— Правда? Интересно, зачем? Она вам это не объяснила? — поинтересовался Терри.

— Нет… А теперь ответьте на мой вопрос. Почему прокурору важно знать, где вы были и когда ушли от Альмы?

— Да мне и самому это не совсем ясно. Этот вопрос вам лучше задать прокурору.

— Иначе говоря, вы мне не доверяете.

— Иначе говоря, мне просто нечего вам сказать.

— Может, у вас есть какие-нибудь предположения на этот счет?

— Предположения — штука опасная, никогда не знаешь, куда они могут завести. Чем могу еще служить?

Леверинг поднялся с кресла.

— Я знаю, что вы меня не любите. Вы очень ясно дали мне это понять, когда мы с Альмой были здесь позавчера. Вы считаете меня жиголо и нахлебником. Да что с вами об этом говорить, когда-нибудь вы поймете, что ошиблись во мне!

Леверинг с гордым видом пересек комнату и вышел не попрощавшись. Спустя несколько секунд Терри услышал скрип спускающегося лифта.

Он подошел к окну и выглянул наружу. Ничего, что могло бы привлечь его внимание своей необычностью, он не заметил, разве только маленький неказистого вида грузовичок стоял теперь почти совсем рядом с роскошным спортивным автомобилем Леверинга.

Увидев, что Леверинга никто не остановил, когда тот, выйдя из подъезда, направился к своей машине, Терри с облегчением вздохнул.

Но как только Леверинг включил мотор, из кабины грузовичка выпрыгнул широкоплечий мужчина и быстрым шагом, явно с какой-то целью двинулся к машине Леверинга. Подойдя к автомобилю, он резко распахнул дверцу.

Леверинг испуганно вздрогнул. Широкоплечий мужчина отвернул лацкан плаща и сел в машину рядом с Леверингом.

Машина тронулась, доехав до первого перекрестка, повернула налево и исчезла из вида.

Терри Клейн нажал на кнопку звонка. Дверь отворилась, и в гостиную шаркающей походкой вошел слуга-китаец. Терри, не отрывая задумчивого взгляда от грузовичка, бросил через плечо:

— Можешь убрать стакан Леверинга, Ят Той!

Спустя час после ухода Леверинга в дверь позвонили. Едва Ят Той открыл ее, как с порога раздался голос Синтии Рентон:

— Привет, Филин! Ну что там с носовым платочком? Какие действия предпримем, главнокомандующий?

Не дожидаясь ответа, она с беззаботным видом прошла в гостиную и протянула Терри дневной выпуск газеты, в которой было помещено сообщение об убийстве Джекоба Мандры.

— Хорошо бы выпить чего-нибудь. Терри подал знак Ят Тою.

Синтия резко повернулась к слуге и лучезарно улыбнулась:

— «Том Коллинз», понимай?

Ят Той осклабился, стараясь подладиться под улыбку Синтии.

— Хорошо понимай.

— А мне еще содовой, — попросил Терри.

— Ты что, Филин, пьешь содовую в чистом виде?

— Да нет, я добавляю немного виски, чтобы придать содовой вкус. Чем обязан столь приятной неожиданности — видеть тебя в своей скромной обители?

— Не надо, Терри, — попросила она. — Никакая это не неожиданность, ты ведь знал, что я приду.

— Пожалуй, что и так, — согласился он. — Я действительно предполагал, что ты можешь заглянуть ко мне.

— По поводу носового платочка?

— Да, по поводу носового платочка и еще кое-чего.

— О чем это ты?

Перехватив ее взгляд, он спокойно произнес:

— О портрете. О портрете Мандры.

Ее губы, такие нежные и соблазнительные, улыбнулись, однако в светло-карих глазах мелькнула тревога. Она вдруг перестала улыбаться, присела на краешек стола и начала нервно болтать ногой.

— Ладно, Терри, не будем тянуть резину. Я боюсь. Лучше сразу признаться, ведь все равно от тебя ничего не утаишь.

Лицом она была похожа на свою сестру. Только носик у нее был вздернут чуть больше, чем у Альмы, и волосы отливали медью. Она напоминала маленькую птичку, которая не может долго сидеть на одном месте и перелетает с ветки на ветку.

— Присядь-ка лучше в кресло, — попросил ее Терри. — В моем сознании твой образ связан с постоянным стремительным движением. Сколько тебя помню, всегда куда-нибудь спешишь.

— Ты прямо как дорожный инспектор, — заметила Синтия.

Она подошла к креслу, села, положила ногу на ногу и, бросив быстрый взгляд на свои ноги, поинтересовалась:

— Ничего, что я так?.. Ладно, не буду тебя смущать… — Она потянула юбку чуть вниз. — Так лучше? Видишь ли, следовало бы научиться принимать позу, приличествующую моменту: скромная целомудренная девушка, потрясенная трагедией, жаждет получить информацию от мужчины, который когда-то был адвокатом. Впрочем, нет, ты мне больше нравишься таким, какой ты сейчас — просто Филин. С тех пор как ты начал увлекаться этими китайскими штучками, ты стал похож на развесистый дуб — на каждой ветке по филину. Да не смотри ты на меня так, Терри. По правде говоря, вся эта история меня просто доконала. И тут еще ты со своим пронзительным взглядом. Такое ощущение, будто ты читаешь, что у меня там внутри, как бы я этому ни противилась. Не по душе мне этот твой взгляд, сковывает он меня.

— Зачем же тогда противишься?

— Откуда я знаю? Наверное, во мне есть нечто такое, что мне хотелось бы утаить от посторонних глаз. Вот я и шучу, дурачусь, чтобы скрыть это самое нечто. И это стало уже привычкой. А теперь, Филин, будь хорошим, послушным мальчиком и расскажи мне о носовом платке.

— Его показал мне прокурор. Платочек как платочек. Только в уголке вышита буква «Р» да духами сильно пахнет, — теми, которыми обычно пользуешься ты. Если бы я знал, где тебя искать, я бы предупредил тебя, что сюда приходить нельзя, но, к сожалению, я так и не дозвонился до Альмы, хотя несколько раз звонил в мастерскую Веры Мэтьюс, все остальные представления не имели, где ты находишься. Днем мне удалось оторваться от «хвоста» и не хотелось бы искушать судьбу дважды.

— Судьбу в лице закона? — спросила она.

— В лице холодного и подозрительного прокурора округа, — пояснил он. — Что тебе известно об убийстве, Синтия?

— О, это такая длинная история, Филин… Так почему ты хотел предупредить меня, что мне нельзя приходить сюда?

— Потому что совсем недавно у меня был Джордж Леверинг. Так вот, когда он вышел из дома, его задержал полицейский в штатском и куда-то увез. Я говорю об этом лишь затем, чтобы ты знала, чего следует ожидать. Кстати, Синтия, не ты ли посоветовала Леверингу попытаться убедить меня, будто бы я пробыл у Альмы до половины четвертого?

— А если и так, то что?

— Зачем ты сделала это?

— Мне не хочется, чтобы Альму хоть как-то коснулась вся эта история.

— При чем тут Альма?

— Ничего я не знаю, просто мне очень хочется, чтобы ее имя не фигурировало в этом деле.

— А что, есть какие-нибудь основания для волнений?

— Да нет, — решительно ответила Синтия, — Альма тут вообще ни при чем. Сначала я подумала, что алиби ей не помешает, а теперь наверняка знаю — она в нем не нуждается.

Дверь открылась, и в гостиную шаркающей походкой вошел Ят Той. В руках у него был поднос с запотевшими бокалами, в которых плавали кубики льда.

Синтия взяла с подноса бокал, сделала маленький глоток и улыбнулась слуге:

— «Том Коллинз». Ят Той много понимай.

Когда улыбающийся слуга вышел из комнаты, веселые искорки в ее глазах погасли.

— Как ты думаешь, Терри, я выдержу? — поинтересовалась она.

— Все зависит от того, что тебе предстоит выдержать. Может, я могу тебе как-то помочь?

— Можешь, затем я и пришла к тебе. Значит, поможешь?

— Мой слух весь к твоим услугам, — подтвердил он. Она нахмурилась.

— Ну вот, еще одна из твоих восточных штучек. Звучит, конечно, здорово вежливо, очень даже по-китайски — «мой слух весь к твоим услугам», — вот только что это значит? На просто «да» что-то не похоже.

Терри расхохотался:

— Дело в том, что в китайском языке нет слова «да» как такового. Поэтому китайцы прибегают к иным способам выражения этой смысловой единицы.

— Это правда, Терри? Неужели в китайском языке нет слова, которое полностью соответствовало бы нашему «да»?