— Все равно!

— Та-ак… — снова протянул Генка. Недоброе предчувствие стремительно перерастало в уверенность. — А ну-ка ноги в руки — и полный назад!

— Почему?

— Не знаю, но лучше не рисковать…

Шурик чихнул в третий раз и расплакался. Генка поднял его на руки, снова усадил на шею. Все трое зашагали обратно к воротам. Только Юрашка то и дело оборачивался. Малец что-то порывался спросить, но сдерживал себя. А вот двухлетний Шурик не сдерживался. Теперь он чихал безостановочно. И продолжал громко плакать.

* * *

Некоторое время спустя они снова сидели у воды. Но не на пруду, а на речке Ляме, что протекала неподалеку от запруды. Варя вывела их точно к перекатам, где река брала разгон и затевала свой маленький слалом меж каменных светлых затылков. Переходили речку, конечно, не здесь, а чуть ниже, где становилось совсем мелко, и река, наигравшись, теряла скорость и разливалась особенно широко.

— Здесь мы обычно и купаемся, — Варя забрала у Генки маленького Шурика, усадила на землю.

— А я думал, в пруду.

— В пруду только взрослые плавают. Здесь безопаснее.

— Ничего себе безопаснее! — Генка указал на комбайн, что наполовину выглядывал из реки шагах в тридцати от них.

— У-у, этого добра здесь на каждом шагу, — отмахнулась Варя. — В полях коленвалы валяются, какие-то оси, шестеренки. И здесь у реки техники хватает…

Этим сообщением она Генку заинтересовала. Пока компания устраивалась на уютной, притаившейся меж речкой и прудом поляне, он не поленился облазить ближайшие окрестности. При этом наткнулся на пару ржавых агрегатов неизвестного значения, а возле древней осыпавшейся плотины, с которой и брал начало деревенский пруд, обнаружил целое кладбище старой техники. Самое удивительное, что среди разномастного хлама отыскался остов самого настоящего БТР. Само собой, без вооружения, зато с камуфляжной расцветкой и потускневшей звездой на боку. Генка на это только покачал головой. Технику здесь, должно быть, бросали по устоявшейся традиции. Все равно как монетку в море. На прощание…

Когда он вернулся, Варя успела расстелить скатерку, и тут же поблизости Юрашка аккуратно раскладывал веточки, травинки и листики. Это был у него «как бы костер» из «как бы дров». Горка получалась весьма приличной, да и колдовал малыш вокруг мифического костра абсолютно по-настоящему — вовсю раздувал щеки, щурил глаза и пшикал губами, изображая чирканье спичек.

— Вот это да! Разгорается! — он пошевелил ладонями над веточками. — И жгет-то как, жгет! Прямо силов нету!

— Надо говорить не силов, а сил, и не жгет, а жжет, — с родительской интонацией поправила Варя. Покосившись на Генку, добавила: — А я думала, ты цветов принесешь. Чтобы стол украсить.

— По-моему, цветов нам уже хватило.

— Значит, орхидеи тебе не понравились?

— Дело не в них, — Генка пожал плечами, — мне место не понравилось. Сама же видела: пчел нет, бабочек тоже, — значит, что-то там не то. И Шурка опять же расчихался.

Юрашка живо пересел от «костра» к Шурику, рассмотрев лицо малыша, услужливо поддакнул:

— У него все еще глаза красные.

— Может, оттого, что ревел?

— От слез глаза по-другому краснеют.

— Много ты понимаешь! — буркнула Варя. За свои орхидеи она, похоже, немного обиделась. Оно и понятно, хотела удивить, а вышло неудачно.

— Значит, это аллергия, — сделал вывод Генка. — Вдохнул пыльцу, и пошло-поехало.

— От обычного цветка?

— Ага. Тем более что обычными те цветы не назовешь. Огромные, шипастые, в самом деле, орхидеи какие-то… — Генка попытался припомнить все, что читал об аллергии. — Сейчас аллергия — болезнь века. В Японии болеют, в Европе, в Америке — везде! Аллергенов-то — пропасть.

— Откуда же они взялись?

— Таков человеческий прогресс. Дальше в лес, больше дров…

— Каких еще дров? — Юрашка тревожно оглянулся на свой «костер».

— Фигуральных. Природу-то год от года травим. Чего в нее только ни сбрасывают — свинец, ртуть, органику. Заводы с автомобилями дымят, в реки кислоту с ядами сливают, еще и воевать успевают, нефтезаводы жгут.

— Но здесь-то вроде никто не воюет?

— Здесь нет, — согласился Генка. — Но это сегодня. А раньше — кто его знает. Раз звезды на воротах, значит, стояла какая-нибудь воинская часть. Или полигон размещался.

— А что такое полигон? — спросил Юрашка.

— Полигон — это место, где испытывают какие-нибудь технические новинки. Гражданскую технику, скажем, или оружие, — Генка подумал о брошенном БТРе. — Надо бы как-то оглядеть тот холм. Который рядом с вышкой. Больно уж странно он выглядел.

— Что в нем странного?

— Ну как же! Воинская часть, вокруг все ровненько, и вдруг такой горб!

— Но там вроде трава.

— Трава, где хочешь, вырастет. А вот что под ней? Может, какие-нибудь пестициды или что похуже? Потому и нет ни одной пчелы. Насекомые — они всегда такие вещи чувствуют.

— Они что, умные?

— Они — чувствительные, — Генка ожесточенно потер нос. — У орлов — зрение, у собак — нюх, и у насекомых что-то подобное. Всякую такую пакость за версту чуют.

— А здесь пчелки летают, — доложил Юрашка. — И бабочку вон вижу. Даже трех!

— Ага, и слепни есть. — Генка припечатал на колене здоровенного овода. — Значит, место и впрямь хорошее, кусачее.

— Можно смело устраивать пикник!

— С чего начнем? С зефира?

Тон у Юрашки был провокационный, но Генка сделал вид, что ничего не замечает.

— Давай попробуем. Сто лет не ел зефира… — он принял у Юрашки коробку с глазированными кругляшами на боках, заглянул внутрь.

— Хмм… Что-то странное.

— А это и есть зефир. Наш деревенский! — Варя с Юрашкой, переглянувшись, брызнули смехом.

Генка вытащил пластиковый поддон и громко хмыкнул. В фигурных гнездышках уютно разместились аккуратные картофелины.

— Вареные в мундире! — торжественно объявил Юрашка. — Объедение!

— И куда полезнее моих пряников, — согласился Генка. Только сейчас он заметил, что коробка старенькая, и заклеивали ее явно не впервые.

— Мы каждый раз так делаем, — подтвердил его догадку Юрашка. — Варим, раскладываем — и будто торт! Понарошку, но все равно как праздник, правда?

— Еще бы не праздник! — Генка выудил кулек с пряниками.

— Ура-а! — подскочив на месте, Юрашка принялся вытанцовывать джигу. Глазея на него, перестал хныкать и Шурик.

На расстеленной скатерти тут же выставили молоко, высыпали пряники. Поддон с картофелинами в качестве главного блюда выдвинули на середину, рядом небольшой поленницей сложили стрелки зеленого лука, стручки гороха.

— Соль! Соль забыли! — спохватилась Варя.

— Ничего. И так вкусно, — Юрашка первым схватил пряник, не выпуская его из рук, принялся чистить картошку — зубами сдирал кожуру, сплевывал себе на колени.

— Не спеши и не мусори.

— Я потом же приберу же.

— Знаю, как ты прибираешь. Жежекалка… — Варя придвинула Шурика ближе, напоила молоком.

— Ты с ним не очень-то, — пробубнил Юрашка с набитым ртом. — А то будет фонтан номер два.

— Не будет, он нам скажет.

— Мама, — неожиданно протянул Шурик, и все замолчали. — Мама…

В отличие от басовитого Юрашки голосок у него был тоненький, потому и слово прозвучала как-то по-особенному. Генка даже жевать перестал, а у Вари глаза тут же повлажнели.

— Ну, вот и успокоился, солнышко. Молодец! Хватит уже чихать, кушай…

— А глаза все равно красные, — ревниво заметил Юрашка. — И из носа течет. Я же вижу же.

— Лучше жуй как следует.

— Я и так жую! Прямо как жук…

— Юморист. — Одобрил Генка. — Интересно, кем ты станешь, когда вырастешь? Неужели и впрямь Ломоносовым?

— Да не-е, я матросом хочу.

— А почему не капитаном?

— Капитанами все хотят, а кто пойдет в матросы?

— Логично.

С пряником в руке Юрашка бдительно обошел место пикника, снова погрелся у своего «костра».

— Я вот боюсь, вдруг злыдни опять прибегут? — признался он. — Как вчера. И снова нам все испортят.