* * *

Заправщик медленно выруливал к стоящему самолету, отвлекая на себя внимание. Со стороны кормы, в слепой для террористов зоне, бойцы подбежали к самолёту, поднялись по приготовленным спецтрапам, осторожно прошли по верху самолета и распределились по штурмующим группам у аварийных выходов.

Террористы на дозаправку согласились сразу, правда, выпустили только детей. Но и это прошло под жестким контролем с их стороны. К самолету подъехал трап, но к выходу его принять отказались. Потребовали отогнать его и приставить к плоскости крыла. Сами, из-за приоткрытой двери, контролировали подходы к самолёту, не зная, что над ними находятся группы, готовые начать штурм. А детей начали выпускать из аварийного выхода, находящегося в середине корпуса. Они спускались на крыло, потом бежали, оглядываясь, к приставленному трапу, где их принимали бойцы. Бойцы, на корпусе, распластались, чтобы не заметили дети. Вдруг кто-нибудь из них покажет рукой? Снайпера, сидевшие на краю летного поля, со скрипом в зубах докладывали о готовности начать стрельбу, но пока на борту дети…

Рация прошептала доклад:

— Я «Гнездо-пять», в проеме вижу цель, прикрывается заложницей. Уточняю — бортпроводницей. Она подаёт знаки. Какие — не разобрать.

— Я «Гнездо-четыре», подтверждаю. Знак вижу, похож на «фак», вроде, только средний палец вниз.

— Что значит «фак»? Доложить точней! — Резко отозвался «штаб».

— Я «Гнездо-четыре», уточнить не могу, дверь закрылась.

Загудели насосы. Цистерна подключилась к сливному клапану и начала сливать горючее. Спереди к самолёту, подъехал тягач и подцепил борт на жесткую сцепку. Как отъедет заправщик, пилоты запустят двигателя, затем тягач двинет самолёт по рулёжке, а там…

Подаю знак «делай как я» и начинаю спускаться к открытой форточке пилотской кабины. Следом за мной скользят Истомин и Карачаев, это моя группа, мы будем работать из пилотской кабины.

Матерясь, протискиваемся через открытую форточку.

— Не могли побольше сделать окошко, мля. — Шипит Карачаев, зацепившись кобурой, а я отвечаю, помогая ему:

— Осторожно, лишнего чего не нажми.

В кабине сразу стало очень тесно. Рокировались с экипажем, как головоломку решали. Штурмана отправили через форточку наружу, а то, как кильки в банке — не повернуться.

— «Штаб», группа «Курс» на месте. Группа «Конвой», примите штурмана.

— Принимаем.

Выпроводили штурмана, вроде свободней стало. Истомин зашептал:

— Серёга, а ты уверен, что у объектов нет сканера?

— Пусть даже и есть, невелика беда. Что они услышат? Тут аэропорт, эфир забит до отказа. И пусть попробуют найти нашу частоту и что-нибудь понять.

Ладно, пора. Нажимаю тангенту и говорю:

— Всем группам, доложить о готовности.

Пошли доклады:

— «Борт-раз», готов.

— «Борт-два», готов…

— «Борт …», готов. — Доложила группа у крайнего левого аварийного выхода.

— «Конвой», готов. — Это группа, которая обеспечит внешнее прикрытие и будет принимать пассажиров снаружи. Она же резерв и будет двигаться к месту, разместившись на тягаче.

— Я «Курс-раз», — говорю в рацию, — внимание, всем! Закрепить заряды и приготовиться к движению.

Немного погодя, внешние группы доложили об установке вышибных зарядов, и что ручки аварийных выходов при этом поставили в положение «открыть».

— Давайте, мужики, — киваю пилотам.

Сразу началась перекличка экипажа. Загудели гироскопы, запищали системы управления. Пилоты речитативом комментировали свои действия, аккомпанируя щелчками клавиш и тумблеров. Получалось забавно, словно звучал этакий технический рэп. Слышал подобное в фильме «Экипаж».

— Во, дают, — шепотом прокомментировал Истомин.

За дверью заорали:

— Эй, в скворечнике, … твою мать, открывайте дверь!

Знаками показываю наклониться бортинженеру и шепчу:

— Скажи — пока не взлетим, дверь не откроем.

Тот кивает и орёт в дверь:

— Некогда. Сядь и пристегнись, сейчас взлетать будем.

— Открывай, сука, сейчас баб ваших стругать мелко начнём. — И звучат глухие удары.

Знаками показываю — занимайтесь своим делом. Бортинженер косится на дверь.

— Как взлетим, откроем, — кричит он, бледнея, а я киваю и показываю «о-кей».

— …! — Матерятся за дверью.

Обернулся первый пилот:

— Всё, двигателя на холостом ходу.

— Двигай туда, — шепчу бортинженеру, — и сядь так, чтоб на одной линии коридора не быть.

Тот переместился вперёд и скрючился за пилотским креслом, а мы сгруппировались у двери.

— Внимание группам, говорит «Курс-раз», начинаем движение. «Штаб» продублируйте «Поводырю».

— Понял, «Курс-раз». — Прошипела рация.

— Двигателям прибавь немного звука.

Пилот кивнул, поморщившись. Ну, не знаю, как тут газ обозвать!

Гул двигателей чуть прибавил тон и самолет покатился. Водитель на тягаче, насмерть заинструктированый, хорошо сработал — стронул борт мягко.

Как только тягач вытянет борт и развернёт курсом на полосу, начинаем штурм.

— Эй, в конуре, — заорали за дверью, — открывай, мать вашу!

И опять звучат глухие рыдания бортпроводницы. Перехватив панический взгляд бортинженера, первый пилот протянул руку и успокаивающе прижал тому плечо. Я присел, Истомин встал за мной, взяли дверь на прицел, Карачаев разместился слева и приготовился её открыть.

За переборкой продолжалась возня и рыдания. Ничего, сейчас откроем дверцу и…

— Полоса, — шепчет первый пилот.

Самолёт замер. Работаем. Командую в рацию:

— Штурм!

Бум!

Весь корпус вздрогнул — это одновременно сработали вышибные заряды. Мишка распахивает дверь и в серой дымке, от сработавшей «Зари-2», вижу ноги в серых штанах, торчащие из-за угла. Тут простых пассажиров быть не может, поэтому сразу стреляю. После срабатывания вышибных зарядов и светозвуковых гранат, может быть небольшая контузия, но контроль не помешает.

— А-а-а! — Заорал террорист, схватившись за ногу. Вместе с ним завизжала бортпроводница за углом, а из салона неслась какофония криков:

— Сидеть!

— Руки за голову!

— Всем руки за голову!

Истомин проскакивает в салон и орёт в унисон остальным:

— Не двигаться! — И тут же:

— Куда?

Бах! Бах! Бах! — Стреляют в первом салоне.

Я и Карачаев в коридоре, рядом с «клиентом». Почему-то нет группы, что должна работать через первую дверь, или они уже проскочили? Сама она в стороне, но проём что-то серо-оранжевое загораживает и при этом шевелится и шипит.

Я прикрываю, а Мишка Карачаев «пеленает» террориста.

Стало светлей и я понял, что за серо-оранжевая масса загораживала проход — это сработал аварийный трап. Он развернулся и выпрямился, а рядом с ним застыли бойцы поддержки. Киваю на выход:

— Давай гаврика туда.

Выкидываем преступника наружу.

Только вылетел скованный и орущий террорист, в проёме, наконец, появляется боец группы «Борт-раз».

Понятно, что они не могли войти как раз из-за раскладывающегося аварийного трапа. Только и успели «Зарю» кинуть. Карачаев проверяет туалет, затем выдвигаемся в салон. Пассажиры сидят, сложившись пополам, с руками на затылке. Скулёж и ор от страха идёт повсюду. Постепенно крики в салоне смолкли, и вдруг…

Бах! Бах! — Это во втором салоне.

— «Штаб», минус один. Прятался в туалете. Оказал сопротивление. Заряда при нём нет.

Пошли доклады от других групп:

— Второй салон контроль.

— Принято.

— «Конвой», готов.

— Первый салон контроль. — Докладываю и осматриваюсь.

Бойцы держат свои сектора, посматривая на середину прохода. Там один из бойцов накрыл какое-то тело. Подхожу.

— Что тут?

Тот поднимает лицо, и я вижу обливающегося потом Истомина.

— Серёга, у него тут шесть полторашек жидкой дряни, и вот… — он чуть сдвинулся, показывая зажатые обеими руками пальцы мертвого террориста, а под ними корпус детонатора и кнопку, — успел перехватить, а то бы…