Бюро эпохи Иакова мало помогло ему. Там лежали веселые письма, в которых тем не менее лорд Чарльз умолял о помощи. Голубой карандаш перечеркивал их кислыми надписями его брата: «Отвечено 10/5/38. Отказано», «Отвечено 11/12/39. Категорически отказано». Покойный лорд Вутервуд, заметил Аллейн, был человеком методичным. Но он не всегда отказывался помочь своему брату. Письмо из Новой Зеландии было отчеркнуто голубым карандашом: «Отвечено 3/4/33. 500 фунтов». На письме, присланном чуть раньше, красовалось: «500 фунтов через Новозеландский банк». Это были единственные случаи, когда лорд Чарльз получил помощь от брата. Были там и письма от леди Катерин Лоуб, которая напоминала своему племяннику о его долге перед бедняками и требовала пожертвовать на свои обожаемые фонды. Эти письма были отмечены решительным «Нет». Среди бумаг Аллейн наткнулся на извещение из приюта Недберна для душевнобольных, в Оттертоне, Девон. В нем сообщалось, что состояние леди Вутервуд несколько улучшилось. Он пометил себе адрес.

Странное открытие сделал Фокс. Аллейн сидел на корточках, копаясь в нижнем ящике бюро. Солнце уже опустилось ниже окон библиотеки, ее начинал заполнять прозрачный сумрак, когда дверь открылась, и за ней материализовался Фокс. Аллейн сел на пятки и наблюдал, как Фокс медленно вступает в полосу света. Он нес на ладони какой-то небольшой странный предмет. Аллейн безмолвно смотрел на него. Ковер на полу был толстый, и Фокс шел бесшумно, как призрак. Однако Аллейн смог разглядеть предмет у него на ладони, только когда тот подошел совсем близко.

Это была маленькая и совершенно омерзительная кукла.

Не говоря ни слова, Фокс положил на ковер уродливую фигурку, грубо вылепленную из какого-то грязновато-блестящего вещества желтоватого цвета. Одежда куклы являла собой пародию на черный пиджак и серые брюки. На макушке уродца топорщилось несколько приклеенных седых волосков. Глаза были сделаны из булавок с черными стеклянными головками, ноздри изображала пара дырочек. Обломки спичек представляли зубы под уродливо вздернутой верхней губой. Пальцы Аллейна коснулись груди куклы. Оттуда, вонзившись в грубо сделанную жилетку, торчала длинная булавка.

— И где вы это нашли?

— В гардеробной. В глубине ящика стола.

— Вот что он не хотел показывать старому Криссоэту. Интересно — почему?

— Может, он боялся, что Криссоэт над ним посмеется.

— Может быть, — согласился Аллейн.

В тот день над Лондоном стояли беспросветные тучи. С утра до ночи неумолимо лил дождь. Всякий раз, подходя к окну в библиотеке на Браммелл-стрит, Роберта и Генри видели внизу только колышущиеся зонты, блестящий от влаги макинтош полисмена, крыши машин и струи воды, которые эти машины выбрызгивали из-под колес. Когда после ленча молодые люди вышли на Браммелл-стрит, укрываясь под зонтиком, взятым из прихожей, резкий порыв ветра чуть не сбил их с ног. Генри плотнее прижал к себе руку девушки. Невзирая на все, что до сих пор случилось, на сердце у Роберты потеплело в предвкушении путешествия по Лондону: вокруг спешили под дождем лондонцы, сверкали в свете ламп витрины, над потоками машин важно проплывали ярко-алые двухэтажные автобусы. Кругом шумело людское море, а рядом шел Генри и вел ее сквозь потоки дождя. Она была счастлива, что в карманах у Генри нашелся только шиллинг и девять пенсов и что он не стал одалживать у нее предложенные десять шиллингов и брать такси. Вместо этого он предложил, чтобы они поехали на автобусе, а потом на метро до Плезанс-Корт. «Замечательно, замечательно, все просто замечательно!» — пело сердце Роберты. Как хорошо забраться на колышущийся автобус, медленно ехать по Парк-лейн, как здорово нырнуть в метро и удивиться неожиданно свежему воздуху, который нагнетает туда вентилятор, погрузиться ниже улиц, в глубокий подземный мир, войти в поезд, мчащийся по темному подземелью. «Как хорошо!» — думала Робин, сидя в поезде напротив Генри и видя в полутьме, что он улыбается ей.

— Нравится тебе Лондон? — спросил он, угадав ее мысли, и она кивнула ему, чувствуя себя независимой и смелой. Самое прекрасное, думала про себя Роберта, это именно ощущение независимости. Никто в переполненном метро не знал, что она Роберта Грей из Новой Зеландии. Она для них абсолютно ничего не значила так же, как и они для нее, и она симпатизировала им именно поэтому. Ее не пугало даже то, что они с Генри должны быть в доме на Браммелл-стрит до того, как привезут дядю Г. в гробу. Смешно было и думать о том, что Миногам может угрожать какая-нибудь опасность. Ведь Роберте было двадцать лет, и она была в Лондоне!

Поведение Миногов никак не испортило ей настроения. Шарло отдыхала, лорд Чарльз отправился к управляющему банком, где у него был счет, а остальные, пусть даже с черными кругами под глазами, вели себя в своем обычном духе. Все пили чай в столовой, включая Майка, который сидел с триумфальным видом. Фрида рассеянно наливала чай во все чашки, которые перед ней стояли, Плюшка лопала апельсины у буфетного столика, а близнецы пожирали тосты в огромных количествах.

— Наверное, вы слышали, — сказал Колин, — что мистер Ворчалл убрался.

— Его зовут не Ворчалл, а Варчелл, — поправил Стивен.

— Он ушел, — встряла Плюшка, — потому что папуля теперь стал ужасно важным и богатым, так что с деньгами все в порядке.

— Ты что же, — проворчал Генри, — полагаешь, что золотые горы дяди Г. теперь в мгновение ока стали нашими? Есть еще долги и налоги на наследство, лапочка.

— А что такое налоги на наследство?

Оказалось, никто из Миногов не знал ответа на этот Плюшкин вопрос. Даже Генри, увы, оказался совсем несведущим.

— Ну и ладно, — бросила Плюшка. — У нас всегда есть в запасе денежки за жемчуг, который загнала тетя Кит. Может быть, они оплатят налоги на наследство.

— Или оплатят хорошего адвоката для одного из нас, — промолвила Фрида.

— Чего еще от тебя можно ждать, Фрид, — сказал Генри.

— Ну, надо смотреть правде в глаза: если один из нас…

— Pas pour le jeune homme… — начал Колин.

— А я знаю, что это значит «не при мальчишке»! — сказал Майк. — Но вы не беспокойтесь. Старший инспектор Аллейн еще до ужина разгадает эту загадку. Я так думаю. Робин, а ты знаешь, что старший инспектор Аллейн вчера советовался со мной по одному важному делу?

— Вот как, Микки? И что, это было здорово?

— Неплохо, неплохо, должен сказать. Так уж получилось, что ему надо было узнать одну ужасно важную вещь, а я ее как раз знал. Знаешь, он парень что надо. То есть, я хочу сказать, только на него посмотришь — и сразу поймешь, какой он необыкновенный. Это же сразу заметно. И знаешь, Робин, у него вчера не оказалось с собой увеличительного стекла, и я ему одолжил свое! Спорим, он найдет с моим стеклом самую важную улику, а? Ух ты! — сказал Майк, в упоении колошматя ногами по ножке стула. — Спорим, старина Б. К. перестанет хвастаться, когда я ему расскажу про это!

— Это кто такой — старина Б. К.?

— Да так, — ответил Майк, — один противный парень. На самом деле его зовут Беним-Кей, он в моем классе. Страшный задавака. Ничего, сразу как миленький перестанет задаваться, когда я ему расскажу…

— Твоя беседа, — сказала Фрида, — очень напоминает оперу, где все партии исполняет один и тот же человек.

— И что ты сказал мистеру Аллейну, Майк? — спросил Генри.

— А-а, насчет тесака, когда он лежал в прихожей, а когда потом его уже не было. Он сказал, что я ужасно хороший свидетель.

— Робин, — сказал Генри. — Уже половина шестого. Нам пора на вахту.

Обратная дорога на Браммелл-стрит была совсем не такой веселой. Генри, одолжив денег у Нянюшки, взял такси. Он был очень молчалив, и Роберта поневоле стала думать про ночь, которая ждала их на Браммелл-стрит. У нее было предостаточно времени подумать, куда положат дядю Г. и появится ли к обеду тетя В., которой до сих пор не было ни видно ни слышно. Казалось, Шарло ждет от Генри и Роберты, что они останутся на Браммелл-стрит, и девушка стала волноваться, не будет ли Генри скучно долгим вечером сидеть с ней в библиотеке, больше похожей на морг. Может быть, тетя к ним тоже присоединится, и Роберта представила себе, как тетя В. будет просто сидеть и таращиться на Генри и на нее, а потом, когда придет время ложиться спать, они молча поднимутся по длинным пролетам лестницы и молча пойдут по бесконечному коридору. Может быть, им придется проходить мимо той комнаты, где будет лежать дядя Г., и тетя В. станет с безумным блеском в глазах настаивать, чтобы они зашли и посмотрели на него… Роберте страстно захотелось, чтобы дождь прекратился и немного вечернего солнца согрело бы Браммелл-стрит. В первый раз с тех пор, как она приехала в Англию, девушка почувствовала себя одиноко. Она решила, что после обеда напишет своей неизвестной пожилой тетушке, которая, внутренне улыбнувшись, подумала Роберта, наверняка потрясена вечерними газетами. Вечерние выпуски были назойливо полны дядей Г. На углах улиц Роберта видела плакатики: