Этельфлед резко вздохнула и затем перекрестилась, как и Лудда.

- Что ты им сказал? - спросила она.

- То, что приказал лорд Утред, госпожа, - взволнованно ответил Лудда.

- Ты играешь с судьбой, - сказала мне Этельфлед.

- Я хочу, чтобы датчане пришли, - ответил я, - и мне надо предложить им наживку.

Потому что Плегмунд ошибался, и Этельхельм ошибался, и Эдвард ошибался. Мир - это замечательно, но возможен только тогда, когда враги боятся устроить войну.

Датчане затихли не потому, что им велел замолчать христианский бог, а потому, что они отвлеклись на что-то другое.

Эдвард хотел верить, что они расстались со своими мечтами о покорении Уэссекса, но я знал, что они придут. Этельволд не расстался со своей мечтой.

Он придет, а с ним придут и дикие орды датчан с мечами и копьями, и я хотел, чтобы они пришли. Я хотел, чтобы все это закончилось. Я хотел быть мечом саксов.

А они по-прежнему не приходили.

Я никогда не понимал, почему датчанам понадобилось так много времени, чтобы воспользоваться преимуществом, которое принесла им смерить Альфреда.

Я полагал, что если Этельволд был бы более вдохновляющим предводителем, а не таким слабаком, они бы пришли раньше, но они ждали так долго, что Уэссекс был убежден, что бог ответил на молитвы и сделал датчан миролюбивыми.

И все это время мои ангелы пели две свои песни, одну саксам, а другую датчанам, и возможно, это сыграло свою роль.

Многие датчане жаждали приколотить мой череп на своем фронтоне, и эта песнь из склепа была приглашением.

Но они всё ещё колебались.

Архиепископ Плегмунд ликовал. Спустя два года после коронации Эдварда я был вызван в Винтанкестер, и мне пришлось вытерпеть проповедь в новой большой церкви.

Плегмунд яростно и пылко заявил, что Бог преуспеет в том, в чем не преуспели мечи всех воинов.

- Сейчас идут последние дни, - сказал он, - и мы увидим зарю царства Христа.

Я помню этот визит, потому что тогда в последний раз видел Элсвит, вдову Альфреда. Она удалилась в монастырь, как я слышал, по настоянию Плегмунда.

Мне поведал об этом Оффа.

- Она поддерживает архиепископа, - сказал он, - но он не может ее выносить! Она постоянно ворчит.

- Сочувствую монахиням, - сказал я.

- О Боже правый, они у нее еще попляшут, - улыбнулся Оффа. Он был стар. Он еще держал собак, но уже не дрессировал новых.

- Теперь они просто мои товарищи, - объяснил он мне, похлопывая терьера за ушами, - и мы вместе старимся, - он сидел вместе со мной в таверне "Два журавля". - Я болен, господин, - произнес он.

- Мне жаль.

- Господь скоро заберет меня, - сказал он, и в этом он оказался прав.

- Ты путешествовал этим летом?

- Это было тяжело, - ответил он, - да, я ездил на север и на восток. Теперь еду домой.

Я положил деньги на стол.

- Расскажи, что происходит.

- Они готовятся к нападению, - заявил он.

- Знаю.

- Ярл Сигурд поправился, - сказал Оффа, - и корабли приближаются из-за моря.

- Корабли постоянно пересекают море, - заметил я.

- Сигурд дал понять, что будет много земель, которые он раздаст во владение.

- Уэссекс.

Он кивнул.

- Так что корабли с воинами приближаются, господин.

- Куда?

- Они собираются в Эофервике, - сказал Оффа. Я уже слышал об этом от торговцев, побывавших в Нортумбрии.

Приплыли новые корабли, наполненные амбициозными и голодными воинами, но торговцы утверждали, что это войско собирается атаковать скоттов.

- Они хотят заставить тебя в это поверить, - сказал Оффа. Он прикоснулся к одной из серебряных монет на столе, остановив свой палец на профиле Альфреда. - Ты придумал умную штуку в Натангравуме, - промолвил он лукаво.

Некоторое время я молчал. Мимо таверны прошла стая гусей, послышались злобные крики и лай собак.

- Не знаю, о чем ты говоришь, - дал я невнятный ответ.

- Я никому не сказал, - заметил Оффа.

- Ты грезишь, Оффа, - сказал я.

Он посмотрел на меня, перекрестил худую грудь и сказал:

- Обещаю, господин, я никому не скажу.

Но это было умно, я восхищен. Это разозлило ярла Сигурда, - он хохотнул, а затем расколол лесной орех костяной рукояткой ножа.

- Как там сказал один из твоих ангелов? Что Сигурд незначительный человек, без особых талантов. - он снова хохотнул и покачал головой, - это сильно его разозлило, господин.

Может, поэтому Сигурд дает Эорику деньги, много денег. Эорик присоединится к датчанам.

- Эдвард говорит, что Эорик заверил его в сохранении мира, - указал я.

- Ты знаешь, чего стоят уверения Эорика, - возразил Оффа. - Датчане намереваются сделать то, что намеревались сделать двадцать лет назад, господин.

Объединиться против Уэссекса. Все датчане и все саксы, ненавидящие Эдварда, все.

- Рагнар? - спросил я. Рагнар являлся моим старым близким другом, я считал его братом и не видел уже много лет.

- Он не вполне здоров, - мягко сказал Оффа, - недостаточно здоров, чтобы выступить.

Новость опечалила меня, я налил эля, и одна из трактирных служанок поспешила проверить, не надо ли наполнить кувшин, но я взмахом руки отослал ее прочь.

- А что с Кентом?

- Что с Кентом, господин?

- Сигебрит ненавидит Эдварда и хочет собственное королевство.

- Сигебрит - молодой дурачок, - Оффа покачал головой, - но его отец приструнил его, и Кент сохранит верность. Оффа говорил очень уверенно.

- Сигебрит не ведет переговоров с датчанами? - спросил я.

- Если и так, то я не слышал. Нет, господин, Кент сохраняет верность. Сигельф знает, что не сможет самостоятельно удержать Кент, а для него Уэссекс - лучший союзник, чем датчане.

- Ты рассказывал это Эдварду?

- Отцу Коэнвульфу, - ответил он. Коэнвульф сейчас был самым близким советником Эдварда и постоянным спутником. - Я даже сказал, откуда будет нанесен удар.

- Откуда?

Оффа посмотрел на мои монеты на столе и ничего не ответил. Я вздохнул и добавил еще две. Оффа придвинул монеты к себе и выстроил их в аккуратную линию.

- Они хотят, чтобы ты верил, что они атакуют из Восточной Англии. Но это не так. Истинная атака начнется из Честера.

- И как же ты это узнал?

- Брунна.

- Жена Хэстена?

- Она настоящая христианка.

- В самом деле? Я всегда считал, что крещение жены Хэстена было циничной уловкой, чтобы обмануть Альфреда.

- Она узрела свет, - насмешливо произнес Оффа. - Да, господин, на самом деле, и она верит мне, - Оффа посмотрел на меня своими печальными глазами.

- Когда-то я был священником. Наверное, нельзя перестать быть священником, а она хотела исповедаться и причаститься. Так что, с Божьей помощью, я дал ей то, в чем она нуждалась, и теперь с Божьей помощью выдал тайны, что она поведала.

- Датчане соберут армию в Восточной Англии?

- Ты увидишь, что так и будет, я уверен, но не увидишь армию, собирающуюся у Честера, и это войско пойдёт на юг.

- Когда?

- После жатвы, - Оффа говорил уверенно, таким тихим голосом, что только я мог его расслышать. - Сигурд и Кнут хотят собрать самое большое войско, какое только видели в Британии.

Они говорят, что пора навсегда завершить войну. Датчане придут, когда соберут урожай, чтобы прокормить свою орду. Они хотят, чтобы в Уэссекс вторглось самое большое войско.

- Ты веришь Брунне?

- Она сердится на мужа, поэтому да, я верю ей.

- О чём теперь говорит Эльфадель? - спросил я.

- Она говорит то, что ей приказывает Кнут, что атака придет с востока и что Уэссекс падет, - вздохнул он. - Хотел бы я еще пожить, чтобы увидеть конец этому, господин.

- Ты проживешь еще десяток лет, Оффа, - сказал я ему.

Он покачал головой.

- Я чувствую, что ангел смерти уже рядом, господин, - он заколебался, потом поклонился мне, - ты всегда был добр ко мне, я твой должник за всю эту доброту.

- Ты ничего мне не должен.

- Должен, господин, - он взглянул на меня и, к моему удивлению, в его глазах стояли слезы, - не каждый бывал ко мне добр, но ты был всегда щедр.