— Не-е-ет! — И рядом возник Савин-старший. — Только не ею!

Он попытался выхватить инструмент, но только выбил гитару из рук. Она упала на пол, гулко брякнув.

Я подскочил на постели и обнаружил лежащую на полу гитару. Это что же, я прямо с ней заснул? Получается что да. Инструмент я вчера у Генки Кима взял. Он поначалу давать не хотел, мотивируя тем же, что и Савин-старший. Тогда я сбацал «Испанский бой», хоть и сбивался с непривычки, но Ким впечатлился. Попросил сыграть ещё. Немного поразмышлял. Что ему сыграть? Высоцкого? Так там петь надо. Что-то из пока не написанных? Но не хотелось присваивать себе хорошие песни. Пусть их пишут те, кто это действительно может сам, талантливо и неповторимо. Но всё же решил играть из будущих, но не наших, а зарубежных. Их не жалко. Выбрал одну из репертуара «Скорпионс». Чуть изменив мелодию, сыграл, и с удивлением понял, что помню текст. Потом поклялся Генке, что гитара только для того, чтоб играть дома, а не на улице, ибо инструмент дорогой.

Я встал, сладко потянулся, поднял гитару и положил её на стол. В комнате, несмотря что на улице рассвело, было темновато и я включил светильник. На столе лежал листок с текстом. Это я вчера вечером сидел и вспоминал стихи. Но как на зло в голову лезли пока не написанные. Перелистывал учебник, в поисках подходящего произведения, но классиков учить не хотелось. Опять долго сидел, вспоминая что-нибудь эдакое, что поможет мне исправит оценку, и опять в голову лезут только те, что были ещё не известны. Плюнув с досады, выбрал один из не написанных стихов. Может и вовсе не спросят про автора. Затем взял гитару и принялся перебирать струны. В голове крутилась одна песня. Не наша, но название группы, что когда-то будет её исполнять, никак не мог вспомнить. Наиграл мотив, тихо мурлыкая слова. Затем отложил инструмент, нашел старую тетрадку с парой чистых листов и принялся записывать текст: «Love was never easy, but leaving you was hard…». И тут же вспомнил, как называлась группа. Ну что ж, напишут другую песню, не обеднеют. А «I miss you», я исполню Савину, пусть удивится. Красивая песня и мелодия красивая, единственная, что мне нравилась из репертуара будущей группы «Haddawey». Полюбовался на текст. Блин, а что я про это скажу? Что сам её написал? Зачесался лоб, как будто на нём проступила надпись — английский шпион. Бред, конечно, но сказать, что сочинил сам, причем на самом буржуйском языке, будет явным перебором. Ниже оригинального текста принялся записывать перевод. Затем перечитал то, что вышло. М-да, коряво. Даже не то слово. Если петь по этому тексту, то гнилыми помидорами махом закидают, причем Савин бросит первым. Принялся переставлять предложения, менять слова местами, подбирая рифму, но ничего не выходило. Зачеркивания и надписи сверху больше мешали, чем помогали. Блин, как же не хватает моего ноутбука! Но он остался в будущем, то есть, его вообще пока нет.

Перечеркнув очередной вариант текста, зло отпихнул исписанную тетрадь. Выдвинул ящик и перебрал содержимое, в поисках чистых листов. Нашел чистую тетрадку, а под ней обнаружил упаковку с фломастерами. Идея! Столешница была покрыта пластиком с тусклым рисунком текстуры дуба. Достал черный фломастер и мазанул по поверхности. Отлично! Я набросал первый куплет на столешнице, затем начал править, стирая неподходящие по созвучию слова тряпочкой и заменяя их другими. Дело, более-менее, пошло на лад и через десять минут я переписал на лист готовый куплет…

Я играл и пел. Не то чтобы у меня получился шлягер, но песня звучала, хоть и немного наивно. Несколько раз сбивался с ритма и начинал заново, стараясь сыграть и пропеть чисто. Только начал в очередной раз, как в комнату зашла мама. Я не стал прерываться. Пропел до конца, чисто, нигде не сбившись и не соврав мотив. Мама удивленно смотрела, и как только я замолчал, сказала:

— Никогда бы не подумала, что у сына есть слух. Может тебе в музыкальную школу пойти?

— Не, мам, — я замотал головой, стараясь не смотреть в глаза, — я уже определился с выбором.

— И какой, этот выбор? — подняла она брови.

— Военное училище.

— Ну да, куда же ещё? Есть пошли, военный, только гитару тут оставь.

По кухне плыл аромат жареных котлет. Гарниром шли макароны, только, почему-то они не были серыми, как мне казалось прежде, а выглядели даже очень аппетитными на вид. Я ел, а мама сидела напротив и смотрела на меня. Только я отодвинул тарелку, мама спросила:

— Серёж, а кто суп сварил?

Улыбнулся про себя. Суп, по-видимому, понравился.

— Я.

— Ты? Сам?

Мамино удивление было понятно. Я в детстве никогда не готовил, за исключением жареной или вареной картошки. То есть, то, что имеет простейший рецепт. А тут суп!

— Понравился?

Мама кивнула.

— Рецепт прост — картошка, лук, плавленый сыр, лаврушка, перец, соль.

— Действительно просто, а откуда узнал?

— В книге «О вкусной и здоровой пище» прочитал.

Я не обманывал, такой рецепт действительно есть.

— Ладно, мам, спасибо. Я телевизор посмотрю.

Смотрел программу «Время» в надежде, что скажут чего-нибудь про происшедшее пятнадцатого числа. Но дикторы сообщили только том, что я уже знал из газет. Хмыкнул — конечно, цензура, однако. Хотя смотрел с интересом. Дикторы чересчур официальные (вспомнились эмоции корреспондентки комментировавшей захват самолета), рассказывали о партийных телодвижениях, достижениях соцтруда, осветили события за рубежом, и закончили прогнозом погоды под знакомую музыку. И студия на экране, по сравнению с тем, что я привык видеть, была убога, но такого раздражения, как от эмоциональной трескотни комментаторов, не было. Очень мило — подумал я, — все новости похожи на сводку — на фронте без изменений. Конечно, я могу путать даты. Что там было в восемьдесят четвёртом? Запуски космических ракет? Точно! Но не про запуск я думал, а про первый выход в космос женщины. Пятнадцатого числа в открытый космос вышла Светлана Савицкая. Но я, кажется, ошибся на месяц или два. Про это точно бы сказали. Тогда что ещё? Вспомнил! Но с чего я решил, что в новостях скажут о крушении самолета в районе Донецка? Будут молчать в тряпочку. М-да.

Вернулся в свою комнату и, сидя на кровати, я опять играл, повторяя песню еще и ещё раз. А затем… затем моя игра, незаметно для меня, перетекла в сон, где я со шмелями начал воевать…

На будильнике без пятнадцати шесть, в школу к восьми, но раз спать уже не хочется, то займёмся своей физической подготовкой. Сбегаю на школьный спортивный городок и там позанимаюсь перед уроками. Нашел в шкафу спортивный костюм и, облачившись в него, вышел в коридор. На кухне шумел чайник, а у стола, читая газеты, сидел отец и пил чай. Я его вчера так и не дождался, уснул. Опять он приехал за полночь. Но почему отец сегодня поднялся так рано?

— Привет, пап.

— Доброе утро, Сергей.

Отец взглянул на меня. Удивленно поднял брови:

— Никак на зарядку собрался?

— Угу.

— Какая муха тебя укусила?

— Большой полосатый шмэл, пап, — сказал я, присаживаясь рядом, — а почему ты в форме? Выходной же.

— Скоро учения, так проверяющие забодали визитами, — он допил чай и улыбнулся, — ничего, сегодня я раньше домой вернусь.

Он поднялся и направился в прихожую.

— Пойдем, сын. За мной уж машина пришла.

Мы вышли из квартиры и начали спускаться.

— Мать сказала, что ты на гитаре вчера играл, — на переходной площадке отец обернулся, — причем хорошо играл и пел отлично. Когда успел научиться?

— Понемногу, пап. Начал играть, понравилось.

— Я глянул на листок, что на твоём столе лежал. Хорошие стихи вышли.

— Так, накатило, взял и написал.

Блин, ну не хочется врать, а приходится. Не про стихи, про игру на гитаре.

— Как в школе дела?

— Нормально. Три тройки за год, но сегодня постараюсь их исправить.

— Это хорошо, что хочешь исправить. Хорошие оценки, конечно, важны, но самое главное чтобы ты понимал предмет.

На улице было свежо. На небе ни одного облачка, значит, скоро разогреет и опять будет жарко. У подъезда остановились. Машина ждала отца вне двора. Перед тем как повернуть в проход меж домами он остановился и взглянул на меня.