По дороге к ее спальне он остановился перед старинным зеркалом: позавчера седины было значительно меньше. И камень где-то потерялся…

– Ты спишь?

– Ну, что ты, папочка! Я читаю эротический роман и мастурбирую. Сейчас, сейчас кончу… О-о-ох-х! Вссе-е-е! Заходи!

– Не называй меня «папочкой»!

– Больше не буду, – в который раз пообещала дочь. – Что это у тебя с головой?

– Покрасил волосы к твоему приходу, – усмехнулся Патиш и вдруг заметил на ночном столике маленький кулон с золотой цепочкой. – А-а-а, вот он где! Разве я разрешал его брать?

– Но ты и не запрещал, папа! Он же недорогой, правда?

– При чем здесь цена?! – возмутился капитан, но сразу сообразил, что ругаться сейчас не время. – Впрочем, ладно… Ты должна исчезнуть, дочь. Исчезнуть так, чтобы даже я не знал, где ты находишься!

– Исчезнуть?! – удивилась Эллана. – И надолго?

– Надолго. Или…

– Или?

– Под замок, под охрану. Надолго.

– Нет! Лучше исчезну!

– Хорошо. А это кто? – Патиш нагнулся, взял парня за волосы и приподнял его голову над подушкой. – Малыш от Южных ворот? Придется его убрать.

– Или?

Отец вздохнул:

– Все равно ты сделаешь по-своему. Можешь забрать его с собой – убьешь, когда почувствуешь, что надоела ему.

– Я!?

Это восклицание Женька понял однозначно: ее возмутило не предложение кого-то прикончить, а отцовское подозрение, что она (сама ОНА!) может надоесть любовнику – ну и семейка! Но камушек, оказывается, принадлежит Патишу – чушь какая-то… Только бы не узнал, сволочь!

– Где-то я тебя видел, парень. Или не тебя? У тебя нет младшего брата, а?

Они долго смотрели друг другу в глаза. Да, Патиш узнал его. Узнал, но… Мальчишка не может за полтора года превратиться во взрослого парня! Не может! Или может?

Женька покосился на шрам, украшающий запястье капитана, и понимающе улыбнулся:

– Убери руку – сломаю.

И Патиш… отпустил его.

– Может быть, хотите еще кофе? – спросил Николай, окончательно возвращая разговор в мирное русло.

– К сожалению, свою дневную норму я сегодня уже выпил, – ответил гость. – Глоток воды, если можно.

– Сейчас, – кивнул Женька, вышел из комнаты и вскоре вернулся с большой эмалированной кружкой. – Держите!

– Благодарю! – Гость опустошил посудину и поставил ее на стол. – Дело в том, что я и сам долго пытался понять, кем являются мои работодатели и какие конечные цели преследуют. Или, в более широком смысле: они (и я!) служат Богу или дьяволу? Если хотите, могу изложить весь фактический материал, послуживший основой для моих размышлений, но мне почему-то кажется, что и вы не сможете сделать никаких конкретных выводов.

– Ну, хорошо, а какие НЕ конкретные выводы вы смогли сделать? Ведь до чего-то вы все-таки додумались, правда?

– Пожалуй, – легко согласился Александр Иванович. – Не так давно мне попалось на глаза несколько статей в научно-популярных журналах. Идея, в общем, довольно проста: всю культурную историю человечества можно разделить на два этапа, точнее две части, причем вторая хоть и возникла позже, но не сменила первую, не вытеснила ее. Первый культурный блок: коллективная личность, субъект – племя, индивидуальностей нет в принципе. Внутри этой общности действуют веками отлаженные законы и правила, преступать которые человеку стыдно, даже если нет насилия. Все добрые качества проявляются только по отношению к своим, к чужим же все можно. Такая культура не может терпеть никакой другой – свои всегда правы. Такое архаичное общество всегда стремится стать империей абсолютной, в идеале – всемирной. Надо это пояснять примерами?

– Пожалуй, не надо, – вздохнул Николай. – На рынок ходить иногда приходится, а соседний квартал вообще превратился в филиал… Давайте дальше.

– А дальше была революция. Не смейтесь, это действительно была революция: Бог сказал, что для него нет ни эллина, ни иудея. Может быть, конечно, что Бог ничего такого и не говорил, но был провозглашен гениальный тезис: отвечает не коллектив, а человек лично. Причем этот человек изначально виновен перед Богом. Возникает «культура вины». Ее главное отличие от предыдущей в том, что она личностная, а не клановая. То, что мы называем цивилизацией, построено именно на ней.

– Ага: и культуры эти несовместимы по жизни? Возникает конфликт, и толпы рыцарей отправляются в крестовые походы, и падают бомбы на Багдад, и самолеты сшибают башни торгового центра?

– Конечно, – кивнул гость.

Николай посмотрел на соратников: Женька откровенно скучал, а Варов слушал внимательно, хотя, кажется, параллельно думал о чем-то своем.

– Ну, хорошо, пока все понятно, хотя и очень отвлеченно. Надо полагать, уже есть, или должен возникнуть какой-то третий блок или уровень? Какой же?

– »Культура радости», – без тени улыбки ответил гость.

– Это что же такое?! – удивился Николай. – Вот я, например, раньше любил радоваться, но в последние годы мне уже столько не выпить.

– Николай Васильевич, эти термины я взял у Геннадия Аксенова, они не кажутся мне удачными, особенно последний и первый, но других я пока не встречал. Так вот, в середине двадцатого века трое крупных ученых, независимо друг от друга, почти одновременно выявили популяцию людей – носителей новой культуры, идущей на смену культурам «стыда» и «вины». Могу даже вспомнить их имена: В. И. Вернадский, П. Терьяр де Шарден и Абрахам Маслоу.

– Солидные люди, – согласился Николай. – А почему это названо «культурой радости»?

– Потому что именно она составляет эмоциональный фон жизни творчески производительных людей.

– Это что же, мутанты какие-то или вроде «люденов» у Стругацких?

– Все гораздо проще: человек интуитивно ищет свое дело, свое назначение, ради которого он появился на свет. Если он его находит, если попадает в свою ячейку, он ощущает радость, которая становится доминантным чувством. У таких людей иное восприятие жизни, иные приоритеты, которые окружающим могут казаться смешными или непонятными.

– Это когда человек забывает зайти в кассу, чтобы получить зарплату? Когда не может ответить на вопрос, сколько же он получает, потому что это ему неинтересно? Когда «понедельник начинается в субботу», да?

– Примерно так. Эта новая разновидность людей возникла, конечно, не в двадцатом веке. Наверное, ее представители встречались всегда, но в ходе истории их становилось все больше и больше, хотя, по-моему, они и сейчас составляют ничтожно малую часть человечества. Просто с возникновением Всемирной Паутины эти люди получили возможность находить и узнавать друг друга. И общаться, разумеется.

– Та-а-ак! – протянул Николай. – Проступают знакомые сюжеты: жизнерадостные сверхлюди начинают потихоньку объединяться и осуществлять свои сверхцели. Ну, например, не дают разразиться третьей мировой войне, выращивают «золотой миллиард», разваливают «империю зла». Слушайте, а нашего нынешнего президента не они нам подсунули? Как-то он странно так возник из небытия и за несколько месяцев стал всенародным любимцем. А может, они и цены на нефть держат высокими специально, чтобы…

– Николай Васильевич, – мягко перебил его гость. – Согласитесь, что, как только возникает новая общность – некая совокупность индивидуумов, которые могут сказать о себе «МЫ», у нее формируется свое особое миропонимание, свои цели и пути их достижения. В данном случае речь идет о творчески производительных людях, и я вполне допускаю, что их объединение может быть никак не оформлено. От этого оно не перестает быть реальным. Возможности же такого объединения почти безграничны, ведь в него могут входить и школьный учитель, и нефтяной магнат, и ученый, и компьютерный король, и артист – любой, кто живет настоящей творческой жизнью.

– Круто замешано, – Турин озадаченно почесал затылок. – Признаться, Шардена я читал давно и к тому же в советском издании – без центральной главы. Что-то там говорилось о восхождении человека к Богу… А вы не пробовали докопаться до конкретных персон?