Именно эта часть со скрытым еврейским ядром делает фигуру С. Л. Франка уникальным по форме и знаменательным по содержанию событием еврейства, и не только русского. Собственно еврейских показаний в биографии Франка практически нет, за исключением воспоминаний о своем деде М. М. Россиянским, одном из основателей многострадальной московской общины евреев (сын С. Л. Франка Василий (да будет благословенна его память!) говорил мне, что перед кончиной отец часто говорил и беседовал на еврейские темы). В 1910 году он был крещен в православие широкообразованным о. К. М. Аггеевым, магистром Киевской Духовной Академии, а в своих творениях много места уделял христианским приоритетам. И, тем не менее, дно его духовной глубины было выстлано еврейским материалом, но это дано было видеть только очень проницательным близким людям Франка, как М. Лот-Бородина: «Для него, родного сына народа Мессии, дар веры был кровным наследием, а в постепенном проникновении и созерцании „духа истины“ Новый Завет становился собственным личным достоянием, вытекая из самых недр ветхозаветного Израиля; ибо все библейское откровение — единый золотой самородок» (1954, с. 47-48). Франком произнесены слова: «Философская мысль открывает „Непостижимое“, „Абсолютное“, творческую Первооснову, но только вера (которая есть не „допущение“, а живая творческая устремленность духа) открывает впервые в этой таинственной глубине Свет, Благо, Любовь, — то Невыразимое, что мы сознаем, как Личность, как родное существо, интимно связанное с несказанным существом нашей души». Этих слов нет в философских сочинениях Франка, они записаны в записной книжке, где, как известно, доверяется самое сокровенное, и этим сокровенным у Франка стал голос Иерусалима, поющий о вере — еврейском украшении человеческого духа. При этом Франк не только не склоняется к шестовскому максимализму веры, но ниспровержение его делает сознательной целью своего ноуменального постижения, другая цель его философских упражнений отвергает максимализм бердяевского толка. Воплощенная в конкретную форму — познание через пророческое откровение — эта идеология была высказана Франком в трактате «Непостижимое. Онтологическое введение в философию религии», который и является той частью обширного гнозиса Франка, что сообщила славу русской философии благодаря еврейскому содержанию. В чисто бытийном отношении Франк таким образом показал, что способ богопочитания не меняет духовной сути личности, и переход в христианскую веру не является контрдоводом еврейству. Базой духовных движений у Франка служит врожденная дедовская основа и Франк написал в неоконченных мемуарах, что «Мое христианство я всегда сознавал как наслоение на ветхозаветной основе, как естественное развитие религиозной жизни моего детства». Уникальность личности С. Л. Франка состоит в том, что, невзирая на свае крещение, в сфере духовного творчества — в области философии он выступал с еврейским национальным лицом.

Взяв за основу «Непостижимое» Франка, необходимо иметь в виду, что это сочинение составляет фрагментарный элемент философской системы Франка, и за бортом остаются такие перлы философской мысли, как концепция Всеединства, теория общения духов, исторические и эстетические этюды и эссе, включая знаменитую статью в сборнике «Вехи», — другими словами, предлагается лишь то, что способно выразительным способом показать еврейский вклад в русскую философию. Этот последний Франк начинает с утверждения: "Позади всего предметного мира — того, что наше трезвое сознание называет «действительностью», — но и самих его неведомых глубинах — мы чуем непостижимое, как некую реальность, которая, по-видимому, лежит в каком-то совсем ином измерении бытия, чем предметный, логически постижимый, сходный с нашим обычным окружением мир" (1990, с. 192). Франк доказывает, что человеческое существование состоит из того, что человеку известно и его знаний об этом известном, и того, что человеку неизвестно и знаний об этом неизвестном, только человек видит, знает и понимает это неизвестное как неизвестное, — этакое знание о незнании, или, как говорит кардинал Николай Кузанский «ученое незнание», а как иногда говорит Франк, «умудренное неведение».

Это и есть «непостижимость» — наличие особой реальности, которая не всегда эмпирически доказывается, — первое "умопомрачительное" открытие Франка. То, что человеку известно сейчас и может быть известно в дальнейшем — это суть общепризнанное рациональное познание (современные науки, философия, история, психология), но в реальности имеется и то, что не может быть познано рациональным методом в принципе, «непостижимое» ни при каких обстоятельствах. Этим феноменом является индивидуальная человеческая личность. Каждый творец духовных ценностей в русской духовной школе, особенно из высшего разряда обладателей собственных философских систем, непременно должен иметь свое самобытное определение человеческой личности как предмета познания, дефиниция Франка самая оригинальная: "Именно поэтому всякая личность, всякое духовное существо есть некая исконная тайна не только в том смысле, что мы не можем здесь исчерпать конкретный состав личности никаким логическим анализом, никаким комплексом отвлеченных признаков, но и в том смысле, что самый род ее реальности в его общем существе есть некое чудо, превосходящее все наши понятия. На этом основано благоговение перед личностью, сознание, что в ней нам открывается что-то божественное, «образ и подобие Божие». И эта чудесная исконная тайна именно во всей ее непостижимости открыто предстоит нам, непосредственно дана умудренному неведению. Перед лицом этого соотношения неизбежно оказываются несостоятельными все попытки рационально понять духовное бытие и личность — ибо все они суть попытки отрицать в них непостижимое по существу, слепо проходить мимо этого, самого существенного момента, конституирующего именно то, что есть личность" (1990, с. 410-411). Итак, в русскую концепцию человека Франк вводит новую и парадоксальную ситуацию, требующую окультуривания («конституирования») личности, данной в качестве таинственного, чудесного и непостижимого существа. Однако ничего мистического в этом нет: философ оттеняет самое важное свойство личности — ее индивидуальность, для познания которой необходимы особо личностные приемы для каждой самости, что не под силу рациональной методологии. Каждая личность достойна отдельного закона — таково следующее «умопомрачительное» открытие Франка. Поэтому человеческая личность есть тайна за семью печатями для рационального воззрения и рациональных знаний хватает только для фиксации своего незнания.

Неподчинение духовной стихии власти рациональных императивов было известно еще греческим мудрецам — отцам рациональной логики и они же знали об альтернативе — вдохновенном творчестве или откровении. Но только в русской духовной философии усилиями Шестова и Франка к откровению были найдены философские пути и вдохновение в форме «эстетического опыта» приобрело когнитивный статус наряду с владыкой рационализма — разумом. Авторский приоритет русских философов в этой области неоспорим, хотя бы потому, что Франк, как и Шестов, имел в преамбуле своего постижения отвержение «злой воли факта», избавление, как говорил Франк, "… от характера грубой, слепой, внутренне неосмысленной фактичности, с какой нам дано предметное бытие". Подобный гнозис, который передан Шестовым через код Иерусалима, приобретен обоими авторами одинаковым методологическим способом, одновременно, совершенно самостоятельно и независимо (книга Л. Шестова «Афины и Иерусалим» появилась на свет в 1938 году, трактат С. Л. Франка «Непостижимое» — в 1939 (году)), что опосредованно говорит о существовании у них некоей архетипической общности.

Если «архетип» видеть как термин, отражающий по К. Юнгу, коллективное бессознательное, — то есть наличие «предшествующих форм», передающихся по наследству всему коллективу, то именно в таком виде скажется еврейское «предшествующее» как в отрицании Афин у Шестова, так и в утверждении откровения как позитивного познания у Франка. В еврейском стане это «предшествующее» объято в жемчужине еврейской философской мысли — Иегуде Галеви (XII век), который в повести «Кузари» рассказал историю о том, как рабби — представитель еврейства убеждал хазарского царя Кузари в преимуществе иудаизма. Показателен отрывок из повествования И. Галеви: «Сказал рабби: В Греции не было мудрости, греки переняли ее у персов, завоевав их. Персы переняли ее от халдеев. Тогда и появились знаменитые греческие философы, каких в Греции не было ни прежде, ни позднее. После того, как власть перешла к Риму, в Греции больше не появлялись великие философы. Сказал Кузари: Значит ли это, что философия Аристотеля не заслуживает доверия? Сказал рабби: Да. Он был вынужден заставлять работать свой разум и мысль больше, чем требовалось, потому что в его распоряжении не было традиции и знаний, основанных на достоверном источнике… Философов можно оправдать тем, что они не знали ни пророчества, ни Б-жественного света, поэтому они довели до совершенства метод логического доказательства и всей душой ему предались, в этой области нет среди них инакомыслящих. Но в остальном не найти почти ничего, в чем согласились бы двое из них — во всем, что выше природы, и даже в самом познании природы. Если же ты встретишь людей, придерживающихся одинаковых взглядов, то это не следствие самостоятельного изучения и полученных из него выводов, они лишь приняли мнение школы одного философа и его придерживаются. Таковы последователи Пифагора, Эмпедокла, Эпикура, Аристотеля, Платона и других, стоики и перипатетики, принадлежащие к школе Аристотеля».