У выхода из комнаты, в длинном коридоре, брат Джон и четыре его хориста пели печальный напев.

В комнате воняло, несмотря на разбросанные по полу травы и огромные свечи, горящие в высоких деревянных постаментах. Некоторые из них были свечи-часы, которые так ценил Альфред, завязанные на них ленты отмечали часы, в течение которых жизнь короля угасала.

Два священника стояли у стены в комнате Альфреда, напротив них - большое кожаное панно, на котором был нарисован крест.

Стеапа втолкнул меня в комнату и закрыл за мной дверь.

Альфред уже выглядел как мертвец. Я и правда принял бы его за труп, если бы он не отдернул руку от плачущего Осферта. Вытянутое лицо короля было бледным как полотно, его глаза и щеки запали, под глазами были темные круги.

Его волосы стали редкими и побелели. Десны обнажили корни оставшихся зубов, небритый подбородок был покрыт слюной, а рука, лежащая на книге, была просто кожа да кости, сияющий на ней рубиновый перстень теперь был слишком велик для его костлявого пальца.

Его дыхание было поверхностным, но голос остался достаточно сильным.

- Узри саксонский меч, - приветствовал он меня.

- У твоего сына длинный язык, как я вижу, - сказал я. Я опустился на одно колено, пока он не показал мне слабым жестом, что я могу встать.

Он посмотрел на меня со своей подушки, а я смотрел на него и на монахов, поющих за дверью, и на свечу, которая погасла, выпустив большую струю дыма.

- Я умираю, лорд Утред, - сказал Альфред.

- Да, господин.

- А ты, похоже, здоров как бык, - сказал он с гримасой, которая должна была обозначать улыбку. - У тебя всегда была способность меня раздражать, правда ведь? Это не слишком тактично - выглядеть таким здоровым перед умирающим королем, но я рад за тебя.

Его левая рука хлопнула по молитвеннику.

- Скажи мне, что случится, когда я умру, - потребовал он.

- Будет править твой сын Эдвард, господин.

Он бросил на меня взгляд, и я увидел проницательный ум в его запавших глазах.

- Не говори мне то, что, по твоему мнению, я желаю услышать, - сказал он с намеком на прежнюю резкость, - скажи мне то, что думаешь.

- Твой сын Эдвард будет править, господин, - повторил я.

Он медленно кивнул, поверив мне.

- Он хороший сын, - сказал Альфред, как будто пытаясь убедить самого себя.

- Он хорошо сражался в битве при Бемфлеоте. Ты бы гордился им, господин.

Альфред устало кивнул.

- От короля многого ожидают, - сказал он. - Он должен быть храбр в битвах, мудрым на совете, справедливым на суде.

- Ты обладал всеми этими качествами, господин, - ответил я без лести, это была правда.

- Я пытался, - сказал он. - Господь знает, что я пытался, - он закрыл глаза и так надолго замолчал, что я подумал, что он заснул, и не стоит ли мне уйти, но потом его глаза открылись, и он посмотрел на потемневший от дыма потолок.

Где-то в глубине дворца резко залаяла собака, а затем внезапно замолчала. Альфред нахмурился в раздумьях, потом повернул голову и посмотрел на меня.

- Ты провел прошлое лето вместе с Эдвардом, - сказал он.

- Да, господин.

- Он мудр?

- Он умен, господин, - ответил я.

- Многие люди умны, лорд Утред, но очень немногие мудры.

- Люди учатся мудрости с опытом, господин, - сказал я.

- Некоторые, - едко сказал Альфред, - но научится ли Эдвард?

Я пожал плечами, потому что это был вопрос, на который я не мог ответить.

- Я боюсь, - сказал Альфред, - что им будут управлять чувства.

Я бросил взгляд на Осферта.

- Как однажды они управляли тобой, господин.

- Omnes enim peccaverunt, - тихо сказал Альфред.

- Все мы грешны, - перевел Осферт, удостоившись от отца улыбки.

- Я боюсь, что он слишком своеволен, - сказал Альфред, снова возвращаясь к Эдварду. Я был удивлен, что он так откровенно говорит о своем наследнике, но, конечно, это было единственное, чем был занят его разум в последние дни.

Альфред посвятил свою жизнь защите Уэссекса и отчаянно хотел получить гарантии, что все его достижения не будут выброшены его наследником, его беспокойство было таким глубоким, что он не мог оставить эту тему. Он так жаждал получить гарантии.

- Ты оставляешь его с хорошими советниками, господин, - сказал я, не потому что я в это верил, а потому что он хотел это услышать. Многие члены витана и правда были хорошими советниками, но в нем было и много людей церкви вроде Плегмунда, чьим советам я бы ни за что не стал доверять.

- И король может отвергнуть все эти советы, - сказал Альфред, - потому что в конце концов, решение всегда принимает король, это его ответственность, это именно король оказывается мудрым или глупым. И если король глуп, что случится с королевством?

- Не беспокойся, господин, - сказал я, - потому что Эдвард ведет себя так, как и все молодые людии.

- Но он не такой, как другие молодые люди, - строго сказал Альфред, - у него с рождения есть привилегии и долг.

- И девичья улыбка, - сказал я, - может размыть чувство долга быстрее, чем огонь расплавит лед.

Он уставился на меня.

- Так ты знаешь?, - сказал он после долгой паузы.

- Да, господин, я знаю.

Альфред вздохнул.

- Он сказал, что это страсть, что это любовь. Короли не женятся по любви, лорд Утред, они женятся, чтобы обезопасить королевство. А она ему не подходила, - сказал он твердо, - она была нахальной! Бесстыдной!

- В таком случае, мне хотелось бы быть с ней знакомым, господин, - сказал я, и Альфред засмеялся, хотя это усилие причинило ему боль и превратилось в стон.

Осферт понятия не имел, о чем мы разговариваем, и я показал ему, слегка покачав головой, что ему не следует спрашивать, а потом я подумал о тех словах, которые могли бы дать Альфреду те гарантии, которых он хотел.

При Бемфлеоте, господин, - сказал я, - я стоял рядом с Эдвардом в стене из щитов, а невозможно скрыть свой характер, стоя в стене из щитов, и я понял, что твой сын - достойный муж.

- Обещаю, он человек, которым можно гордиться, - я поколебался, а затем кивнул в сторону Осферта, - как и все твои сыновья.

Я увидел, как Осферт крепче сжал руку короля.

- Осферт - достойный муж, - сказал Альфред, - и я горжусь им, - Альфред похлопал своего незаконного сына по руке и снова посмотрел на меня. - А что еще произойдет? - спросил он.

- Этельволд предпримет попытку захватить трон, - сказал я.

- Он поклялся этого не делать.

- Он легко дает клятвы, господин. Тебе следовало перерезать ему глотку двадцать лет назад.

- О тебе говорят то же самое, лорд Утред.

- Может, тебе нужно было последовать советам, господин?

На его губах появился призрак улыбки:

- Этельволд - жалкое создание, - сказал он, - ни дисциплины, ни разума. Он не представляет опасности, просто служит напоминанием о том, что все мы ошибаемся.

- Он разговаривал с Сигурдом, - сказал я, - и у него есть нелояльные тебе союзники в Кенте и Мерсии. Вот почему я приехал в Винтанкестер, господин, чтобы предупредить тебя об этом.

Альфред смерил меня долгим взглядом, а потом вздохнул.

- Он всегда мечтал стать королем, - сказал он.

- Пришло время убить и его, и его мечту, господин, - твердо произнес я. - Скажи только слово, и я избавлюсь от него.

Альфред покачал головой.

- Он сын моего брата, и он слаб. Я не желаю, чтобы на моих руках была кровь члена семьи, когда я предстану перед Господом в судный день.

- Так ты позволишь ему жить?

- Он слишком слаб, чтобы быть опасным. Никто в Уэссексе его не поддержит.

- Очень немногие поддержат его, господин, - сказал я, - так что он вернется к Сигурду и Кнуту. Они вторгнутся в Мерсию, а потом в Уэссекс. Будут битвы, - я поколебался. - А в этих битвах, господин, Кнут, Сигурд и Этельволд умрут, а Уэссекс и Эдвард будут спасены.

Он недолго поразмышлял над этим хлипким утверждением, а затем вздохнул.

- А Мерсия? Не все в Мерсии любят Уэссекс.