Это было так нелепо, так вульгарно, так глупо, что его затрясло от какого-то неестественного хохота, и он сделал нечто такое, от чего в прежние времена просто окаменел бы со стыда: изо всех сил он плюнул на эту табличку.

Способность думать Лоб обрел вновь, лишь доехав до пригородов Ниццы. В его голове забурлил поток возражений. Начать с того, что все они забыли такое обстоятельство. Зина наезжала в Ниццу уже несколько лет. Вполне возможно, что она давно уже сняла этот дом, где время от времени проводила пару деньков?.. Нет, это маловероятно! Тогда почему же перед попыткой самоубийства она поселилась в отеле?.. Да именно потому, что порвала с мужчиной, с которым встречалась на этой вилле… Не так быстро! Какой еще мужчина?.. Чисто умозрительное предположение! Никто этого мужчину и в глаза не видел. Но тогда кто зажег свет на первом этаже? Ведь кто-то же зажег! И кто-то отпер дверь ее квартиры… Но…

Лоб принял решение. Было девять вечера. Супруги Нелли еще не спят. Следовало предупредить Мари-Анн, попросить у нее совета. Он позвонил из отеля. Ему сразу ответила Мари-Анн.

– У Зины есть любовник, – сообщил он.

– Что?!

– У нее есть любовник. Я знаю почти наверняка. Только что я за ней проследил. Она с кем-то встретилась на вилле, неподалеку от Аспремона.

– Вы меня удивляете. Я считала ее девушкой серьезной.

Лоб ей рассказал все: про ссору, слежку, свет на вилле.

– В самом деле, это настораживает, – признала Мари-Анн. – И потом, такая скрытность после всего, что мы для нее сделали! Послушайте, хотите завтра поехать в Аспремон вместе со мной? Я заеду за вами сразу после двенадцати, когда Зина будет тут… В конце концов, мы ведь можем и ошибаться.

– Согласен… Но… прошу вас, Филиппу ни слова… По крайней мере, пока мы сами точно не разузнаем… Не хотелось бы выглядеть…

Надо было сказать «рогоносцем», но Лоб вовремя спохватился:

– Жалким типом. Понимаете?

– Да. Понимаю. Успокойтесь, пожалуйста. Я ничего ему не скажу… Ну, так до завтра. И мой совет: не слишком драматизируйте.

Лоб повесил трубку с чувством неясного раздражения. Мари-Анн поверила ему только наполовину – это было ясно. Как же открыть ей глаза, убедить в том, что Зина насмехается над всеми ними?

Назавтра по дороге в Аспремон Мари-Анн продолжала сомневаться, тогда как Лоб выставлял все новые аргументы. При свете солнца вилла выглядела еще болей обветшалой и чуть ли не зловещей в своей заброшенности.

– Странное любовное гнездышко, – пробормотала Мари-Анн. – Узнав имя ее владельца, мы сразу выясним, кому он сдал этот дом, и тайна раскроется.

– Это не трудно! – согласился Лоб. Возвратившись в Аспремон, они зашли в кафе.

Хозяин был не прочь поболтать, но не мог сообщить им, продается ли эта хорошо ему знакомая вилла.

– В настоящий момент продать такой дом труднее, чем выиграть на скачках в тройном забеге, – цветисто объяснил он. – Однако вы можете повидать Альбера, его владельца.

Альбер Обертен жил в двух кварталах от кафе.

– Ах! Как вам не повезло! – вскричал он. – Я совсем недавно сдал его в аренду. Он встал мне в копеечку… знаете. Налоги, ремонт. Пришли бы вы всего только недельки на две раньше!

– А вы заключили договор на аренду? – спросила Мари-Анн.

– Нет. Сдал как меблированную квартиру.

– На дачный сезон?

– Вот именно. Заметьте себе, что жилец никогда подолгу тут не задерживается…

– А как фамилия вашего съемщика? – спросил Лоб. – Может быть, мы сумели бы с ним договориться.

– Как его фамилия? – повторил мужчина. – Как же его фамилия? Послушайте… Я все записал.

Открыв секретер, он порылся в бумагах. У Лоба было желание, оттолкнув его, поискать самому.

– Ну так как же его зовут? – нетерпеливо переспросил он.

Мари-Анн положила Лобу ладонь на руку, как бы призывая его к спокойствию.

– Нашел!… – обрадовался Обертен. – Я специально записал, не надеясь на свою память… Странное имя… русское… Тут у нас полно русских… Мак… Маковска… Зина Маковска. Она живет в Ницце, на улице Моцарта. Производит прекрасное впечатление.

Лоб и Мари-Анн обменялись обескураженными взглядами.

– Мы вернемся вас повидать через некоторое время, – пообещала Мари-Анн. – По-моему, так будет лучше.

– Она была одна? – допытывался Лоб.

– Да.

– Она не сказала вам, замужем она или нет?

– О-о! Я и не расспрашивал.

Мари-Анн увлекла Лоба за собой, и они снова сели в машину.

– Ваш последний вопрос наводит меня на мысль, – сказала Мари-Анн. – Каких только предположений мы не строили, за исключением одного. А что, если Зина замужем?

– Я только что и сам подумал об этом. Разумеется, это объяснило бы немало моментов. Муж, в котором нельзя признаться, которого желают скрыть любой ценой, который цепляется за Зину и которого приходится по вечерам снабжать провизией… Вот откуда чемодан…

Они возвратились на виллу… Лоб удостоверился, что решетчатые ворота заперты на ключ. Дом производил впечатление необитаемого. Тем не менее перед гаражом виднелись масляные пятна на голом цементе.

– Не станем тут задерживаться, – шепнула Мари-Анн. – Может, он нас в этот момент видит. Знаете, что я сделаю? Скажу Зине всю правду. Мне лично не по нраву все эти скрытничанья, тайные сговоры. Я очень люблю Зину. Она может мне все поведать, как женщина женщине. Если она попала в лапы авантюриста, мы поможем ей; если же у нее есть любовник… я выставлю ее за дверь, поскольку это предмет, о котором… Замнем… По крайней мере, у нас появится ясность.

– Как бы то ни было, но толкать ее на крайности нельзя!

Мари-Анн высадила Лоба на набережной, пообещав позвонить ему и рассказать про свой разговор с Зиной. И ожидание началось – все более невыносимое, по мере того как шли часы. Лоб немного страшился инициативы, предпринимаемой Мари-Анн. Добрая и великодушная, она была не сильна в дипломатии, и если Зина заартачится после первых же ее слов, конфликт неизбежен.

Звонить на фабрику первым было бы невежливо. И потом Лобу вовсе не улыбалось натолкнуться на Филиппа Нелли и подвергнуться допросу с его стороны. В семь часов он отправился на улицу Моцарта. «Симка» отсутствовала. До восьми он расхаживал взад-вперед. Никого. На этот раз Зина, несомненно, отправилась в Аспремон, не заезжая домой. Он вернулся к себе в отель. Нет, ему никто не звонил… Не иначе как Мари-Анн отложила свое объяснение с Зиной на потом или отказалась от своего намерения. Приняв снотворное, Лоб улегся и так, из кошмара в кошмар, промаялся до утра.

Просыпаясь, он ощутил такую усталость, что решил больше о Зине не думать. В конце концов, драмы случаются только с нашего согласия! Он ни за что не позвонит Мари-Анн первым!… Тем не менее он тянул время, долго не вставал с постели, затем сидел в номере, потом – в гостиной отеля. По-прежнему от Мари-Анн ни слуху ни духу. Возможно, произошло нечто такое, в чем уже невозможно было ему признаться. Покинув отель, Лоб пообедал в старой части Ниццы, отупев от недосыпа и жары. В поисках прохлады и тени он укрылся в дежурке, благо она оказалась поблизости. Дежурил старичок – врач, который погрузился в чтение книги об атомной войне.

– А я про вас не забыл, – сказал тот. – Я на вас работаю и уже подобрал несколько любопытных казусов. Например, случай с девушкой, которая писала анонимки сама на себя, доказывая, что живет двойной жизнью, повторяя историю доктора Джекила и мистера Хайда.

– Меня никто не спрашивал по телефону? – прервал его Лоб. – Поскольку я частенько захаживаю к вам, мне могут сюда позвонить.

– Нет. Никто.

Лоб тут не задержался. Сделав крюк, он зашел в отель. Страх медленно накатывал на него и уносил все меры защиты – одну за другой. Он ожидал звонка, которого как не было, так и нет. И зачем только он переложил инициативу на Мари-Анн! Это ему самому следовало допросить Зину. Мари-Анн, безусловно, питала к ней чувство дружбы, но он… он любил ее. «Я ее люблю, и все остальное не в счет. Если у нее есть любовник, она его бросит. Если она замужем, то разведется. Плевать мне на ее прошлое! В сущности, все проще простого. Это я сам вечно все усложняю. Итак, я куплю ей подарок и попрошу все забыть… Вот в чем выход из создавшейся ситуации!»