас. Так что, нет никакого смысла…

— Принеси пеленку. — Все еще держа Люка, он вошел в дверь, оставил ее открытой, и терпеливо ждал, пока я присоединюсь к нему.

Мы подошли к его квартире, и Джек повел меня прямо к спальне. Он включал лампу, вошел в ванную, и я услышала звуки воды и пара. — Я не нуждаюсь в душе, — сказала я.

— Войди туда, и жди меня.

— Но, я…

— Сделай это.

Я вздохнула. — А как быть с ребенком?

— Я подержу его. Продолжай.

Я сняла свои очки, избавилась от одежды, и поплелась в ванную комнату. Она была нежно освещена, и заполнена горячим душистым эвкалиптовым туманом. Джек вынул пушистое белое полотенце, и положил на длинную встроенную скамью из плитки. Я сидела и глубоко дышала. Через минуту или две, я начала расслабляться. Я была окружена ароматным паром, мои поры раскрылись, мускулы расслабились, легкие заполнились влажной высокой температурой. Текила ударила в голову, и все мое тело, казалось, вздохнуло, и я снова почувствовал биение моего сердца.

— О, мне уже лучше, — сказала я громко, и опустила лицо на полотенце. Не было слышно никаких звуков, кроме мягкого колыхания пара. Я чувствовала, как кровь прилила к моим щекам. Я лежала там, успокоенная теплым паром, теряя чувство времени. Я понятия не имела, сколько минут прошло, прежде чем я поняла, что Джек сел рядом со мной, и его бедро, прижатое ко мне.

— Как Люк? — пробормотала я.

— Внизу, в кроватке.

— Интересно, а если…

— Тихо. — Его руки успокаивали мою спину, легко скользя по влажной коже. Он начал с плеч, потирая, вытягивая чувствительность из моих напряженных мускулов. Давление усилилось. Я чувствовала кружение его больших пальцев по моим мускулам и коже, он работал настойчиво, вызывая удовольствие, пока беспомощный стон не вырвался из моего горла.

— О, это так чувствительно… Джек… Я не знаю, как ты делаешь это.

— Ш-ш-ш. — Он трудился над моей поясницей, скольжение его рук, стремительные длинные удары, проникающие все глубже, более короткие удары, выгоняющие прочь напряженность, и освобождающие затвердевшие мускулы. Я полностью отдалась его сильным неторопливым рукам, мое заледеневшее тело сотрясали тяжелые толчки. Он массировал мои плечи, бедра, ноги, перевернул меня и вытянул мои ноги в свои колени. Я издала негромкий звук удовольствия, когда почувствовала, что он проводит своими большими пальцами по моим интимным складкам.