— Приступайте!

Милицейские разошлись по квартире. На пол полетели сорочки, форменные галстуки, белье.

Тура следил за капитаном.

Тот вышел в переднюю, и сразу оттуда раздался торжествующий крик:

— Вот они! — В дверях показался капитан, в руке у него была увесистая пачка сторублевок. — В кителе лежали…

— Что и требовалось доказать… — майор Смирнов испытующе глянул на Саматова.

— Вот именно, — Тура стоял, держа руки в карманах и раскачиваясь.

Эксперт-криминалист уже выдернул из розетки вилку электрочайника, подключил переносной микроизлучатель, навел на купюры.

— Ну, вот… — констатировал он. — Хорошо видно слово «взятка» и подписи понятых…

— Покажи, пусть понятые убедятся, — сказал майор. Эксперт показал деньги понятым. Они молча смотрели.

— Они?

Согомоныч заметил:

— Что мы знаем? Нам сказали расписаться — мы расписались…

— Ну как же! — прикрикнул на него майор, подойдя вплотную.

Тура спросил уголовного вида «взяткодателя:

— Где же ты дал мне эти деньги, страдалец? В комнате?

— Да!

— Где именно?

— Здесь, — тот огляделся, ткнул в первый попавшийся угол.

Тура обернулся к Смирнову.

— И тут вы сразу ворвались! Я здесь! А деньги оказались в прихожей, в кителе…

— Это уж кто как ухитрится… — нагло рассмеялся капитан, кладя деньги на стол. — Надо тебя спросить…

Тура хотел рвануться, но с обеих сторон его уже держали.

— Ты зла не держи, подполковник! — Капитан подошел совсем близко. — Умей проигрывать. Вчера ты долбал, сегодня тебя. Давай петушка, чтоб все по-хорошему…

— Давай! — Тура подался на полшага назад, сцепил кулаки снизу вверх, словно цепом, врезал смаху ему в подбородок — голова капитана мгновенно запрокинулась.

Сплетенные маховики Туры взлетели вверх и снова с силой обрушились, на этот раз уже вниз.

— Держи!

Капитан упал.

Тура расставленными локтями успел врезать под ребра стоявшим по бокам, а ногой тем временем достал подбородок стоявшего впереди майора Смирнова…

Развить успех Туре не удалось — все находившиеся в квартире, мешая друг другу, разом бросились на него.

В дежурке Буракова уже ждал конвой, приехавший с автозаком. Машину поставили в нескольких метрах от входа, во дворе.

Солдаты замкнули на руках у Буракова наручники, стали выводить из дежурки.

Коллеги Буракова образовали живой коридор — несмотря на обвинение в предательстве, Бураков вызывал у многих сочувствие.

Когда Буракова уводили, он обернулся к Силову, с которым перед этим разговаривал в его кабинете, наверху, старший опер выглядел растерянным. На нем, была форменная сорочка без погон, серые милицейские брюки с выпоротым из них кантом.

— Пусть мне дадут в камеру бумаги, карандаш… Я обо всем напишу! — крикнул он.

Старший конвоя грубо толкнул его в спину, но Бураков упирался, продолжал говорить. Он словно боялся опоздать.

Из окон соседних домов смотрели, как его арестовывают, как заталкивают в автозак.

— …Если работать в милиции, — крикнул он Силову, — быть честным нельзя, надо было объявить нам при приеме на службу!

В последний раз он обернулся уже в дверце автозака, крикнул Силову:

— Постарайся переправить меня на другой берег…

Конвой втолкнул его внутрь. Автозак отъехал. Силов, наблюдавший за происходящим, словно очнулся от сна, он обернулся к дежурному.

— Саматов говорил, куда едет?

— Ему позвонил какой-то человек — сказал, что там у него дома гость…

— Гость?

— Да. И он уехал, — объяснил дежурный.

— Давно?

Дежурный посмотрел на часы.

— С полчаса… Сам не пойму! Ему скоро в обком! К Первому! Меня еще раз предупредили.

Силов уже принял решение.

— Орезов! — позвал он. — В машину! Едем…

У дома Туры Силов и Орезов выскочили из машины, бросились во двор.

Несколько людей пенсионного вида — мужчин и женщин — прислушивались к шуму в квартире. Оттуда доносился треск ломаемой мебели, звон бьющейся посуды.

Рядом со входом стоял милиционер.

— Туда нельзя! — он перегородил дорогу Силову. Тот молча отстранил его рукой.

Дверь в квартиру Туры была закрыта изнутри. Силов на секунду задумался, отошел, затем с разбега плечом ударил в дверь.

Силов влетел в квартиру вместе со сломанной дверью.

За ним вбежал Орезов.

В центре комнаты несколько человек, мешая друг другу, заламывали Туре руки, пытались держать за ноги. Саматов извивался; ему удавалось то освободить руку, то достать ногой кого-то из нападавших.

Уголовного вида «взяткодатель», Согомоныч и женщина-понятая сгрудились в дальнем углу комнаты, боясь попасть под случайный удар дерущихся.

Орезов бросился на помощь Туре, в то время как Силов, работая одновременно ногами и руками, проложил себе путь к майору Смирнову.

Майор Смирнов непосредственно не принимал участия в скручивании Туры — в руках он держал пачки сотенных — «вещественное доказательство» получения взятки.

Силов прихватил его обеими руками за горло.

— Все, майор! Спектакль закончен. Уводи людей.

Смирнов что-то прохрипел в ответ. Силову пришлось слегка разжать пальцы. Майор Смирнов — багровый от натуги — прохрипел:

— Отставить!

Туру отпустили не сразу. Сначала одну руку, потом вторую, затем ноги — чтобы он сгоряча не врезал кому-то из державших.

Азарт борьбы постепенно угас. Нападавшие возвращались к своему обычному состоянию. Поправляли выбившиеся из брюк во время драки сорочки, приводили себя в порядок, причесывались.

Никто ни о чем больше не говорил, не напоминал. Только Тура нашел взглядом капитана, подбросившего ему в квартиру деньги.

— Подонок…

Капитан первый оценил угрозу, суетливо направился к двери. Сказал только:

— Приказ есть приказ! Тебе бы приказали — и ты бы сделал!

— Мразь…

Тура, как мог, навел порядок в квартире в то время, пока понятые и уголовного вида заявитель под присмотром Силова писали объяснения.

«Взяткодатель» спросил:

— Так и писать, что майор сказал: «Не будешь с нами сотрудничать — посажу…»?

Теперь в заявителе ничего не было от самодовольного наглеца, смеявшегося в лицо Туре.

— Так и пиши…

— Я так и хотел…

— А деньги где ты взял? — спросил Силов,

— Они дали. Под расписку.

— Ясно.

Согомоныч первый закончил писать. Расписался. Подал бумагу Силову. Пока Силов читал, парикмахер спросил:

— А вы не боитесь, что за это вам будет? Невыполнение распоряжений представителей власти…

Силов оторвался от бумаги:

— Выполняются не всякие распоряжения представителей власти! А только законные… — Он вытер лоб. — Ну и денек сегодня…

Понятые и «взяткодатель» кончили писать, как школьники после диктанта, сдали Силову свои собственноручные В работы. Стали собираться.

— Вас подвезти? — спросил Силов у парикмахера. — Мимо едем…

Тот в свойственной ему манере отстраняюще поднял руки:

— Боже упаси! Я сам!

Силов обернулся к Туре:

— Куда мы сейчас? В обком?

— Нет, — Тура взглянул на часы. — Мне еще надо на Морской вокзал. Но, кажется, мы опоздали…

Силов заинтересовался:

— К отходу парома?

— Да…

Силов хотел о чем-то спросить, но промолчал.

На набережной слышалась музыка.

Вечерний паром уже отправлялся — огромный, похожий на утюг.

На всех его палубах стояли люди. Они махали руками, что-то кричали. Музыка заглушала слова.

Силов еще возился у машины, а Тура уже прошел к причалу, пробился между провожающими.

Анна стояла на корме, среди других пассажиров. Взгляд ее скользил по толпе провожающих.

Паром медленно разворачивался, одновременно все больше удаляясь от берега.

Проревел гудок. Где-то сбоку, под горой, словно в ответ парому, надрывно закричал маневровый паровозик, тащивший игрушечные платформы с контейнерами.

Возвращались молча.

У парикмахерской Гарегина Тура затормозил, они вышли из машины. Согомоныч стоял на своем традиционном месте, только на этот раз он смотрел внутрь заведения, словно не решаясь войти. Гарегин слышал шум подъезжавшей машины, но даже не глянул в ее сторону.