– Скажите, любезный обвинитель, – задумчиво произнес я. – А почему вы сразу не пошлете меня на виселицу? Судя по всему, приговор уже вынесен. Зачем весь этот спектакль? Изображать разбирательство дела, судить. Скорее, я наблюдаю тут судилище. Фи, господа бюргеры! Фиглярство…

Члены совета снова зашумели, как школяры на перемене. Топали ногами, свистели. Их, видите ли, возмутило, что наемник сомневается в законности их собрания!

– М-да, Артакс, – тихонько шепнул мне Лабстерман. – Вы сами сделали половину моей работы. Вряд ли члены совета будут теперь снисходительны!

Я не стал отвечать. Зачем? Я не настолько наивен, чтобы надеяться на милость городских бюргеров.

– Артакс, я делаю вам замечание! – строго кашлянул судья.

Со своего места соскочил тщедушный седоусый старшина стекольщиков (виноват – старшина стеклодувов!). Кажется, Зеркаль или Заркаль? Похрипывая и подкашливая (дуть стекло целых сорок лет – тяжелая работа для легких), старшина закричал:

– Этот наемник издевается! Он забыл, что сейчас он уже не комендант, а никто! Он – преступник!

– Вот видите, господин судья, – с укоризной сказал я Циммелю. – Меня еще не осудили, а уже называют преступником. Как это понимать?

Вместо судьи отозвался Лабстерман:

– А как нужно именовать человека, совершившего преступление? У меня есть веские доказательства назвать вас убийцей.

– Разве вину не должен доказывать суд?

– Артакс, вы опять играете в слова, – поморщился первый бургомистр. – Господа судьи уже знают, какое преступление вы совершили.

– Артакс – предатель! – опять завопил стеклодув. – Он был на стороне Фалькенштайна!

– Вы, господин старшина, говорите, но не заговаривайтесь, – укорил стеклодува один из купцов. – Артакс хоть и убийца, но именно он спас город от герцога.

– Да? – усмехнулся стеклодув, брызгая слюной. – А спросите его, почему он запретил моим людям убивать солдат герцога? Разве это не предательство?

– Жаль, что я вас не повесил вместе с Гонкуром, – усмехнулся я. – Рядышком бы висели. Один – за неисполнительность, а второй – за жестокость. Я уже говорил, что добивать раненых – великий грех!

– Грех?! – взвился седоусый. – Убить врага – грех?! Вы сказали, что, если Фалькенштайн захватит город, он прикажет меня казнить за убийство его солдат! Значит, вы допускали, что Фалькенштайн может захватить город?! Я требую, чтобы Артакса судили не только за убийство, но и за предательство интересов города! Артакс – изменник.

– Мастер Заркаль, не говорите глупостей, – наморщил лоб купец Фандорн. – Никто не может знать наверняка – возьмут ли город, удастся ли его отстоять. А добивать раненых – это и в самом деле грех.

– Довольно! – прекратил словопрения герр Циммель. – Мы здесь не для того, чтобы обвинять господина Артакса в его промахах или, – сделал судья паузу, – восхвалять его прошлые доблести. Мы здесь собрались, чтобы решить – виновен или нет Юджин Артакс в убийстве своей супруги – Уты фон Лайнс… виноват, фон Артакс.

«Да у них какое-то помешательство на этих „фонах“. Вот и первый супруг Уты сделался фон…» – подумал я, а вслух сказал:

– Господин судья, вы бы определились. Если назвали меня преступником, так к чему теперь что-то доказывать?

– Артакс, я запрещаю вам говорить без моего разрешения! – завопил Циммель и яростно застучал молоточком. Отстучавшись, судья отдышался и изрек: – Итак, слушается дело об убийстве Уты фон Артакс, ранее именованной вдовой Лайнс, бюргерши вольного города Ульбурга.

– Прошу прощения, господин судья, разрешите вопрос? – подал голос толстячок Кауфман, третий бургомистр, смирно сидевший в общем зале. Дождавшись кивка, толстячок выпалил: – Если мы именуем покойную Утой фон Артакс, то почему называем господина бывшего коменданта просто Артаксом, а не фон Артаксом? Ведь если он дворянин, то его дело надлежит передать в ведение имперского суда.

– Какая разница, Кауфман? – вмешался первый бургомистр. – Артакс или фон Артакс? В Ульбурге нет привилегий для титулованной знати, тем более, сам наемник не настаивает на своем дворянстве.

– Напомню, что преступление совершено в пределах стен вольного города Ульбурга! – сурово пристукнул молоточком Циммель.

Бедный Кауфман испуганно сел. Вот уж кому не позавидуешь, так это ему. Как он вообще попал в бургомистры, пусть и в третьи?

– Господин обвинитель, приступайте! – стукнул еще раз судья и сурово обвел глазами зал: – Напоминаю, что слушается дело об уголовном преступлении. Если господа члены совета будут шуметь или обсуждать другие дела, я прикажу удалять их из зала!

– Итак, господа, – начал первый бургомистр. – Всем вам хорошо известен сидящий перед вами человек. Это – господин Артакс, бывший комендант нашего города. Да, безусловно, благодаря Артаксу мы отстояли наш город, сохранили все вольности. Жители Ульбурга считали его героем. Вспомните, не далее как два месяца назад мы обсуждали, не стоит ли установить на главной площади памятник господину Артаксу?

Бюргеры закивали, опасливо косясь в сторону Циммеля, а Лабстерман продолжил:

– Господин Артакс совершил много подвигов для блага Ульбурга. Не будем говорить, что его труд обошелся нам очень дорого. Впрочем, спасение города стоило затраченных денег… Замечу – труд наемника оплачен звонкой монетой. Стало быть, мы с ним в расчете. Это – первое, господа. Теперь второе: Артакс взял в жены нашу горожанку, вдову почтенного владельца гостиницы господина Лайнса – фрау Уту, и дал ей свое имя. Фрау Ута считала, что ее муж останется жить с ней. Можно бы радоваться. Ведь отныне мы могли спать спокойно – в случае военной опасности Артакс возьмет оборону города в свои руки! Но что мы узнаем? Бывший комендант исчезает из города, а по возвращении убивает свою жену, несчастную фрау Уту, законопослушную горожанку. Ута была хорошей и верной женой господина Лайнса, она могла бы составить счастье наемнику, который двадцать лет продает свою душу и свой меч. Ута Артакс была немолода, но она могла бы еще стать матерью. И что же? Вчера мы похоронили несчастную Уту. Уважаемые сограждане! Я не меньше вас уважаю господина Артакса, ценю его мужество и навыки, но хочу сказать – никакое геройство не может оправдать преднамеренное убийство. Пусть оно было совершено из ревности. Комендант Артакс совершил чудо, когда отстоял город, и он получил за это деньги и нашу признательность. Но, став убийцей, он должен получить суровое наказание и ощутить на себе наш гнев! Это третье, и главное!

Вступительная речь господина первого бургомистра выбивала слезу и заставляла уважать свой город. Степенные бюргеры начали всхлипывать, сморкаться, а кое-кто аплодировать. Я тоже попытался похлопать в ладоши, но стражники так вцепились в цепи (прошу прощения за тавтологию!), что не удалось свести руки…

– Благодарю вас, господа, – раскланялся обвинитель, прикладывая руку к сердцу. – Теперь разрешите приступить к судебному заседанию. Я приглашаю свидетелей обвинения. Пристав, приведите господина Августа.

То, что свидетелем обвинения станет Август, меня не удивило. Как раз вполне нормально. Свидетельствовал против хозяйки, теперь будет свидетельствовать против хозяина.

Старый Август, загребая ногами, уныло подошел к небольшой трибуне. «Вроде раньше ее не было? – отметил я. – Ишь, расстарались!»

– Итак, господин Август, что вы можете сообщить суду по поводу убийства вашей хозяйки? – поинтересовался обвинитель, прохаживаясь вокруг старика, словно кот вокруг мыши. – Вы можете назвать суду имя убийцы?

– Вот он ее и убил, – понуро сказал Август, не глядя на меня.

– Он, это кто? – строго уточнил обвинитель. – Говорите прямо, Август.

– Ну он, бывший постоялец фрау Лайнс, вдовец ее нынешний, Артакс, – выдавил старик. Потом, приподняв голову, пробормотал: – Убил, так и правильно сделал. Эта фрау Ута постоянно домой кобелей водила. Куда ж годится-то, если в дом всех водить?

– Август, не наше, а уж тем более не ваше дело обсуждать, водила ли фрау Артакс, как вы выразились, кобелей. Суд не решает вопросы нравственности. Это дело святейшей церкви и патера, – перебил судья. – Говорите по существу.