— Что это? — не выдержала и поинтересовалась я.

— Это… — Кореец засмеялся. — У этого блюда трудное название, не буду и голову вам забивать. А если попроще, то просто ребрышки в тесте и с пряностями. Попробуйте, это вкусно.

— Хорошо, — я кивнула. — В прошлый раз мне у вас очень понравилось.

— Вот видите, — подхватил Ли, — стоит один раз у нас побывать, как человек старается прийти сюда снова.

— Ладно тебе, — осадил его Герт. — Сказано же, что мы по делу.

— Так я «по делу» не слышал еще ни одного слова. Может, давайте пока дернем немного?

— Нет, — музыкант решительно замотал головой, — потом — сколько влезет, а сейчас не стоит. Да и тебе не стоит в первую очередь. Сначала вот это посмотри.

Герт отдал ему вскрытое письмо Карчинского и уставился на Ли:

— Что здесь написано?

— Откуда у тебя эта хреновина? — удивился кореец, разглядывая иероглифы. — Где ты это взял?

— Неважно, — Герт нетерпеливо побарабанил костяшками пальцев по столу. — Что написано?

— Да фигня какая-то, — Ли стал вчитываться в письмо, — сначала всякие приветствия и извинения, что не может приехать, потом снова извинения за то, что не может прислать какую-то вазу. Вот послушайте: «Вы вправе мне не верить, но в последнее время какой-то злой рок преследует меня. По договоренности я получил из Кореи вазу, которую должен был привезти на выставку. Но сначала галерея отказала мне в помещении, и работы пришлось перевезти в мастерскую, затем произошел пожар в мастерской, а ваза была похищена. Вы должны поверить, что я вас не обманываю. Вазу действительно украли, и я приложу все силы, чтобы вернуть ее, тем более уверен, что знаю человека, который это сделал. Успокойте Чона как можете, отдайте ему вазу, которую я посылаю с этой женщиной. Она не в курсе, просто курьер. Я все сделаю как надо и в ближайшее время приеду в Москву с вазой…» Далее снова всякие уверения в невиновности, прощания и прочее. Что все это значит? — спросил он, глядя на нас.

— Мы пока и сами толком не знаем, — ответил Герт, — но за то, что прочитал, спасибо.

— Значит, объяснять ты мне ничего не собираешься? — склонив голову набок, Ли смотрел на Герта.

— А я когда-нибудь делал из тебя дурачка? — Герт также склонил голову. — Может, обманывал, скрывал что-то или водил за нос?

Кореец отрицательно помотал головой.

— А сейчас что изменилось? — спросил мой дружок.

— Сейчас не знаю что, — ответил Ли, — но мне кажется, что ты темнишь.

Герт дернулся, но я сжала его руку:

— Если так и получается, то все из-за меня. Это я попала в одну историю.

— Это тоже секрет? — Ли в упор посмотрел на меня.

— Нет, — я покачала головой. — Знаете, мне кажется, что вам можно верить. Один человек попросил меня отвезти вазу в Москву. Я выполнила его просьбу, но вот это письмо случайно забыла передать. События же сейчас обернулись таким образом, что мы вынуждены были вскрыть письмо для моей безопасности.

— Но это же полная чушь, — сказал Ли. — Как письмо может угрожать?

— Мы не знаем, в какие игры они играют, — сказал Герт. — Я говорил Леде, что ей вообще не нужно было с этим проходимцем связываться. А теперь не знаем, откуда чего ждать.

— Так заявите в милицию, и дело с концом, — рубанул Ли, — хотя сейчас от милиции толку…

— Вот и я о том же, — кивнул Герт.

— Постойте, — вмешалась я, — у меня еще кое-что есть.

— И что же это? — Герт повернулся ко мне.

Ли тоже смотрел с любопытством, но от вопросов пока воздержался. Я достала из сумочки диктофон.

— В Москве я случайно услышала один разговор. Но о чем идет речь, не могу понять.

— Говорят по-корейски? — проницательно заметил Ли.

— Да. Мне, по крайней мере, кажется, что так. Вот послушайте. — Я надавила кнопку диктофона.

— Иде якось Панас до хаты, а Мiтрiй назустрiч…[36]

— Что это? — обалдело пробормотал Ли. — Как хотите, но это не корейский.

— Простите, — я судорожно схватила диктофон, — сначала я была на встреча с одной украинской группой, на пленку все их шутки записывала, чтобы ребятам в редакции отдать, а разговор тоже будет, только немного позже… Я сейчас перемотаю.

— Ладно тебе, оставь, — сказал Герт. — Позже так позже. Не стоит перематывать, а то что-нибудь пропустим.

— Точно, — Юрка кивнул, — оставьте все как есть, а там разберемся.

Я снова включила диктофон, и мы прослушали веселый треп Геньки и Веньки. Но если в зале на конференции стоял хохот, то теперь никто из нас даже не улыбнулся хохмам украинских парней.

— Ка ай он да, — произнес знакомый голос.

— Вот оно! — воскликнула я. — Это тот самый разговор.

Но Ли махнул мне рукой, чтобы я не мешала, и принялся напряженно вслушиваться.

— Ничего нового, — заявил он, отключая диктофон, — опять об этой чертовой вазе.

— А поподробнее, — вклинился Герт.

— Можно и поподробнее, — кореец пожал плечами. — Говорили двое, как вы уже и заметили.

— Правильно, — кивнула я. — Один из них глава Центра корейской культуры Александр Пак, а другого не знаю.

— Пак! — Юрка присвистнул. — Не слабо. Вот, оказывается, чем не брезгует заниматься наш «досточтимый». Однако. Мне-то разговор не очень ясен, видно, про какие-то свои дела они базарили, но одно могу сказать, что базар этот гнилой. И лучше вам от них держаться подальше. Один все толковал, что какой-то мудак не приехал, а вазу привезла женщина. Но, мол, вазочка-то совсем не та, а где та, черт его знает. Тут один предположил, что он, тот, который не приехал, мог другого покупателя найти. Так второй тип ему приказал по-быстрому с ним разобраться. Короче, человека своего послать. Вот, собственно, и все.

— Спасибо, Юрок, — Герт хлопнул его по плечу. — Ты всегда был настоящим другом.

— Не знаю, какой я друг, — серьезно сказал Ли, — но вы лучше держитесь от всего этого подальше. Про Пака разные слухи между нашими ходят, постарайтесь не вляпаться в конкретное дерьмо, а то и помогать мне больше будет некому.

— Спасибо за предупреждение. — Герт поднялся. — Мы и сами думали о том же самом. Ладно, нам пора.

— Да, — Ли кивнул, но лицо у него оставалось таким же расстроенным, — постарайтесь больше никуда не лезть. Это я вам хороший совет даю.

Герт пожал своему однокласснику руку, и мы покинули ресторан. По дороге домой ни один из нас так и не сказал другому ни слова. Герт насупленно молчал, а меня занимала одна-единственная мысль: «Хоть Карчинский, возможно, и подонок и занимается разными темными делами, но предупредить его все-таки нужно». Но Герту об этом я говорить не собиралась.

Безуспешные попытки дозвониться Карчинскому выводили меня из себя. Или его нет в мастерской, или он, как и в прошлый раз, не берет трубку. Я уже хотела оставить бесплодные усилия, но вдруг случилось чудо, и трубку взяли.

— Слушаю, — ответил усталый голос.

— Добрый день, Владимир Иванович, — обрадованно затараторила я. — Как хорошо, что мне удалось вас застать. Понимаете, у меня к вам очень срочное дело…

— Я занят, — категорическим тоном отрезал художник. — Позвоните через несколько дней.

— Это невозможно, Владимир Иванович, дело очень срочное.

— Я же сказал вам, что сейчас занят.

— Вы не поняли, — так же торопливо продолжала я. — Вы, может быть, не узнали меня?

— Напротив, богиня, — в голосе появилась насмешка, — я отлично узнал вас. Но ваши дела меня совершенно не касаются, вернее, у меня сейчас на вас нет времени.

— Это касается не только меня, но и вас. — Я тоже успокоилась. — Я хотела бы поговорить с вами насчет поездки в Москву.

— Оставьте Москву в покое, — взорвался он, — и не звоните сюда больше! — закричал художник и бросил трубку.

Раздались короткие гудки. Вот так номер! Он даже не удосужился меня выслушать. Конечно, я виновата, что не передала письмо. Наверное, из-за этого у него неприятности. Я ведь вообще могла бы на него плюнуть и забыть, но теперь мне было точно известно, что ему грозит опасность. Нет, я просто обязана его предупредить. Рассказать о письме тоже придется… Не сомневаюсь даже, что он начнет ругаться, но это уже дело десятое.