Учебники мы сдали и, не дожидаясь, фактически, последнего звонка, потихоньку потянулись к выходу. Завтра придем на линейку, на которой и прозвенит символический «последний звонок», но уже сегодня у всех «чемоданное» настроение. И ничего, что ещё впереди пара контрольных…

Каникулы впереди!

Мы уже шли к выходу по главному коридору, как со звонком школа взорвалась диким и радостными криком, который вместе с ребятнёй младших классов выплеснулся из кабинетов в школьные коридоры. Счастливая малышня, от осознания того, что все уроки наконец-то кончились и целых три месяца они не будут ничего учить, с криком: «Ура!» понеслась к выходу. Толпа ребятни быстро увеличивалась и набирала скорость. Она была похожа на селевой поток, вперемешку со снежной лавиной, а ещё на штурмующих Зимний дворец революционеров, только бегущих в обратную сторону. Олег, как более опытный, сразу отпрыгнул и прирос к стене, а меня этим потоком подхватило и поволокло на улицу в первых рядах. Удачно вырвавшись, перевёл дух и стоя около колонны, стал поджидать Савина. А из школы вылетали ученики и, не останавливаясь, бежали дальше. Они мчались сломя голову, как будто их сейчас схватят и опять засадят за парту на всё лето. На миг показалось, что сейчас этот поток иссякнет и вслед ему выкатится глобус, как в одной из серий «Ералаша».

Похоже, я был единственный, кого вынесла на себе малышня. Остальные ребята нашего класса выходили сами. Наконец появился Олег с слегка ошалевшим видом.

— Чуть не затоптали! — Он бросил пустую сумку рядом с колонной и начал отряхивать брюки.

— Сами такими были, — и показываю на его левую штанину, где четко отпечатался след от ботинка, — по тебе кто-то потоптался.

— Ага! — смеётся он, — мамонты из четвёртого «А». Правильно нам на биологии говорили — даже лев уходит с пути несущегося стада антилоп.

— Так антилоп или мамонтов? Ты уж определись, лев затоптанный.

— Какая разница? Бегут как антилопы, а топчутся как мамонты. — Олег пытается стереть отпечаток, но след все же остается. — Фиг с ним, так дойду.

Оглядываемся на школьные двери. В этот момент выходят Зеленина и Морозова, как-то угадав ослабление потока младших классов.

— А вот и твоя любимая сеньорита… — говорит Савин и успевает увернуться от подзатыльника. — А чо?

Марина глянула в нашу сторону, попрощалась с подругой и подошла к нам.

— Серёж, давай прогуляемся?

— Давай, — опережает меня Савин, сводя зрачки к носу. Клоун, блин. Но Марина на него и не смотрит. «Падумаешь!» — бормочет он.

Медленно идём вдоль школы. Олег плетется следом.

— Это моя записка была, — сказала Марина, — ну, та где про встречу…

— И твой стишок, — киваю я.

— Как ты догадался? — сделала удивленные глаза она, — я не хотела, чтоб ты сразу после уроков куда-нибудь ушел.

— Зачем такие сложности? Можно на перемене сказать.

Марина идёт рядом, за ней Олег. Вижу, как Савин делает большие глаза и губами имитирует поцелуй. Показал ему кулак. В ответ он изображает пантомимой движение прочь, но потом все-таки опять идет следом.

— Прогуляемся по скверу, — предлагает Марина.

— Давай.

Олег молча пожимает плечами и оглядывается. Свернули за школу и прошли к забору. В этом месте не хватало нескольких досок. Через эту дыру мы и проникли в сквер. Пропуская Марину, заметил, что Савин все-таки куда-то тихо свинтил. Тактичный у меня друг. Марина тоже замечает, что Олега нет, и тут же берет меня за руку. Эти гормоны меня когда-нибудь доконают. Спокойно, Вязов, спокойно. А Марина тянет дальше по тропе.

Идём под ручку вдоль забора. Тропинка петляет между деревьями и кустарником. Тут будто островок природы в большом городе. Тишину нарушает только птичий щебет и еле слышный шелест листвы. Моё смущение потихоньку уходит, но все равно иду и молчу, как бука. Никогда со мною такого не было, а Марина как будто чувствует это и улыбается, ещё больше смущая меня.

— Хорошо тут, — говорит она, — я здесь по вечерам с Чарли гуляю.

Чарли — это американский кокер-спаниель. Очень симпатичный кобелёк, абрикосового цвета. Приветливый и ласковый, хвост как мизинчик, пропеллером вертится, когда встречает знакомых людей. А если очень хороший друг встретится, то Чарли от радости может и счастливую лужу напустить.

Мы вышли к полянке с беседкой.

— Это здесь ты с Громозекой дрался? — спрашивает Марина.

— Да, именно тут.

Она отпускает мою руку и медленно обходит поляну. Останавливается около яблони.

— А нож правда был?

Врать ей совсем не хочется, даже во благо, поэтому киваю.

— Был. — Я подобрал полуметровую палочку и начал крутить её пальцами. И почему я так робеть начал?

— Страшно было?

— Конечно. — Пожал плечами и закрутил палочкой быстрей.

— Странно, а я думала, ты ничего не боишься.

— Нет, человек всегда боится. Страх это такая защитная реакция. Но его надо перешагнуть, тогда, кажется, что страха нет. Так что все боятся. Даже сам Громозека боится.

— Ну да, — улыбается Марина, — после всего-то…

Из кустов сирени, что росла рядом с яблоней, чинно вышел большой рыжий котяра и остановился, глядя на нас.

— Кис-кис-кис, — присев, позвала его Марина.

Но кот вдруг злобно прошипел и кинулся под сиреневый куст.

— Вот видишь, — смеётся Зеленина, — тебя теперь все боятся.

— А ты?

— Нет, — она поднялась и шагнула ко мне, — я нет…

— … ко мне! …! — Заорал кто-то за беседкой матом. Видно не было, так как закрывали кусты сирени. Раздался громкий лай и опять трехэтажный мат. Почувствовав недоброе я сказал:

— Марин, пойдём-ка отсюда.

Но не успели мы сделать и шага, как за беседкой заорали:

— Фу, Рекс, фу, ну куда ты прёшься?

Потом кусты рядом с ней зашевелились, и из веток показалась огромная черная овчарка. За ней, держась за в струну натянутый поводок и ругаясь появился… Громин.

Он ещё раз «фукнул», затем посмотрел на нас, его брови поползли вверх, а на губах заиграла улыбка.

— Какая встреча! — воскликнул он, а черная овчарка нацелила на нас свои пирамидки ушей.

— З-здравствуйте… Андрей М-михайлович… — пролепетала Марина.

Я стоял молча. Андрей Михайлович, значит? Не знал, да и плевать, как его зовут. Плохо, что Громин с собакой, пусть на поводке, но что ему мешает снять его? Просто так не убежать. Я знаю, как противостоять собаке. Учили как-то. Но я сейчас не сорокалетний мужик, а подросток, и рядом подруга, которую не бросить.

Бывший физрук одернул овчарку и скомандовал: «сидеть». Собака, не отводя от нас взгляда, медленно села. А Громин немного посмотрел на меня, перевёл взгляд на Зеленину.

— Вот так повезло мне, только одного не хватает…

Он намотал поводок на правую кисть, второй перехватил её в полуметре, довольно подергав его, затем сделал маленькую петлю и выразительно посмотрел на меня.

— Ну что, сучонок, — скривил в усмешке рот, демонстрируя петлю, — теперь поговорим по душам?

— Давай поговорим, — я шагнул вперёд, загораживая Марину от овчарки. — А что, без собаки боишься?

— Она не помешает, — хмыкнул бывший физрук. — Наоборот, поможет, если ты сбежать попытаешься.

Марина испуганно вцепилась в мои плечи.

— Все-таки ты трус, Громин. С младшими связался. Не боишься, что засмеют?

— Мне плевать — что там кто скажет.

— Месть сладка?

— Ты прав, сучонок. — Скалится он в ответ.

Мститель, мля. Что же делать? Как выпутаться? Палка всё ещё была у меня в руках. Как дубина она не подходит, слишком легкая. Палка и есть палка…

— Мариш, — еле слышно зашептал я, — я сейчас овчарку палкой отвлеку, а ты сразу беги к забору.

И обратился к Громину:

— А собачка-то не очень хорошо слушается.

— Молодая, — Громин усмехнулся и начал сматывать поводок с руки, — но дрессуру прошла.

— А мы сделаем так. — И я кинул палку в сторону, крикнув:

— Апорт! Взять!

Но овчарка равнодушно проводила её взглядом. Громин презрительно хмыкнул, а Марина никуда и не побежала. Так и держалась за мои плечи, стоя сзади.