— Сумасшествие какое-то! — толстая тетка с двумя большими узлами обращается к другой, видимо, незнакомой женщине. — Я слышала, такое бывает. Живет себе нормальный человек, а потом у него ни с того ни с сего лопается в мозгу какая-то тоненькая перегородочка, и человек просто сходит с ума!

— Да-да-да, лопается ни с того ни с сего… — кивает головой ее собеседница, у нее красная шаль поверх платья. — Интересно было бы узнать, а может ли что-нибудь повлиять на эту, как вы говорите, пленочку?..

На шали изображены крупные, нездешние ярко-синие цветы.

— Прыгнет!

— Не прыгнет!

— Прыгнет!

— Да не прыгнет! С чего ему прыгать!

— На что спорим — прыгнет?

— На что спорим — не прыгнет?

— На медяк!

— А давай! Люк, разбивай!

Какие-то мальчишки, лет по восемь — по девять. Милые ребята.

— Да он просто опиума накурился и влез на крышу, — говорит высокий парень со злой косой усмешкой своей спутнице. — Сейчас наверняка думает, что полетит. А он и полетит…

Он может полететь. Но он не полетит. Тут что-то другое…

На углу, опасаясь подходить поближе, охают и ахают старушки. И все ведут себя, как если бы на крыше сейчас находился самый обычный человек. Значит, Кэролл еще ничего не предпринял. Интересно, кто-нибудь уже вызвал Стражу? Обычную городскую Стражу. Особый-то отряд уже здесь, хоть и не показывается.

— К работе Стражи никогда не привлекался, ни по одному делу не проходил, — продолжает Гинлав. — Один раз все-таки обратил на себя внимание, но там, строго говоря, не было нарушения закона.

— Что тогда случилось? — спрашивает Кальт.

— Если коротко, то пригрозил проклятьем компании гуляк, шумевшей у него под окнами, а те написали на него жалобу: «Сквернословие, безосновательные обвинения в дебоше и хулиганстве, а так же угрозы, на объявление и приведение в исполнение которых…» Ну и так далее. Ничего стоящего.

Пожалуй, так. Бывает, конечно, что мелочи помогают понять суть происходящего, но это не тот случай. Или не та мелочь.

— …Что же получается, он не соображает, что делает?

— Все он соображает! А то как бы на крышу залез?

— Захотел и залез!

— Сумасшедший потому что.

— Да что вы! Он нормальный человек, сразу же видно!

— ЭЙ, ТЫ! — крикнул снизу какой-то мастеровой, сложив руки рупором. — ТЫ ЧЕГО ТУДА ЗАЛЕЗ?

Лайнед Кэролл будто ждал этого окрика. Он покачнулся, и на лице его показалась странная улыбка…

Вспышка холодного ветра, начиненного мелкими ледяными иголочками. Конечно, это не горный воздух, а всего лишь хорошенько промерзшая городская духота, да и высота не весть какая, но что-то было в этом ветре… Свобода. Маг так долго ждал, чтобы почувствовать ее на своей коже. В своих руках… Да, скоро весь мир будет в его руках.

— Я хочу кое-что рассказать вам, — ответил маг и встал на ноги.

Какая-то чувствительная дама внизу испуганно заахала, запричитала, умоляя кого-нибудь образумить его. Тот медленно развел руки в стороны…

Мы были готовы к любым его действиям. Но тут из соседней улицы, грохая сапогами о мостовую, выскочила городская Стража.

— Немедленно прекратить безобразие! — скомандовал капитан с роскошными рыжими усами. — Все назад!

Маг медленно, почти лениво повернул голову.

— Сами вы… назад, — тихо сказал он. И Стража, дернувшись, покатилась обратно — их вернуло шагов на пятнадцать каждого. Тут же раздались крики, послышался визг, в толпе началась было паника, но маг взмахнул руками — и все мгновенно затихли.

Мы по-прежнему скрывались в Потоке. Пока Кэролл не пытался причинить людям вред, нам было лучше не подавать признаков присутствия. Но делать это было непросто: Поток вибрировал и гудел, как огромный медный колокол, по которому ударили молотом. И напряжение с каждой минутой все возрастало. У меня были мокрые ладони и, кажется, даже спина.

— Что будем делать, Рик? — спросил Кальт. Почему у меня? Ах, да, я же лейтенант особого отряда, и когда рядом нет капитана, командовать должен я… Вот черт.

— Долгое Безразличие, второй порядок, радиус полторы мили.

Кальт удивился.

— Не много? — спросил он.

Наложение заклятья Долгого Безразличия означает, что внезапная апатия и усталость нападут на всех, кто окажется в радиусе действия. Захочется вернуться домой, если ты недалеко отошел от своего дома, или вовсе не выходить из дома, если ты собирался это делать. Захочется найти какое-нибудь уютное, безопасное местечко, забраться туда и спокойно отдохнуть несколько ближайших часов, не вмешиваясь в происходящее и не испытывая к нему никакого интереса. Второй порядок заклятья означает, что оно подействует не только на обычных людей, но и на нежить и практикующих магические искусства до пятой категории включительно.

— Не много, — ответил за меня Гин. Он наблюдал за Кэроллом, не сводя с него взгляд.

— Как скажете, — Кальт пожал плечами. — Что-нибудь еще?

— Как ты считаешь — нужно?

— Я б еще несколько щитов создал. Так, на всякий случай.

— Давай.

Кальт кивнул и принялся за подготовку заклинаний. Мы с Гином обменялись взглядами. Конечно, мы еще не поняли, что затеял этот маг. Но…

— Пошли?

— Да.

Но в воздухе витала тревога и ощущение близкой опасности.

Оставив Кальта заниматься своим делом, мы, поднимаясь из Потока, двинулись к гостинице. Поток уплотнился, стал вязким и гулким: мне казалось, я дышу оглушительно громко, громче шагов Гина. Я подумал о том, не послать ли зовы остальным, но счел, что, если у нас и в самом деле проблемы, они вскоре окажутся здесь сами.

Осторожно мы выбрались на поверхность мира. Люди не обратили на нас внимания: как парализованные, они смотрели вверх, лишь изредка звучали случайные ахи, осторожное перешептывание, даже молитва. А на крыше, там, куда были устремлены все взгляды, находился сам господин Кэролл. Он прохаживался вдоль края, энергично размахивал руками и ораторствовал, несчастный безумец.

…Свобода. Свобода. Свобода. Свобода — это всегда быть собой — и никому не причинять этим вреда…

— …Мы всегда жили среди вас, а вы всегда знали об этом. Но на самом деле вы ничего не знаете! Мы обманываем вас каждый день, мы пользуемся всеми благами жизни, когда вы голодаете! Если мы рядом, ваша воля ничего не значит! Вы даже не букашки, вы пепел под нашими ногами! Мы смеемся, устраивая войны между вами! Неужели не настала пора свергнуть многовековой гнет? Откройте глаза! Прозрейте и освободитесь! Мы среди вас! Мы…

Мы с Гином шли сквозь людей. Один из стражников, узнав то ли меня, то ли Гина, вытолкнул на поверхность лица вялую, мучительную улыбку. Я кивнул в ответ.

— Мы из особого отряда Стражи, — шепнул Гин рыжеусому капитану. — Пожалуйста, не вмешивайтесь, не мешайте нам работать.

Очевидно, его слова кто-то слышал и передал другому.

— Гляди-ка, тоже… Маги… Сейчас его спустят вниз, — зашуршало по разные стороны от нас. — Его, наверное… Теперь лечить будут… в закрытую лечебницу… как вы смеете… а мне медичка прописала…

И вдруг все голоса разом замолкли. Люди с отсутствующими взглядами заозирались, вглядываясь в лица друг друга, лениво пытаясь вспомнить, что происходило только что, — и, раскачиваясь, начинали разбредаться по сторонам. Только мы с Гином остались в центре редеющей толпы. Да какая это толпа — так, толпица… Толпичка. Вот только это не имеет ровным счетом никакого значения. Кэролл в упор посмотрел на нас. И мы наконец догадались. Там, внутри здания, людям никуда не разбрестись. Они под заклятьем. И это заклятье постепенно оплетает и остальных — нет, не тех, что собрались перед гостиницей. Они были лишь отвлекающим маневром. Заклятье оплетает всех, кто находится поблизости.

— Вы, вас-то я и ждал, — произносит наконец маг. — Слушайте меня внимательно.

…Но есть нечто большее этой свободы — не думать о том, что ты кому-то можешь причинять вред, не бояться этого. Больше никогда не боятся. Когда ты вырываешься за эти рамки, мир становится твоим. Все: ты — Бог…