От невзрачности камня не осталось и следа. Словно отразив всю прелесть жемчуга, он лучился мягким ненавязчивым светом. Так мерцает скандинавский фьорд под бледным светилом, так трепещет прохладой туманное утро в Полесье.

В его блеске лицо Марина стало иным, загадочным. Леди таинственного замка над озером? Возлюбленная викинга, привезенная из далеких, неведомых стран?

Сзади судорожно вздохнул старый хиппарь-ювелир. Взволнованно произнес несколько прерывистых немецких фраз.

— Он тебя благодарит. Говорит, у тебя превосходный вкус. Ты из тех женщин, что умеют придать особый шик любой вещи. Он дает двадцатипроцентную скидку на все, лишь просит, чтобы ты называла своим подругам адрес его лавки, — в голосе Кирилла звучала почтительность. Чуть ироничная, но все же — несомненная.

Марина хмыкнула. Среди подруг она, пожалуй, сейчас самая богатая. Ни Марго, ни бывшие однокурсницы, ни нынешние коллеги не потянут такую покупку даже со скидкой. Хотя, ведь есть еще Дарья с ее мафиозным мужем, и жены городских чиновников и выезды в столицу. Есть кому показаться в новых драгоценностях и с чистой совестью можно делать австрийцу встречное предложение:

— Пусть даст тридцать и я всем стану рассказывать, что это он сам способен из простого камешка сотворить чудо.

Короткий разговор по-немецки:

— Он согласен.

Заветный мешочек с целым состоянием просто и без затей был припрятан во внутренний карман Кириллова пиджака. Зато вокруг ее комплекта ювелир расстарался. Колье и серьги явились ей на черном бархате, в деревянном ларчике и целом венке разрешающих вывоз документов. Марина почтительно опустила коробочку на дно сумки, тяжелая дверь лязгнула всем набором секретных замков и открылась, выпуская их на крыльцо.

— А как мы драгоценности в деньги превратим? — полюбопытствовала Марина, — Продадим?

— Только не здесь. Тут своя мафия, чужих не любят. Вернемся домой, есть у меня пара надежных ребят, все будет нормально, — деловито пояснил Кирилл. — Потом через офшор легализуем. У тебя офшорная компания есть?

— У меня? Думаешь, я всю жизнь топазы скупаю, и алмазы в тазике отмываю? Два месяца назад у меня на новые колготки не всегда хватало, а ты говоришь — офшор.

Она погладила резную дверь ювелирного магазинчика, прощалась со сказкой, в которой она сама была прекрасной принцессой. Кирилл подал ей руку, помогая ступить на тротуар. Потом неожиданно остановился, продолжая сжимать ее ладонь в своей. Посмотрел ей в лицо долгим, изучающим взглядом, словно в лавке хипповатого ювелира открыл в своей подруге новую, неведомую прелесть. И теперь искал подтверждения своему открытию. Она отвела глаза, смущенно высвобождая руку и он, наконец, очнулся, облекая сделанное им открытие в слова:

— Знаешь, а ведь сегодня Новый год!

— Кто бы мог подумать! — хмыкнула она, — Надо немедленно оповестить Организацию Объединенных Наций, а то народы мира живут и даже не подозревают!

— Не смейся! Дело почти закончено, давай устроим себе праздник. Я знаю отличный ресторанчик неподалеку от собора святого Стефана.

— У тебя в кармане драгоценностей на бог знает какую сумму, а ты хочешь с ними в ресторан тащиться!

— Здесь цивилизованная страна. Сдадим в сейф, утром заберем. Пойдем, — и искушающе добавил, — Надо же твои украшения продемонстрировать.

— Потрясающе я буду выглядеть — в топазах с жемчугами и джинсах!

— Решат, что ты оригиналка, — пожал плечами он, но Марина покачала головой.

— Нет, не пойдет. Знаешь что, — решилась она, — Иди, прячь драгоценности и заказывай столик. К половине десятого позвонишь мне на мобилку, скажешь, куда подъехать. Я буду готова, — и оставив его, она решительно зашагала вдоль улицы, тихо молясь, чтобы владельцы шикарных австрийских бутиков оказались жадинами и предпочли прибыль накрытому праздничному столу.

Увы, чары Нового года действовали и на австрийских лавочников. Марина прочесывала город, раз за разом упираясь в закрытые двери и в отчаянии наблюдала как постепенно пустеют улицы — народ расползался праздновать.

— Мало мы вас в Великую Отечественную били, — ненавидяще процедила Марина прямо в улыбающуюся физиономию Санта-Клауса под очередным стандартно-безжалостным «Geschlossen», — Празднуют, гады, а у меня вся личная жизнь коту под хвост! — в досаде она пнула ногой дверь.

Послышалось неспешное цоканье копыт и очередной конный экипаж, радость иностранных туристов, прокатил мимо Марина по пустынной улице. Обряженный в крылатку кучер приподнял сверкающий цилиндр, открывая столь же сияющую лысину в ореоле седых волос:

— Frohes Neues Jahr, liebe Frau![1]

Абориген! Туземец! Вот кто может ей помочь. Марина кинулась к экипажу. Испуганный «водитель кобылы» рывком натянул вожжи, когда сумасшедшая баба с разгона едва не влетела под колеса экипажа.

— Платье! An evening dress![2] Die Kleid![3] — собрав все свои лингвистические познания, закричала Марина, — Где здесь можно купить вечернее платье?

— Платье!? О, платье! Ты слышишь, Матильда, — он тряхнул вожжами, явно призывая кобылу разделить с ним эмоции, — Либер фрау осталась без вечернего платья в эту ночь! Мы должны немедленно помочь либер фрау! Садитесь, садитесь же, вам несказанно повезло, мы с Матильдой знаем одно-единственное в городе место, где еще можно купить платье в столь поздний час! Быстрее, фрау, там тоже вот-вот закроют!

Одним прыжком Марина взлетела в экипаж. Кучер приподнялся на козлах, крутанул хлыст над головой, лихо свистнул и воодушевленная Матильда рывком приняла с места. Холодное кожаное сиденье садануло Марине под зад, подбрасывая ее к поднятому верху пролетки. Марина шлепнулась обратно на сиденье и тут же взвыла, до крови прикусив язык. Под грохот колес экипажа по булыжнику старинной мостовой, Маринины стоны и лихое кучерское «Скорее! Скорее!» они неслись мирными венскими улочкам, распугивая запоздалых прохожих. Чтобы, наконец, остановится у высоких стеклянных дверей уже знакомого Марине универмага.

— Я же обещал фрау! — донельзя гордый кучер обернулся к своей клиентке, — Единственный открытый магазин! На весь город! Торопитесь!

Пошатываясь, Марина сползла с подножки, дрожащей рукой извлекла из сумочки портмоне.

— Я помогу! — с готовностью заявил кучер, быстрым движением ловких, словно бескостных пальцев выхватывая из кошелька две стодолларовые купюры, — Удачи!

И Матильда тяжеловесным галопом умчала экипаж прочь. Марина проводила его ошеломленным взглядом, потом посмотрела на свой изрядно облегчившийся кошелек:

— Образец европейской честности: сам себя премировал за скорость, но сверх того — ничего! Ладно, не хватало еще, чтобы двери заперли у меня перед самым носом.

Она бросилась в магазин.

Дамский отдел, до которого она так и не добралась в прошлый раз, застряв среди детских игрушек и рождественских развлечений, встретил ее гулкой пустотой и торопливо собирающими сумочки продавщицами. Обе девушки словно по команде уставились на позднюю посетительницу и даже сквозь привычные, вросшие в лица маски профессиональной любезности проступило нутряное: кой черт тебя принес! Одна уже открыла рот, явно собираясь наипочтительнейшим образом уведомить, что магазин закрыт, но Марина выдернула из сумки футляр с драгоценностями и щелкнула замочком:

— Дамы, — со всей решимостью заявила она, — Мне нужен туалет вот к этим украшениям! Сейчас!

Влекомые непреодолимым женским любопытством, обе австриячки сунули курносые веснущатые носы в футляр. Воцарилось недолгое молчание, вслед за которым последовал сдвоенный восторженный вздох. Одна из девиц невольно перевела взгляд на развешенные вокруг платья. Марина поняла, что победила.

Брючный костюм из ткани металлик был словно на нее сшит: и ноги в нем казались длиннее, и грудь больше, и попка аппетитнее. Марина крутанулась перед зеркалом, вглядываясь в себя и вслушиваясь в восторженные — «Schon! O, schon! Wunderbar!»[4] — продавщиц. Конечно, и ноги, и попка, и грудь, но… Обычная новорусская бабец — недавно разбогатевшая и еще не утолившая нестерпимую жажду покупок, вечно боящаяся совершить какой-нибудь непростительный ляп и прикрывающая стеснительность излишней развязностью. Северная принцесса исчезла, словно ее и не было, костюм цвета металлик убил волшебство серого камня.